— Какую «Асторию»? — встрепенулась певица. — Едем в «Прибалтийскую». Я уже всем сказала, что останавлюсь там. Мне будут звонить.
Как уже упоминалось, у Пугачёвой в «Прибалтийской» был любимый номер — 10 000, расположенный на одиннадцатом этаже. Таких номеров в гостинице было всего два, комфортабельные, двухуровневые, с дополнительными комнатами для охраны и персонала. Далее послушаем рассказ самого О. Непомнящего: «Мы благополучно добрались до „Прибалтийской“ и вошли в вестибюль, который был полон школьниками, начавшими при виде Пугачёвой тыкать в неё пальцами и галдеть на все лады. Детская непосредственность хороша только тогда, когда уравновешивается воспитанностью, во всех остальных случаях она способна разъярить даже тушканчика. Подойдя к стойке, за которой маялась медлительная девушка-администратор, я сразу попросил выдать нам ключ от номера и добавил, что все оформлю позже.
— Да, пожалуйста, ваш номер — двенадцать три нуля.
— Ничего подобного, наш номер десять три нуля. Именно его я заказывал, — по моей спине мурашками пробежал холодок дурного предчувствия.
— Вот ваша заявка. Вот Нина Ивановна указала на ней номер: 12 000. А не 10 000, который уже занят.
— Этого не может быть. Я заказывал десять три нуля.
Девушка начала раздражаться, вокруг нас уже образовалась плотная толпа людей, и это всем действовало на нервы — и мне, и ей, и Алле.
— Я говорю вам русским языком: десять три ноля занят, там живёт иностранец. (На самом деле в номере жил гражданин СССР Джендаян, который позднее признается, что был бы счастлив уступить свой номер Пугачёвой, которую он очень уважает. — Ф. Р.).
В разговор вступила Алла, спокойно, не повышая голоса:
— Я вас прошу дать нам именно этот номер — мне должны туда звонить. Может быть, иностранец согласится поменяться со мной?
Девушка как-то тоскливо посмотрела на нас и, обернувшись к нам спиной, протяжно завопила:
— Нин Ванна!
В вестибюле возникла женщина с традиционной залаченной халой на голове и врождённым брезгливым выражением лица. Я, естественно, сталкивался с Ниной Ивановной Байковой и до этого. Особой нежности мы друг к другу не испытывали, но и до скандала дело не доходило.
— Ну, что — опять эта Пугачёва разоряется?
У Аллы глаза сделались светлые-светлые, она побледнела, я даже испугался — никогда не видел её в такой ярости.
— Так. Мне наплевать на ваших иностранцев, я требую свой номер! Что-нибудь в этой стране могут для меня сделать? То, что я прошу!
Байкова смотрела на неё с плохо скрываемым удовольствием: скандал был её родной стихией, тут она чувствовала себя, как рыба в воде.
— Мы никого переселять из-за каприза какой-то певички не станем. Будете жить в том номере, какой вам выделили.
Алла, казалось, не верила своим ушам.
— Что? Повтори, что ты сказала?
— Что слышала. Мне за тебя платит государство, когда будешь сама платить — тогда и качай права.
Это уже было намеренным хамством, и Алла потеряла над собой контроль:
— Да ты никто, и звать тебя никак! Если бы я сама платила и давала тебе взятки — ты бы по-другому разговаривала.
Байкова немедленно отпарировала:
— А ты так со мной не разговаривай, а то я на тебя живо управу найду.
Алла нашла в себе силы не сорваться на крик и ледяным голосом произнесла:
— Я вообще не собиралась с тобой разговаривать. Пошла вон отсюда.
Плотное кольцо людей вокруг нас явно разделилось на два враждебных лагеря, и кое-где стали вспыхивать дискуссии о том, кто же из двух спорщиц прав. Байкова оскорблённо развернулась и удалилась к себе в кабинет.
Мы тоже поднялись в номер, и едва дверь за нами захлопнулась, Алла неожиданно изменилась в лице и, потирая руки, торжествующе посмотрела на меня. Мне бы радоваться, что все кончилось, но настроение было препоганое: страшно не люблю оставаться в дураках и быть крайним — а тут мне грозили обе эти роли. Я не мог взять в толк, отчего внезапно улетучилась ярость Пугачёвой, но как администратор, повидавший на своём пути многое, если не все, предчувствовал, что история на этом не закончится. И как в воду глядел.
Часов в шесть или семь вечера к нам в номер постучали, и вошёл майор милиции, представился сотрудником шестьдесят четвёртого отделения, мило улыбнулся — чёрные зализанные волосы, сияющие ваксой сапоги.
— К нам поступил сигнал об инциденте. Надо разобраться. Я уже опросил всех свидетелей. Будет лучше, если вы сами дадите показания, в письменном виде.
Алла выслушала его вполне дружелюбно и, не вдаваясь в расспросы, изложила свою версию происшедшего на бумаге, я поступил так же. Майор откланялся, заверяя, что больше нас не потревожат…»
Свидетелем этих же событий оказался и поэт Илья Резник, который предпочёл… не поддерживать Пугачёву. За что та на него сильно обиделась. По словам поэта: «Алла села в номере на каменный пол и говорит: „Все, я протестую! Илюшка, садись рядом“. Я сказал, что не сяду, не надо мне этого простатита. Знал, что она не права и все спровоцировала своим характером».
