— В этом камушке отражена вся мировая диалектика. Если судить по его номинальной стоимости, то красная ему цена три-три с половиной тысячи долларов, но если взглянуть на него с точки зрения завзятого коллекционера, то, извините, у этой вещицы цены нет…Пуглов с Ройтсом переглянулись.— С трудом верится, чтобы этот Бонвиван, будучи коллекционером, не заметил подделки, — усомнился Пуглов.— А вот ту вы не правы. Дело в том, что сделан этот предмет одним находчивым ювелиром из Венеции…Прошло больше ста пятидесяти лет, а кто скажет, что это не цельный бриллиант? Чистой воды! Но весь фокус в том, что этот Бонвиван только и собирал изделия из дуплетов…Это редкий вкус. Когда его убили, все разлетелось по малинам и барахолкам. Поэтому я и говорю, что за этой вещицей может тянуться нехороший след…Но повторяю, меня не интересует, где и у кого вы его взяли…— Тогда нам проще с вами говорить. Мы хотели бы это колечко продать. И с нашей стороны все чисто, мы, если можно так выразиться, только посредники.— Посредники и только, — заверил Ройтс.— Что, на мель сели?— Это мягко сказано, — подтвердил Пуглов.— Ради твоей мамы, Алик, я могу вас выручить, но, боюсь, предложенная мной сумма вас не устроит.Хитрый ювелир, умеет торговаться.— Называйте свою сумму, — Пуглов старался смять в голосе нотки нетерпения.— Полторы тысячи, естественно, в зеленом исчислении. Вещь неизвестного происхождения и я не хочу рисковать…— Когда сможем получить деньги? — тут же откликнулся Ройтс.Но Плинер вопрос Ройтса проигнорировал. Обращаясь к Пуглову, он сказал:— Через пару дней. Я позвоню твоей матери…Кольцо можете оставить у меня.Пуглов согласно кивнул.Ройтс бросил удивленный взгляд на Альфонса. В нем был вопрос: «Как это оставить?» Однако Пуглов сказал:— Я понимаю, дядя Яша, бриллиант устал и ему надо отдохнуть.Ювелир осторожно взял в руки кольцо и спрятал в нижний ящик стола.На улице Ройтс накинулся на Пуглова.— Ты что, Алик, сдурел? Практически незнакомому человеку отдал бриллиант…— Полубриллиант! — поправил друга Альфонс.— Неважно! Зато это бриллиантовый дуплет, великая редкость, — Игорь пыхал сигаретой. Этот дядька для нас десятая вода на киселе, а ты перед ним расшаркиваешься: «Дядя Яша, я вас понимаю…» Конечно, понимаешь, как таких, как мы, лохов обводят вокруг пальца вот такие дяди Яши…Теперь иди доказывай…— А я бы на его месте сделал бы то же самое. Откуда он знает, кто мы, и вечером не пришли бы к нему с мусорами. А деньги он отдаст, никуда не денется. Меня удивляет другое: неужели Рощинский причастен к убийству Этого, как его…Бонвивана?— Этот хряк мне с самого начала не понравился. Что-то он вертит и крутит, как Лелька моя жопой. То взялся за Симчика, то подсунул нам стекляшку, за которую тем не менее можно срок схлопотать.— И это все претензии к нему?— Знаешь, между прочим, на какую мысль меня дуплет навел?— Не морочь ни себе, ни мне голову, — отмахнулся Альфонс.— А я кадыком чувствую, если его хорошенько потрясти, из этого Буратинки посыплется и золотишко и бриллианты. Судя по этому кольцу, или у него таких дуплетов черпаками хлебай, или же это самая пустяковая вещь из его золотых запасов…— А почему тебе надо трясти именно Толстяка, потряси лучше свою Монтану с Королем. У них, я думаю, чулок ничуть не меньше.