Желание снова забеременеть полностью овладело женщиной. Без ребенка теперь все теряло смысл. Она не позволяла себе задумываться над тем, почему так получилось, хотя подсознательно догадывалась, что это связано со стремлением полностью избавиться от опасных воспоминаний о Лейте Кэрью и окончательно укрепить союз с Бренданом.
Отчаяние и внутреннее напряжение возрастали по мере того, как месяц уходил за месяцем, а ей никак не удавалось вновь забеременеть. Брендан настаивал на том, что ей необходимо отдохнуть и на какое-то время обо всем забыть. Для чего решил устроить ей второй медовый месяц.
Они полетели в Сидней, чтобы заглянуть к родственникам и совершить набег на шикарные городские магазины. Затем планировался перелет в Брисбен , а оттуда — на один из островов у Большого Барьерного рифа. Но дальше Брисбена им уехать не удалось.
Во время перелета Брендану внезапно стало плохо. И прямо из аэропорта его на машине «Скорой помощи» отвезли в больницу. Сьюзен долго не могла поверить в то, что ей сказали врачи: у Брендана — скоротечная форма болезни легионеров. Такое не должно было с ними случиться! Ведь они с Бренданом пробыли в Сиднее всего пару дней.
Все время, пока она в отчаянии сидела возле Брендана, чиновники из органов здравоохранения терзали ее вопросами, пытаясь определить, где же был очаг смертоносных микробов. В какие магазины ходили? Останавливались ли в гостинице? Микробы, вызывающие эту болезнь, обычно обнаруживаются в кондиционерах или в водопроводе, в трубах с теплой водой.
Сьюзен машинально отвечала и спрашивала в свою очередь, почему же она не заболела вместе с мужем. Никто не мог ей ничего объяснить. Случаев заболевания вообще было ничтожно мало по сравнению с числом людей, подвергавшихся опасности заражения.
Врачи ничем не могли помочь Брендану. И лишь немного облегчали его мучения.
Он умер через четыре дня.
Сьюзен находилась с ним рядом до последней минуты, день и ночь сидела у его постели, держала за руку, умоляя Бога спасти Брендана.
Старший брат, Закари Ли, приехал из Америки забрать ее и отвезти домой. Она никак не могла поверить в смерть мужа.
— Он покинул нас. Ничего не поделаешь, Сьюзен, — утешал сестру Закари Ли, принимая ее в свои нежные и в то же время по-медвежьи крепкие объятия, в которых она всегда чувствовала себя в безопасности.
Ласковые слова сломали крепкую скорлупу неверия, в которую она спряталась от своего горя. Все вокруг казалось нереальным. Только ее могучий и надежный старший брат придавал реальность страшной правде, которую ей еще только предстояло осознать.
Это он, Закари Ли, нашел ее много лет назад на родео в Калгари, потерянную в толпе, одинокую, напуганную и ревущую в три ручья: она не могла найти своего папу. И теперь снова Сьюзен прислонилась к брату, будто к твердой скале. На него всегда можно было полностью положиться.
— Я недостаточно сильно его любила! — в отчаянии зарыдала она.
— Ты любила его по-настоящему, — уверил ее брат.
— Нет. Ты не понимаешь. Я хотела ребенка. Мы бы не отправились в эту поездку, если бы…
— Перестань, Сьюзен. Тебе не в чем себя упрекнуть. Ты не виновата в случившемся. Никто не виноват. Не мучь себя сомнениями.
Закари Ли долго говорил с ней. Но легче Сьюзен не стало. Да, конечно, никто не мог предвидеть трагических последствий, но все равно где-то в самой глубине души Сьюзен была уверена: не встреть она тогда Лейта Кэрью, Брендан остался бы жив.
Семья Джеймс в полном составе собралась вокруг Сьюзен. После похорон они не разъехались, а оставались с ней еще долгие недели и месяцы.
Ничто не помогало.
Сестра Ребель с мужем, лордом Дэвенпортом, прилетели из Англии, чтобы попытаться ее утешить. Тринадцать братьев и сестер разных национальностей и разного происхождения окружили ее аурой, излучающей любовь и заряжающей Сьюзен новой силой. Люди, усыновившие их и сплотившие в одну замечательную семью, все время были рядом, в любую минуту готовые прийти на помощь.
Но в душе Сьюзен поселилась ледяная пустота, которую не могла заполнить даже их горячая любовь. Она была благодарна им за заботу, на которую могла рассчитывать всегда, что бы ни случилось, но их любовь не могла заменить ей ту, которую она потеряла.
Воспоминания о Лейте Кэрью потеряли всякий смысл. Почему, ну почему понадобилось пережить такое несчастье, чтобы понять, как сильно она любила того, за кого вышла замуж? Брендан был реальным человеком, Лейт Кэрью — пустой мечтой о том, что, возможно, могло бы произойти в другое время, в другом месте.
Ее сестра Тиффани с мужем Джоэлом пригласили Сьюзен погостить в их прелестном домике на острове Леже.
