Зато он знал Чуму и верил ему. Чума был человеком битым, серьезным, не раз проверенным в деле, и слов он зря на ветер не бросал. Авторитетов для него было мало, и если он о ком-то отзывался восторженно, значит, это чего-то стоило. В случае отказа Кандыбы Кузьмичев думал взять именно его, Чуму. Прохора и Юрца он забраковал сразу, лучше уж ехать втроем, чем брать одного из них. Юрец вообще был слабоват и жидковат для такого дела. Прохору же, несмотря на присущую ему смелость и решительность, была свойственна некоторая блатная романтика, он любил всякие жалостливые песни про несчастную любовь уркагана, с восторгом отзывался о своей покойной матери, любил собак, мог подолгу возиться и сюсюкать с ними. Все это не нравилось Кузьмичеву. Тут нужны были люди жестокие и бескомпромиссные. Он, например, понятия не имел, была ли, например, мать у Крутого. Что же касается Кандыбы, то вообще возникали сомнения, живой ли это человек, состоящий из мяса и костей, или некое исчадие ада. В нем все было ужасно - и лицо, и манеры, и то, что рассказывал о нем Чума. Это был именно тот человек, который нужен для такого дела.
Кандыба на дело подписался не сразу, он долго и нудно расспрашивал обо всем, хмуря свои надбровные дуги без малейших признаков растительности на них и тараща оловянные глаза, требовал подробного рассказа и о магнате Раевском, и о подробностях похищения его дочери, затем сам по каким-то своим никому не ведомым каналам навел справки и наконец дал свое согласие.
Крутой же, напротив, долго не раздумывал, выслушав от Учителя информацию, махнул своей здоровенной ладонью и рявкнул, выпячивая вперед челюсть:
- Сделаем, где наша не пропадала!
Султана Гараева же мучили тревожные мысли и кошмарные сны. Он постоянно видел перед собой глаза Владимира Раевского, который пристально глядел на него и говорил каким-то замогильным голосом:
- Ты решил поживиться на нашем горе, Султан? Нехорошо... Нехорошо... Нехорошо... - раздавался зловещий шепот в ушах Султана.
- Я хочу вернуть вам вашу дочь! - возражал ему Султан, с ужасом видя, что Раевский быстро растет в размерах, а сам он так же быстро уменьшается. Раевский вырос до небес, а Султан стал таким маленьким, как мышь или даже таракан. И Раевский пытается наступить на него подошвой своего лакированного ботинка и раздавить его.
- Врешь, врешь, врешь, - звучит в его ушах шелестящий кошмарный голос.
Султан кричит и... просыпается. Вскакивает на своих многочисленных матрацах, скидывает с себя атласное скользкое одеяло.
Его разбирает жгучая досада. Зачем он взялся за это дело? Лучше было бы наплевать на слово, данное Учителю, собрать своих людей и ликвидировать этих отморозков. Но он находился словно бы под неким гипнозом этой жуткой троицы. И, разумеется, немалую роль играла и жажда наживы, он понимал, какую сумму можно содрать с Раевского. Султан был единственным из четверых, кто знал и самого Раевского, и его жену лично, единственным, кто своими глазами видел и мог оценить всю безмерность родительского горя, он был единственным, у кого из них были дети. А с кем из своих он мог пойти на такое дело? Кто подписался бы на то, чтобы поднять руку на такого человека, как Ираклий?! Бачо даже слушать его не стал бы. Даже Али не взялся бы за это. Да если бы общие друзья его и Ираклия узнали о том, что Султан занимается таким промыслом, его бы все прокляли, он стал бы изгоем.
А теперь он проклинал себя и за свою жадность, и за свою зависимость от нескольких отморозков. К тому же он был достаточно умен и прозорлив, чтобы понимать, что эти, с позволения сказать, люди, при самом удобном случае обязательно постараются ликвидировать его самого. Но пока он нужен им, он застрахован. А впоследствии он и сам собирался покончить с этими гадами. Он был уверен, что сумеет осуществить это, не дав им возможности сделать первый шаг. Но пока и он им нужен, и они ему. Так что взялся за гуж, не говори, что не дюж, воистину это так.
Он закрыл глаза и попытался заснуть. И теперь он видел во сне горную дорогу, заснеженные вершины. И джипы, на медленной скорости едущие по этой дороге. Он сидит рядом с Владимиром и тем угрюмым, задумчивым Сергеем, который был тогда с ними в этой поездке. И оба как-то странно и подозрительно глядят ему в глаза.
"Что глядите? - говорит он. - Что глядите и молчите?"
Но те продолжают буравить его взглядами и зловеще молчать. А потом Владимир вдруг разбивает стекло джипа кулаком, хлещет кровь, все в липкой алой крови. А Сергей хватает его за волосы и пытается вытолкнуть из разбитого окна. За окном бездонная страшная отвесная пропасть.
"Швыряй его туда, швыряй его туда, швыряй его туда..." - звучит в ушах зловещий шепот.
И им, наконец, удается выкинуть его из окна джипа. Он летит, летит вниз и жутко кричит. Но вдруг хватается одной рукой за какой-то кустарник и повисает над этой бездонной пропастью. Висит и смотрит вниз.