— Сравнил хрен с пальцем! У Монтаны, разумеется, деньжура из ноздрей прет, но она же еще не дошла до того, чтобы расплачиваться бриллиантами. А твой дядя Рощинский очень похож на подпольного миллионера. Копыта этот Корейко отбросит — привет родне, все добро останется потомкам…— Не знаю, — раздраженно сказал Пуглов, — я не местный…Но, если серьезно, я сам видел, как он в сквере собирает бутылки…— Это для маскировки. А может, бздык на фоне синдрома Плюшкина?— Не знаю, — повторил Альфонс и стал рассматривать костяшки руки, которой он сбил с ног Короля.По дороге домой, они заехали к Поэту — бывшему журналисту, находящемуся в очень тесных отношениях с алкоголем.— Сколько он тебе должен? — поинтересовался Пуглов.— Дело не в количестве долга, а в сроках его невозвращения. Я понимаю, безработица, вечный запой, но при чем тут мои бабки? Три года и все — завтра. Завтра…Ройтс имел неосторожность дать Поэту пятьсот долларов на поездку за радиоаппаратурой в Арабские Эмираты. Тот один раз съездил, привез партию видеомагнитофонов и вырученные деньги в течение Великого поста прогулял.— Под какой процент ты дал ему взаймы?Ройтс курил и делал вид, что вопрос мимо ушей пролетел.— Небось, кабальный процент? — желая поддеть дружка, настаивал Пуглов.— Тут другое…Просто Поэт меня однажды крупно выручил, достал косячок, когда я уже Богу душу отдавал.— Ну, тогда это меняет дело. Вы почти с ним родственные души…— Перестань, Алик, сейчас увидишь эту родственную душу…Поэт жил в аварийном домике — без крыльца и забитыми окнами. В темном коридоре они едва не влетели в открытый сухой туалет, из которого несло тошнотворной вонью.Дверь не была заперта и в полумраке двадцатипятиваттовой лампочки, в дымном чаду, они с трудом обнаружили диван, на котором спало дурно пахнущее волосатое существо.Поэт, услышав шаги, вскочил, словно его за мошонку укусила гадюка, и тут же схватился за недокуренную сигарету. Однако нигде не мог найти спички.Ройтс, теряющий наркоградус, почувствовал как к горлу подступает тошнота. И тоже закурил, но не дал огня Поэту. Тот, не глядя на гостей, бестолково моргал и чесался.— Ты, я вижу, опять не готов со мной рассчитаться? Или я ошибаюсь? — Ройтс дотронулся до того места, где еще недавно сидел зуб. Поэт идиотски улыбнулся и одной рукой сделал широкой жест — мол, сам видишь, готов или не готов…Пуглова тоже поташнивало и он механически взял в рот батончик жевательной резинки.— Валим из этой помойки, — сказал он и направился на выход.Но Ройтса, только что потерявшего вместе с зубом и порядочную дозу самолюбия, ничья не устраивала. Он взял Поэта за его роскошную, но порядком всклоченную бороду, и потянул на себя.— Если бы ты был немного почище, я бы тебя сейчас заставил стать шалашиком, понял? Даю еще две недели, со следующей среды включаю счетчик.— А что ты с меня возьмешь? — резонно заметил контуженный вино-водочными изделиями Поэт и ощерил свой беззубый рот.А вот этого Ройтс стерпеть уже не мог. Тем более, ему срочно нужна была компенсация за недавно потерянное лицо. Не напрягаясь, он ударил несчастного в лицо и тот, как тряпочная кукла упал на диван-берлогу. Поэт захрипел, изо рта у него потекла слюна вместе с сукровицей.— Идем, Таракаша! — Пуглов схватил Ройтса за руку. — Неужели тебе мало на свою задницу приключений?— А мне бабки достаются, сам знаешь как…А этот шнурок, как видишь, не инвалид и вполне может подхалтурить на той же товарной станции. А не хочет работать, пусть немного поворует…Кругом полно богатых дач…— Пошли! — Пуглов нерасчетливо подтолкнул Ройтса в спину и тот, не удержав равновесия, упал на заплеванный пол.— Этого, Алик, тебе не следовало делать, — и Альфонс расслышал в голосе своего закадычного кореша угрожающие нотки.