Он гладил эти остывающие колени и не понимал, почему они блестят, почему они мокрые, пока перед глазами не поплыли радужные пятна, и только тогда он догадался, что плачет. Это его слёзы намочили её колени. Оказывается, он плакал, раскачиваясь над ней и приговаривая: «Зачем ты стрелял? Зачем ты стрелял?.. " Слим потом долго старался не попадаться ему на глаза, держался сзади и помалкивал.
Слим зря боялся. Гнев Индио никогда не вредил делу, и он прекрасно понимал, что Слим поступил правильно.
А вот Кучилло, как оказалось потом, здорово их подвёл. Тот юный красавчик, который со связанными руками кинулся защищать свою невесту, остался жив! Кучилло поленился вытащить застрявший тесак, а ведь сколько было случаев, когда нож, оставшийся в ране, не давал вытечь крови, и это возвращало к жизни тех, кого уже считали мёртвым. Да только такая уж у него привычка, вечно он оставляет ножи, где попало. Так этот красавчик с тесаком в спине, связанный, дополз до дороги, и его сразу нашли, и устроили погоню. И вместо того, чтобы праздновать удачу, банде пришлось прятать добычу в тайник, рассыпаться и уходить поодиночке…
Но всё кончилось хорошо. Даже этот оживший покойник оказал им невольную услугу. Все опять заговорили про неуловимого Индио, про его звериную жестокость. И все теперь знали – с ним лучше не спорить. Да, тогда все у них получалось складно, и денег они в тот раз унесли целую кучу – ну и где они сейчас? Ничего не осталось, кроме этих вот часиков. Кроме этой музыки…
Мелодия печально замедлила своё течение, как бы теряя силы, всплеснулась напоследок двумя ударами невидимых колокольчиков и угасла окончательно.
Нет, теперь всё будет иначе, твёрдо сказал себе Индио и захлопнул крышку часов. Никакой Мексики. Берём банк, и я уезжаю в Нью-Йорк. Пора начинать жить, как люди.
КТО ПЬЁТ ВИСКИ ДНЁМ?
Над железнодорожной станцией близ городка Сан-Хуан стояло облако, сотканное из пыли, мычания, свиста и криков погонщиков. Стадо пятнистых чёрно-белых бычков застоялось в ожидании погрузки. Ковбои по одному выводили их на дощатый помост и подталкивали к открытому проёму вагона, откуда уже слышались удивлённые стоны парнокопытных пассажиров.
Полковник Мортимер прибыл на станцию в таком же вагоне, только порожнем, и ему пришлось долго вычищать свой чёрный сюртук от соломы и пыли. Что поделать, у него не было времени дожидаться пассажирского поезда до Сан-Хуана.
До города он дошёл пешком. Пройдя мимо офиса шерифа, мимо аптеки и кожевенной лавки, он остановился на площади перед почтовой станцией. Часовая прогулка наполнила тело приятной усталостью, и он с удовольствием расположился за столиком в углу пустого и прохладного салуна.
От стойки бара отделился небритый субъект в чёрной, когда-то щегольской шляпе. Он прошёлся между столиками, щелчком сбивая с клетчатых красно-белых скатертей невидимые крошки. Наведя таким образом порядок, он остановился перед столиком полковника.
– Позвольте представиться, святой отец, – обратился он к полковнику Мортимеру. – Клавдий Тиберий Питерсон, радикальный атеист и буржуазный материалист.
Полковник снисходительно кивнул в ответ, но не стал называть себя. Похоже, что в этом и не было необходимости, потому что материальный радикал уже развалился на стуле за соседним столиком и перешёл ко второй части своего выступления.
– Вы явно рассчитываете, что расторопные официанты сейчас сбегутся к вашему столику, чтобы принять заказ и в ту же секунду его исполнить. Эти расчёты беспочвенны, святой отец. Вы исходите из ложных посылок. Вам представляется, что официанты видят смысл своей жизни в том, чтобы угождать всякому, сюда входящему. Но поверьте, они иначе представляют себе своё предназначение. Предназначение официанта – опустошить ваш кошелёк и набить свой. Но вы, святой отец, не позволите ему осуществить свою жизненную функцию. Самое дорогое, что вы можете заказать себе в этом заведении – это стакан воды. Потому что воду здесь подают бесплатно. Неудивительно, что из троих бездельников, которые сейчас прячутся в буфете, ни один не спешит обслужить вас!
Буржуазный атеист умолк, обнаружив, что рядом стоит официант, терпеливо постукивая карандашиком по раскрытому блокноту.
Полковник Мортимер знал, что в каждом салуне обязательно должны быть две вещи – бутылка с настоящим виски под прилавком и пьянчужка, который знает все про всех. Он поднял глаза на официанта и произнёс только одно слово:
– Виски.
– Виски? – уточнил официант.
– Бутылку из-под прилавка. И два стакана.
Он жестом пригласил атеиста за свой столик:
– Подсаживайтесь, мистер Питерсон.