— Какое-то время за тобой надо присмотреть, — настаивала Тиффани, твердо веря, что ее веселости и оптимизма хватит на то, чтобы вытащить Сьюзен из ее интеллектуального и эмоционального отшельничества.
Сьюзен не хотелось ехать, но она побоялась обидеть сестру отказом. Закари Ли тоже уговаривал ее принять приглашение, тем более что остров Леже находился совсем недалеко от Брисбена, а значит, и от Серферз-Пэрэдайз, где жил он сам.
Том обещал позаботиться о ней, когда она вернется домой, в Алис-Спрингс. Мол, ни о чем не думай. Что ни понадобится, все сделаем.
Сьюзен машинально принимала помощь родных, по-прежнему пребывая в оцепенении. Она едва замечала смену дней, ночей, недель. Тиффани старалась втянуть ее в интересные и полезные дела. Сьюзен участвовала в них. Но смысла ни в чем не видела. Одна лишь мысль без конца прокручивалась в голове: если б только вернуть прошедший год. Прожить его снова, любя Брендана так, как ей следовало его любить, вместо того чтобы думать о себе, своих огорчениях и желаниях.
Ее мучило чувство вины: она все-таки позволила Лейту Кэрью вмешаться в их жизнь, это из-за него она захотела немедленно завести ребенка. И какая разница, что между ними ничего не произошло! Сколько Сьюзен ни твердила себе, что она и так давно уже хотела ребенка, она знала: не войди в ее жизнь Лейт Кэрью, она бы не стала так торопиться…
Не кто иной, как Том, в конце концов вытащил Сьюзен из ее мрачной апатии. В один прекрасный день он появился у Тиффани и попросил Сьюзен поехать с ним.
— Куда? — спросила она без всякого интереса.
— В мои родные места. Поверь, они исцелят тебя, Сьюзен.
Как ни тягостно было для Сьюзен предпринимать какие-либо целенаправленные усилия, она не могла оскорбить Тома, отказавшись принять его предложение. Сьюзен понимала, что приглашение приобщиться к наследству его древнего племени являлось редчайшим знаком особого расположения.
Они улетели в Алис-Спрингс, а оттуда отправились в такое путешествие, в каком Сьюзен не доводилось быть ни разу в жизни. Находясь рядом с Томом, Сьюзен училась смотреть на пустыню его глазами. Понемногу она стала видеть, что пустыня, кажущаяся абсолютно безжизненной большинству людей, на самом деле живет и дышит, подчиняясь своим, особым законам.
Как-то вечером они молча сидели у костра. Внезапно Том поднял голову и принялся озираться, будто искал что-то, хотя сама Сьюзен ничего не слышала и не видела. Но ее брат был особенным человеком. Он умел улавливать то, чего никто, кроме него, — ни люди с черной, ни люди с белой кожей, — не мог почувствовать и расслышать. Он напоминал антенну, настроенную на вибрации Вселенной. Сьюзен терпеливо ждала, глядя, как он прислушивается, и не шевелилась, чтобы не помешать ему.
Чуть слышный вой собак динго донесся издалека, и снова ночь замолчала. Сьюзен не было страшно. Костер удерживал диких обитателей пустыни на почтительном расстоянии.
— Что-то не так, — пробормотал Том.
— Что именно?
— Ты не чувствуешь?
— Нет.
Но она знала: Том не мог ошибиться. В каждом его движении, в каждом слове читалось его глубочайшее родство с этой безбрежной пустынной землей. Даже по тому, как он ходил, было видно: каждый раз, ставя ногу на землю, он словно чует нечто такое, чего ни один белый человек не расслышит никогда. Он принадлежал к расе, которая сорок тысяч лет вбирала эту землю в свои умы и сердца. Местные жители сами являлись частью этой земли, ни один чужак не мог приобщиться к такому единству. Так, во всяком случае, говорил Том. Первобытные традиции, запечатленные в мифах австралийских аборигенов, были для него самой жизнью.
Неожиданно Том вскочил на ноги, легко и грациозно, как дикий зверь, почуявший опасность.
— Жди меня здесь. И поддерживай огонь.
— Куда ты идешь?
— Не знаю.
— Зачем тогда тебе идти?
— Чья-то жизнь ушла. Другая жизнь зовет. Зовет меня.
Сьюзен больше ни о чем не спрашивала, чувствуя, что он спешит откликнуться на зов, слышный только ему одному.
— Будь осторожен.
Она кивнула брату, как бы говоря, что все понимает.
На смуглом лице Тома сверкнула улыбка: «Не волнуйся».
Она улыбнулась в ответ: «Я в тебя верю».
Он быстро растаял в ночи. Звезды, луна да собственный верный инстинкт — больше ему ничего не было нужно, чтобы найти дорогу.
Сьюзен медленно перевела взгляд на огонь и испустила долгий, сдавленный вздох. Слова Тома все еще звучали у нее в ушах: «Чья-то жизнь ушла. Другая жизнь зовет». Это напоминало ее собственную ситуацию.
«Есть ли в жизни хоть какой-нибудь смысл?»— невольно задумалась Сьюзен.