"Помогите!!! - истошным голосом кричит он. - Подайте мне руку! Помогите кто-нибудь!!!"
Но вокруг никого. Тишина, безмолвие, отвесные скалы.
И вдруг он видит, что мимо него пролетает птица. Только это не птица, а женщина с крыльями. И он видит ее лицо. Это лицо дочери Раевского. Он видел ее вчера сначала из окна машины на улице Юлдуз, потом в зеркале заднего вида, когда она сидела между Крутым и Кандыбой. Когда ее вносили в дом и запирали в угловой комнате, он старался на нее не смотреть, отводил взгляд. Так же он отводил взгляд от ее лица, когда она лежала на обледенелой мостовой в Царском Селе, раненная двумя пулями, пущенными Ахмедом. Но и тогда он хорошо запомнил ее большие, наивные глаза.
И вот они, эти огромные глаза, у этой птицы, пролетающей мимо него, висящего над бездонной пропастью.
"Садись на меня, я тебя спасу", - шепчет ему птица с лицом женщины, а он не может этого сделать, у него нет на это сил, он не может оторвать руку от кустарника, на котором висит. И ему страшно, ему очень страшно. И он снова кричит от проникающего в его душу чувства всеобъемлющего ужаса.
- Что с тобой, брат? - спрашивает его по-чеченски стоящий над ним Али. Плохие сны снятся? Ты так кричишь.
- Да, - бормочет Султан. - День был тяжелый. Ничего, ничего, иди спать.
- Может быть, выпьешь?
- Можно, - произносит Султан, поднимаясь на постели.
Они пошли в комнату, которую Али назвал залом, и сели за стол, на котором стояли вазы с фруктами и сладостями. Али поставил на стол бутылку коньяка.
Они могли разговаривать спокойно, на их счастье, отморозки по-чеченски не понимали. И когда они выпили по рюмке, Али пристально поглядел на Султана из-под своих черных густых бровей.
- Это опасные люди, Султан, - произнес он. - От них можно ожидать всего, чего угодно.
- Знаю. Но, кроме них, никто бы не взялся за такое дело.
- А зачем ты вообще за него взялся? - вдруг задал Али такой вопрос, которого Султан никак не ожидал от него. Он отвел взгляд и замешкался с ответом.
- Надо браться за все, что приносит прибыль, - ответил Султан, по-прежнему не глядя в лицо Али. Слова его прозвучали жалко и неубедительно, и оба это прекрасно поняли. - Большую прибыль, - добавил он, но и это не придало словам особой убедительности.
- Тут дело в другом, - криво усмехнулся Али. - Тут дело в том, что... замялся он. - Разумеется, этот миллионер выложит за дочь любую сумму. Только после этого девушку придется. Сам понимаешь. А потом... Он найдет вас... То есть нас, хоть под землей. Да и как ты будешь сам жить после этого? Ты же говорил, он спас тебе жизнь, когда люди Дарьяла захватили тебя. Я тоже жалею, что взялся за это дело, потому и говорю тебе. Жаль, что ты в свое время не рассказал мне всю эту историю в подробностях, тогда бы я не взялся помогать тебе в таком деле. И эти трое людей мне очень не нравятся. Я бы их с удовольствием убил своими руками.
- А что? Идея, - загорелись огнем глаза Султана. - Хорошая идея, Али. Мы скрутим их или поубиваем. А потом позвоним Раевскому и отдадим ему дочь безо всяких условий. Он и так нам за это немало отвалит, можешь быть уверен.
- А за подготовку убийства Ираклия нам с тобой сколько отвалят? - еще кривее ухмыльнулся Али. - Грузины нам сколько за это отвалят? Как я после этого стану жить? У меня дети, у тебя тоже дети, мы же не то что эти трое выблядков, вышли за дверь, растворились, и все. Нас найдут, будь уверен, найдут. Зачем эти люди убили Ираклия? Ты же говорил, что они просто отключат его и телохранителя и увезут девушку. А они что сделали? В какую историю нас с тобой впрягли. Нет, друг, теперь нам назад дороги нет, так что будем мужчинами. Придется нам идти нога в ногу с этими тремя шакалами.
- Пока, - уточнил Султан.
- Ну, конечно, пока. Впоследствии от них надо будет избавиться. Никто не должен знать, что мы участвовали в этом деле. А дело придется доводить до конца.
Они выпили еще по рюмке. Султан мрачно жевал изюм и курагу и напряженно думал о том, как им быть дальше.
- Пойдем, проведаем нашу пленницу, - предложил Али.
Султан молча кивнул.
Они встали из-за стола и пошли в ту комнату, где была заперта девушка.
Али вытащил из кармана ключ и открыл дверь.
Накачанная сильнодействующим снотворным, Марина спала, лежа на полу на куче матрацев. Сверху она была покрыта легким одеялом.
Али зажег лампу, и оба чеченца стали пристально глядеть на спящую женщину.