— Не психуй, Игореха! Он с пьяни отбросит копыта, а ты опять сядешь…— А может, я хочу немного посидеть, отдохнуть в тюряге от всей этой мрази. Я сейчас приду домой, а там Лелька мочится от страха. Куда мне прикажешь деваться?— Поедем ко мне. Выпьем, посидим, посмотрим «Секретные материалы». Кстати, ты, кажется, еще не смотрел двадцать третью серию.— В другой раз посмотрим, сегодня мне надо выспаться. Я не знаю, что делать с Лелькой. Может, ее того…расчленить и отвезти к Вани Ножичку?Пуглов аж остолбенел. Они уже были у машины и Альфонс не верил своим ушам.— У тебя, случайно, не супергрипп? Или я ослышался?— Да ни хрена ты не ослышался. Сдаст по слабости нас обоих и пойдем по статье — грабеж средь бела дня с преднамеренным убийством. Может, вспомнишь, какое за это следует наказание?— По прежним временам — вышка, по нынешним, когда мы рвемся в Европу, от силы пятнашка. Правда, тебе легче, ты сам торопишься на нары, так что бери свою «Дружбу» и разделай Лельку, а потом отвези в дюны…Но я не думаю, что ты это сказал всерьез.— Правильно и делаешь. Лелька слишком хорошо трахается, чтобы ее потерять. Трудно найти замену… — Ройтс пытался улыбнуться, но у него ничего не получилось. Рот, словно стальной намордник сковал, а в горле заледенела слюна.Однако в глазах Пуглова осталась настороженность. «Сегодня, Игорек, мечтаешь избавиться от Лельки, а завтра захочешь отделаться от меня, как от главного и единственного свидетеля», — подумал он невеселую думу.Остаток дороги они ехали молча. И только перед самым домом Пуглова Ройтс сказал:— Ты, Алик, не думай ничего такого, я иногда говорю не то, что надо.Альфонс не ответил.Он вышел из машины и за ним, словно змея, поползло отчуждение, порожденное двусмысленностью сказанных Ройтсом слов. Он долго смотрел вслед удаляющемуся «опелю», пока тот не завернул за угол кинотеатра. Глава одиннадцатая Дома Татьяну ждали мать и Рощинский. Несмотря на солнечный свет, льющийся в окна, на столе были зажжены три витые разноцветные свечи. В центре стола, с двадцатью небольшими свечечками, стоял огромный круглый торт, который Анна Александровна заказала и на котором были написаны имя и количество лет виновницы торжества.В комнате пахло воском и старостью, которая исходила от плаща Рощинского, который он оставил в прихожей. Сам он сидел на диване и смотрел на экран телевизора. Он не испытывал ни малейших эмоций, пребывая во власти апатии, которая смирительной рубашкой обездвижила его душу. Однако он нашел в себе небогатый резерв ощущений, чтобы изобразить на лице улыбку и поздравить Татьяну. Он сказал ей самые банальные слова и, достав из кармана кулончик, стал совать его ей в руку. Татьяна засмущалась. Покраснела и спрятала руку за спину.— Садитесь, пожалуйста, — пригласила она и отодвинула от стола простенький венский стул. — Прошу вас, садитесь, а то мне неловко, когда вы стоите…Он опустился на стул, не зная, куда деть руки. Кулончик он положил на край стола, цепочка от него свесилась и отливала золотистой змейкой на фоне белоснежной скатерти.Рощинский оловянно смотрел на желтые язычки свечей, находясь в полной неопределенности.— Владимир Ефимович, тебе подать большую чашку или обычную, кофейную? — спросила Анна Александровна.— Самую обыкновенную. Мне и так у вас хорошо.Авдеева старшая вышла в другую комнату и возвратилась со свертком. Шорохнула бумага и на свет появилась довольно элегантная сумочка с ремешком через плечо. Авдеева обняла дочь и поцеловала.