Здесь, в пустыне, вечность проливалась в душу. Ночью, глядя на сиянье звезд, Сьюзен чувствовала себя будто на заре творения. Днем, видя простирающуюся во все стороны, сколько хватает глаз, бескрайнюю пустыню, она начинала понимать, что означает слово «вечность». В эти минуты человечество представлялось ей горстью песка, лишь на миг задержавшейся в пальцах Вселенной.
Но даже в этом на вид необитаемом мире была жизнь, не перестававшая удивлять Сьюзен своими бесчисленными фантастическими формами. Если бы не Том, она бы просто не замечала многих обитателей пустыни. Он раскрывал ей секреты своей земли, приобщая ее к родному для него миру.
Сьюзен чувствовала, что ей оказывается тем самым особая милость — и только потому, что она сестра Тома. Никому чужому он не стал бы раскрывать свое понимание жизни и смерти, объясняя, что в самом сердце природы лежит неизбежный переход одного в другое. Для Тома смерть представляла собой всего лишь переход в другую форму.
Ночной воздух был прохладен. Время от времени Сьюзен подбрасывала дрова в костер, как велел Том. Она ждала, сколько могла, но, поймав себя на том, что засыпает, забралась в спальный мешок и устроилась на ночлег. Она не имела ни малейшего представления, когда вернется Том. Он может проходить до самого утра, и, конечно, ей нет смысла ждать его всю ночь.
Сьюзен проснулась вскоре после рассвета. Тома все еще не было. Прошел день — он так и не появился. Она начала беспокоиться, понимая, что идти искать его — безумие! Почему его нет так долго? На закате она развела костер, решив, что Тому, вероятно, так будет легче ориентироваться в темноте.
Сьюзен знала, что лично ей ничто не угрожает, ведь они разбили лагерь у источника, да и продуктов у нее было предостаточно. Но Том ничего не взял с собой! Сьюзен старательно убеждала себя в том, что брат знает, как выжить в пустыне, так что нет никаких причин для тревоги. Том обязательно найдет дорогу назад!
Она поела, надеясь, что ничего не случилось, что никакое новое горе не обрушится на нее.
Ночью она несколько раз просыпалась, чтобы поддержать костер. По мере того как проходили долгие ночные, а потом и утренние часы, Сьюзен представлялось все очевиднее, что брат потерян для нее.
Что-то произошло. Иначе Том никогда не оставил бы ее вот так одну. Что бы это ни было, она чувствовала: в ее жизни наступил новый поворотный момент.
Прошел еще один день. Сьюзен не на шутку встревожилась. Конечно, Том, как никто другой, мог позаботиться о себе в пустыне, но если он ранен… Эта мысль была невыносима. Чтобы хоть чем-то заняться, Сьюзен принялась собирать сушняк для костра. И только вечером, на закате, увидела вдали быстро приближающуюся к ней темную фигуру. Сердце Сьюзен встрепенулось, и она бросилась навстречу, не в силах ждать, торопясь убедиться, что это в самом деле возвращается Том. Вскоре она разглядела, что он что-то несет, как будто какой-то сверток прижимает к груди.
— Ты ранен, Том? — прокричала она.
— Вот еще, — раздался успокоительный ответ брата, в котором слышалась легкая насмешка: своим вопросом Сьюзен задела его гордость.
— Почему так долго?
— Это оказалось далеко.
— Я так волновалась.
— Мне пришлось идти с ребенком на руках. Сьюзен бросилась к нему. Ребенок был завернут в одеяло. Маленькая девочка. Кожа да кости. Спит или без сознания.
— Она дышит, — с облегчением заметила Сьюзен, бережно взяв девочку на руки.
— Да. Ей нужно лишь время и уход, она поправится.
— Кто она?
— Не знаю. Она была с женщиной из моего племени. Старой женщиной, которая умерла. Это я и почувствовал. Потому и пошел.
Как Том мог чувствовать такие вещи, было за гранью понимания Сьюзен. Но она видела это не в первый раз и принимала как должное. По крайней мере когда речь шла о Томе.
— Девочка такая светленькая. Она не может быть из твоего племени.
— Это правда. Но прежде всего надо ее покормить.
Они направились к лагерю.
— Как хорошо, что ты нашел ее, Том. Раз они были вдвоем…
— Да. Ребенок умер бы, — произнес он с той бесстрастной покорностью, с которой вообще относился к смерти.
Внезапно Сьюзен поразила догадка, от которой ее сердце болезненно сжалось.
— Том, мы в пятистах километрах от «стрелы».
— Ты права.
Он налил в кружку воды и протянул ее Сьюзен, которая стояла как вкопанная, прижимая к себе ребенка со все возрастающим волнением. Это было восемнадцать месяцев назад. Так давно. Неужели…
— Кто она, Том?
— У меня было много времени, чтобы поразмышлять об этом. Я знал ту старую женщину, Сьюзен. Еще мальчиком. У нее никогда не было детей, и она всегда ходила одна. Возможно, в своем почтенном возрасте она решила, что ребенок — это подарок свыше.
Он осторожно погладил девочку по щеке. Ее ресницы медленно приподнялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19