– Клавдий, просто Клавдий, святой отец, – он не заставил себя долго упрашивать. – Признаюсь, у меня всегда вызывали восхищение люди, которые позволяют себе пить виски в любое время дня и ночи.
– А у меня, к сожалению, люди не вызывают восхищения.
– О, святой отец, не торопитесь делать выводы только на основании личного опыта. Наш личный опыт крайне ограничен… Спасибо, любезный, – повернулся Клавдий к официанту, – и принеси, пожалуйста, спичек.
Полковник плеснул виски по стаканам, и воздух наполнился тошнотворным ароматом сивухи. Кажется, официант всё-таки перепутал бутылки. Но на разговорчивости Клавдия это не отразилось.
– Так вот, святой отец, встречаются отдельные экземпляры рода человеческого, вполне достойные восхищения, даже если они не пьют виски. Вот, например, что вы скажете о месте, на котором сидите?
Полковник Мортимер мог бы сказать, что с этого места отлично просматривается площадь перед почтовой станцией. Он видел, как из офиса выносили и складывали на дощатый тротуар обшитые ящики и мешки с бирками. По этим признакам можно было догадаться, что скоро на площади покажется почтовый дилижанс. Видел он и то, как внутри офиса мелькали фигуры клерков в голубых рубашках с чёрными нарукавниками, а за открытым окном соседней комнаты охранник в потёртом кожаном жилете набивал патронами свой патронташ.
Очень много интересного и полезного можно было увидеть с этого места, поэтому полковник и собирался просидеть здесь до самого вечера. Но на вопрос Клавдия он ответил только неопределённой усмешкой.
– Вы даже не догадываетесь, святой отец, что именно на этом самом месте сидел знаменитый сыщик Рудольф Пинкертон!
– Чем же он знаменит? – поинтересовался полковник, догадываясь, что речь идёт об агенте Грабере, чью смерть так красочно описывал репортёр «Эль Пасо Трибьюн».
Детективы Пинкертона были, наверно, самыми популярными персонажами салунной мифологии. Впрочем, они заслужили свою репутацию неподкупных и бесстрашных сыщиков и могли гордиться победами над многими преступниками, неуязвимыми для полиции. Да и сам основатель частного сыска был фигурой, достойной уважения.
Сын бедного ирландского полицейского, Аллан Пинкертон, перебравшись в Новый Свет, долгое время работал простым бондарем. Ему было уже тридцать лет, когда он случайно разоблачил шайку мошенников. Воодушевлённый успехом, он изменил всю свою жизнь, создав Национальное детективное агентство. Со своими девятью сотрудниками Пинкертон творил чудеса, как считали его клиенты. Но не было никаких чудес, было только мастерство. Знание психологии, умение перевоплощаться, отчаянная смелость и безупречное владение револьвером. И, конечно, удача. Именно удачный случай способствовал славе Пинкертона и крепко-накрепко привязал его к могучей государственной машине. Идя по следу шайки фальшивомонетчиков, Аллан раскрыл заговор против президента Линкольна. С этого времени его агентство стало эталоном американской уголовной полиции.
Связи связями, но всё же «пинкертоны» и сами создавали свою славу. Правда, при этом они выполняли заказы своих клиентов, а их клиентами были те же самые политиканы и миллионеры, которые содержали и полицию. Так что никакого сочувствия к отважному Рудольфу Граберу полковник не испытывал.
Однако сейчас представился случай выяснить, по каким таким делам агент Пинкертона оказался в Сан-Хуане.
– Однако, ваше преосвященство, вы совсем не пьёте, – заметил Клавдий Питерсон, с громким стуком поставив свой стакан рядом с бутылкой.
– Мне некуда спешить, – ответил полковник, подливая ему виски. – Так чем же так знаменит этот ваш сыщик?
– Меня не удивляет ваш вопрос, – важно заявил Клавдий Питерсон. – Ибо до самой его кончины никто из окружающих и не подозревал, что под личиной вульгарного торговца мануфактурой таится неустрашимый рыцарь Закона. Ваше здоровье, святой отец. Мне неловко спрашивать у вас сигару…
– И не спрашивайте.
– Но человек, который заказывает виски до обеда, не может обойтись без хорошей сигары! – воскликнул Клавдий Питерсон. – Я усматриваю в этом вопиющее противоречие!
– А кстати, что заказывал здесь рыцарь закона? Тоже виски? Или бесплатную воду?
Пропустив этот вопрос мимо ушей, Клавдий Питерсон долго рылся во внутреннем кармане своего засаленного клетчатого сюртука, пока, наконец, не извлёк неплохо сохранившиеся останки сигары. Он чиркнул спичкой по скатерти и, причмокивая, разжёг уголёк на конце окурка. Едкое облако на какое-то время скрыло его от собеседника, а когда одним движением ладони Клавдий Питерсон развеял дым, это был совсем другой человек. Шляпа чудом держалась на затылке, а отвисшие губы вряд ли смогли бы теперь произнести словосочетание «буржуазный материалист».