Из отвисших, невыбритых щек Рощинского взирали усталые, слезящиеся глаза. Татьяна перехватила этот взгляд и ужаснулась одиночеству, которое они источали.— Замечательный кулончик, — сказала Татьяна и взяла подарок в руки. — Это, наверное, очень дорогая вещь?— Не дороже нас, Танюша, — Рощинский на мгновение почувствовал удовлетворение.Татьяна вышла, но вскоре вернулась с кулончиком на шее. Искорки от язычков свечей играли в его золотисто-янтарных гранях. Взглянув на кулончик, Рощинский отвернулся — не кстати вспомнив бывшего владельца этой вещицы, который умер как раз во время ареста.После кофе и вялого, отнюдь не праздничного разговора, Татьяна извинилась и, перекинув через плечо новую сумочку, пошла на свидание. Ее ждал Пуглов.Когда дочь ушла, Авдеева сказала:— Не пойму, что ее к этому оболтусу тянет.— Этого не может понять никто, кроме нее самой, — рассудительно заметил Толстяк. — В жизни случаются совершенно необъяснимые вещи. Но Алик парень видный, всегда может защитить…— Подальше бы от такой защиты.— Сами разберутся. Хотя мне Пуглов нравится больше, чем его дружок. Тот, по-моему, циничный и способен на подлость. Может, я ошибаюсь и, дай Бог, чтобы ошибался.— А мне кажется, что он увлекается наркотиками…Авдеева убрала со стола.— Может, сходим пройдемся, — предложила она.Я не против. Только сначала зайдем в наше кафе, посидим, на людей посмотрим.— Я тоже это имела в виду, а ты меня опередил. Мы как будто с тобой на одной волне.Рощинский обнял Авдееву за плечи и осторожно прижался головой к ее голове, стараясь не испортить ее праздничную прическу.Это были абсолютно разные люди. Даже внешне они смотрелись, как стог сена и лилия. Они шли по тротуару и женщина старалась подладиться под его шаг — неспешный, раскачивающийся, что, впрочем, ее ничуть не смущало… * * * Пуглов ждал Татьяну возле кинотеатра. В кафе «Лира», куда они зашли выпить в ее честь шампанского, Пуглов увидел кулон. Без единого слова Альфонс подсунул указательный палец под цепочку и потянул на себя. Авдеева широко раскрытыми глазами умоляла его не поднимать скандала.— Прошу тебя, не надо, — тихо попросила Татьяна и взяла его руку.— Сувенирчики! — губы его шевельнулись змейкой. — Налим одаривает?— Перестань, при чем здесь он?— Считаю до трех, — Пуглов стал медленно наматывать цепочку на палец.— Умоляю тебя, кругом люди…— Тогда ответь — кто это дерьмо тебе повесил на шею? — у Альфонса от злости побелели глаза.— Это подарок Владимира Ефимовича… маминого знакомого…Пуглов разжал пальцы. Его лицо стало принимать нормальный цвет. Он налил себе фужер вина и когда это делал, было видно, как мелко вибрирует его рука.— Если это действительно так…Прости, Танюша…Я бы этого Налима… — Пуглов скрежетнул зубами.Сначала мне твои выходки нравились, а сейчас меня от них тошнит. Ты, наверное, не очень в себе уверен, если ведешь себя, как жлоб.— Ты же знаешь, что это не так, зачем дразнишь?— А чем тогда объяснить твои выкидоны? Ты же в такие моменты похож на монстра…— Не знаю, но это выше моих сил. Поверь, в такие минуты я себя ненавижу. Извини. Пойдем ко мне послушаем музыку. Пойдем, — Альфонс нежно взял ее за руку.— Кто у тебя еще будет?— Возможно, зайдет Игорь с Лелькой.— Я бы сегодня с ним не хотела встречаться. Нет я ничего против него не имею, просто он Козерог, а я Водолей.— Ладно тебе заноситься! Игорь к тебе расположен в общем неплохо, хотя считает отпетой ментовкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25