Она была прекрасна во сне. Русые волосы разметались по подушкам, голова была слегка повернута набок. Султан любовался ее правильными чертами лица, прямым точеным носиком, красивым изгибом губ. Он вспомнил холодную ноябрьскую ночь, Ахмеда Сулейманова, выстрелы. Именно тогда он увидел эту девушку в первый раз. Затем частная клиника, расширенные от ужаса глаза врача. И яростный шепот Ахмеда: "Вылечишь - проси любые деньги. Ничего не пожалею..." И пачка долларов, перекочевавшая из рук Ахмеда в руки врача. Больше туда Султан не наведывался, о состоянии женщины узнавал только от Ахмеда.
Вспомнил он и другой период своей жизни - Екатерину, жену Раевского, пристально глядящую на него немигающим взглядом, вспомнил ее слова: "И не дай тебе бог обмануть нас...", и слегка вздрогнул от этих воспоминаний. Да, дочь похожа и на мать, и на отца,
- Хороша... - тихо произнес Али. - Мне бы такую жену.
Султан молчал. А затем негромко произнес:
- Надо уточнить одну деталь.
- Какую? - не понял Али.
Султан молча приподнял одеяло с тела женщины. Она была уже раздета, лежала в чужой длинной ночной рубашке голубого цвета. Это сделали жены Али, им сказали, что дорогая гостья плохо себя чувствует, и надо сделать так, чтобы ей было удобно и комфортно. Они выполнили приказ мужа, а лишних вопросов задавать не стали.
Султан так же молча приподнял голубую ночную рубашку.
- Ты что, брат? - подивился его поведению Али. - Вот этого, по-моему, совсем не надо.
- Да нет, ты не понял. Тут другое...
Он пристально глядел на левую коленку женщины. Там, в нескольких сантиметрах ниже колена, просматривалось родимое пятнышко в виде сердечка.
- Вот оно, - прошептал он. - Да, это она, дочь Раевского. Теперь не осталось никаких сомнений.
И опустил ночную рубашку.
Женщина не шелохнулась, она спала очень крепко. Дыхание ее было легким, щеки слегка раскраснелись.
- Пошли, - мрачно произнес Султан.
- Пошли. Сколько она должна проспать, как ты полагаешь?
- Полагаю, до утра проспит. А там надо будет добавить. Она женщина резкая и тихо сидеть не станет. Вообще, как с ней себя вести, сказать очень трудно. Обращаться грубо нельзя, а вежливо она и сама не даст. На ее глазах убили мужа, сам понимаешь. Не держать же ее все время в наркотическом состоянии. Хотя почему бы и нет.
- Зря мы с тобой взялись за это дело, - еще раз произнес Али и, пропустив Султана, аккуратно притворил дверь. А затем запер ее на ключ.
Они выпили по третьей рюмке и пошли спать. На сей раз усталый Султан заснул крепко и проснулся уже в восемь часов утра.
Его подельники к тому времени успели давно проснуться и сидели в зале за накрытым столом, пили зеленый чай и завтракали. Али вел с ними неторопливую тягучую беседу, по-прежнему на общие нейтральные темы, словно бы вообще ничего не произошло и словно бы они просто приехали навестить старого товарища.
Султан присоединился к их трапезе и окинул мутным, непроспавшимся взором присутствующих за столом. Его поразило то, что все были совершенно спокойны, даже веселы, обменивались ничего не значащими грубыми мужскими шутками, поглощали стоящие на столе яства с немалым аппетитом. Сам же он совершенно не хотел есть, по-прежнему калейдоскопом мелькали в тяжелой голове ночные кошмары.
Однако, когда он сел за стол, разговор моментально переменил тему.
- Тебя могут начать искать, - произнес Учитель, глядя на него сквозь свои затемненные очки. - А нам тут надо окопаться надолго. Тебе, Султан, нужно алиби. Многое мне не понравилось в этом деле. Например, этот мужик, который как бешеный пес бросился на нас около дома Ираклия. Кто это такой? Откуда он взялся?
- Я же говорил, что его надо обыскать, - глухим басом произнес Кандыба. Вы сами торопили меня, Валерий Иванович.
- И правильно делал, что торопил, времени у нас не было, - сухо заметил Учитель. - Мы и так ходили по лезвию ножа. Какая теперь разница, кто это был такой?
- Разница есть, - возразил Кандыба. - Одно дело, если это случайный отчаянный человек, решивший вмешаться, другое - если это человек Ираклия, и третье - если за его домом кто-то следил. Из этого вытекает, что кто-то пронюхал о том, что Ираклий жил в этом доме, и что-то затеял. Кстати, не исключено, что он был человеком Раевского. И тогда наши дела очень сильно осложняются. В таком случае Раевский уже знает обо всем, и вся полиция Турции идет по нашим следам.
- Не думаю, - покачал головой Учитель. - Если бы Раевский узнал о местопребывании его дочери, он не стал бы посылать каких-то шпионов, а нагрянул бы туда сам со своими людьми. Я склонен полагать, что тот человек был либо случайным свидетелем, либо одним из охранников Ираклия, охранявшим дом снаружи.
- Однако исключать третий вариант было бы неразумно, - продолжал настаивать на своем Кандыба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39