«Вот чем отличается хорошее виски от плохого, – отметил про себя полковник Мортимер. – Хороший напиток выделяет лучшие черты человека, а плохой – худшие. Как быстро два глотка самогона смыли последние следы образованности…»
– Вот на этом самом месте он и сидел, этот янки, когда Рей Джунти вдруг принялся в него палить, – сказал Клавдий.
Полковник Мортимер снова подлил ему виски и спросил:
– А что, этот янки и вправду был наряжён старухой мексиканкой?
– Враки. Это он по улицам так ходил. Маскировался. А в салуне сидел в обычном своём костюме. Да и кто бы пустил старуху в приличное заведение?
Клавдий Питерсон остановился на полуслове, заметив нового посетителя салуна. Полковник Мортимер тоже не оставил без внимания вновь прибывшую персону.
К ним приближался человек в клетчатой рубахе до колен и в городском котелке, слегка надвинутом на гриву чёрных длинных волос. Его лицо имело цвет хорошо обожжённой глины, а широкие скулы украшала татуировка – две волнистые линии под каждым глазом.
– Ты пьёшь, – пророкотал утробный бас откуда-то из недр индейца, но губы его при этом сохраняли неподвижность.
– Знакомьтесь, ваше пыр… прыс… преосвященство, это Альвино, мой лучший друг! – Клавдий Питерсон попытался привстать. – Альвино, садись с нами, мы как раз вспоминаем твоего приятеля, Рея Джунти.
– Рей Джунти не был моим приятелем, – Альвино опустился на стул. – Я хотел убить его.
– Наверно, у вас были веские причины? – спросил полковник.
– Он был, как бешеная собака. Таких убивают.
– Что же вам помешало?
– Я индэ, – сказал Альвино.
– Это апачи так себя называют, – пояснил Клавдий Питерсон. – «Индэ» значит человек. А все остальные для них не люди.
– Интересно, – сказал полковник. – А что же тогда значит слово «апач»?
– В их языке и слова такого не имеется. Это слово из языка их соседей, индейцев зуни. А означает оно – «враг». И правильно. Самые страшные враги – это соседи!
– Но почему индэ не мог убить Рея Джунти? – спросил полковник, повернувшись к индейцу.
– Он белый. Это город белых. Я живу в городе белых.
– Альвино, выпей, – предложил Клавдий Питерсон, подвинув к индейцу свой стакан.
Альвино отодвинул стакан обратно.
– Твой долг – двадцать два пива.
– Выпей это виски, и останется двадцать одно пиво, – сказал Клавдий Питерсон. – Ваше преосвященство, вы же можете подтвердить, что порция виски равносильна одной порции пива.
– Подтверждаю, – кивнул полковник.
– Альвино, не сомневайся, я прекрасно помню, что задолжал тебе немного. Подожди, пройдёт чёрная полоса в моей жизни, и я снова начну всех угощать, как раньше.
– Не помню, – сказал Альвино.
– Мы говорили про то, как этот Джунти расстрелял тут сыщика, помнишь? – заискивающим голосом продолжал Клавдий Питерсон. – Вот за этим самым столом. Просто зашёл в салун, огляделся и начал палить. Наверно, он знал, что перед ним сидит сыщик, а не торгаш. По глазам догадался. У сыщиков глаза особенные. Ваше преосвященство, а не будет ли слишком большой дерзостью с моей стороны, если я попрошу принести ещё один стаканчик?
– Я не думаю, что в человека могли разрядить револьвер только из-за его глаз, – сказал полковник. – Может быть, этот сыщик задавал слишком много подозрительных вопросов?
– Никаких подозрительных вопросов, – отрезал Клавдий Питерсон. – Мне-то вы можете поверить, я сидел с ним за столом не один час, и он не задал ни одного подозрительного вопроса. Мы говорили только о мануфактуре. Он торговал корсетами, тканями, выкройками, нитками и прочей ерундой. Я рассказал ему обо всех дамочках Сан-Хуана, кому только могли понадобиться его товары. Их мужьям такие вопросы могли показаться подозрительными, тут я не спорю. Кому сколько лет, и как проводят время, и какую почту получают, и куда ходят, и кто ходит к ним? Мы с ним всем перемыли косточки, как две старые сплетницы, ни одной юбки не пропустили. Скажите, мог ли я подумать, что нашими вертихвостками интересуется знаменитый сыщик, а не прощелыга коммивояжёр?
– Интересно, – сказал полковник. – С какой это стати знаменитому сыщику перемывать косточки вашим вертихвосткам?
– Может быть, он искал какую-нибудь опасную преступницу? Слышали, как говорят французы? Хотите совершить преступление, ищите женщину. И правильно говорят. Все зло от них, проклятых. Верно, Альвино?
– Нет.
– Много ты понимаешь в женщинах! А ведь каждого преступника родила женщина, и женщина его воспитала таким. И женщина толкает нас на разные поступки, о которых мы потом жалеем, и за которые расплачиваемся всю жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32