Исходя из слов О. Непомнящего, получается, что Пугачёва чуть ли не нарочно спровоцировала инцидент, чтобы лишний раз напомнить о себе публике. Если это правда, то певица явно не рассчитала своих возможностей: скандал обойдётся ей слишком большой кровью. Думаю, знай Пугачёва о последствиях этого происшествия, она бы сто раз подумала, стоило ли ей вообще затевать эту нелепую ссору.
Между тем Пугачёва про то, что грядёт, пока ничего не ведает. 25 августа она выступила в СКК имени Ленина в концерте вместе с Удо Линденбергом. Сразу после представления в компании друзей она отправилась в уже знакомую нам «Тройку». В разгар ужина хозяина заведения Вальдемара подозвали к телефону. Выслушав кого-то на другом конце провода, он положил трубку и с весьма озабоченным видом повернулся к Пугачёвой.
— Алла, тут затеваются нехорошие дела, — сказал он после короткой паузы.
— Какие такие дела? — игриво спросила Пугачёва.
— Мне только что позвонили из «Вечернего Ленинграда» и сообщили, что уже набраны гранки статьи про тебя.
— Ну, и здорово! — засмеялась Пугачёва.
— Да нет, статья не про концерт, а про тот скандал, что случился в гостинице. Разгромная статья.
Шум за столом мгновенно утих, все обернулись к Пугачёвой. Она же выдержала эффектную паузу, после чего сказала:
— Разгромная говоришь? Ну и замечательно. Давненько со мной никаких скандалов не было. Пусть печатают.
В те дни в стране в самом разгаре была перестройка, одним из главных орудий которой была Гласность. СМИ соревновались друг с другом в публикации острых материалов на самые разные темы, в большой чести были разного рода фельетоны и статьи разоблачительного характера. Если подворачивался случай, прикладывали чуть ли не всех подряд невзирая на ранги и звания. Алла Пугачёва тоже попала под эту «раздачу».
Главным застрельщиком очередной антиПугачёвской кампании стала газета «Советская Россия», у которой, как мы помним, была какая-то патологическая нелюбовь к Пугачёвой, берущая своё начало ещё с конца 70-х. Когда новость о происшедшем достигла Москвы и ТАСС получил задание «раздолбать звезду номер один под орех», первой из общесоюзных изданий («Вечерний Ленинград» читали только в Питере) согласилась это сделать «Совраска». 25 августа в газете была помещена реплика одной из виновниц происшествия — Нины Байковой (подпись гласила, что она работает начальником службы размещения гостиницы, отличник «Интуриста». Заметка называлась хлёстко — «Звезда распоясалась». Вот её текст: «Почти сутки ждал в гостинице „Прибалтийская“ люкс-апартамент, заказанный Ленконцертом для Аллы Борисовны Пугачёвой. Певица задерживалась. А когда она прибыла, то произошла история, которую меньше всего можно было ожидать.
Во-первых, певица в ультимативной форме потребовала, чтобы вместо номера 12 000 ей был предоставлен аналогичный номер 10 000. Объяснение, что в нем живут другие люди, на неё не подействовало.
— Выселите их!..
Не нашли отклика и другие весьма вежливые слова, обращённые к ней. Она обрушила на сотрудников службы приёма (не преувеличиваю) матерную брань.
Не берусь описывать все, что произошло. За многие годы работы в «Прибалтийской» ни я, ни другие сотрудники ничего подобного не видели и не слышали.
Площадную брань, которая раздавалась в холле, были вынуждены выслушивать многочисленные гости, иностранные туристы, шофёры автобусов. «Досталось» при этом от певицы, которая кричала, что мучается за «грошовые заработки», и нашей стране, и Ленинграду…
Один из туристов прямо спросил меня:
— Неужели ей это сойдёт?
Может быть, и сойдёт. Мы виноваты: настолько растерялись, что не сообразили пригласить милицию. Но кто мог предполагать, что при встрече с Пугачёвой её помощь будет необходима?»
Концерты Пугачёвой и Линденберга продлились до 26 августа, после чего звезда номер один вернулась в Москву. Отъезд совпал с телеграммой, которая пришла в Госконцерт из Ленинграда. В ней было всего несколько строк: «Отзовите из нашего города Пугачёву. Возмущены её хулиганским (цитирую по оригиналу. — Ф. Р.) поведением и безобразием. Прочитали статью в „Ленинградской правде“. Сдаём билеты, не хотим идти на её концерт. Группа ленинградцев».
28 августа к хору возмущённых голосов присоединилась «Советская культура». На её страницах была опубликована заметка ленинградского корреспондента Л. Сидоровского, озаглавленная «Концерт» в холле отеля». В ней кратко описывался инцидент в «Прибалтийской» и рассказывалось о «недостойном поведении» Пугачёвой перед последним концертом в СКК — она не явилась на пресс-конференцию. Цитирую: «А. Пугачёва гордо прошествовала сквозь толпу журналистов, даже не кивнув в ответ на приветствия.
«Ну что ж, пообщаемся на пресс-конференции», — решили мы, направляясь в специально отведённое для этого помещение при спортивно-концертном комплексе. Однако из двух объявленных в пригласительном билете главных участников пресс-конференции на встречу с представителями местных и центральных газет, радио и телевидения явился лишь Удо Линденберг, популярный рок-певец из ФРГ. Слегка простуженный, не снимая чёрной кепки и чёрных очков, попыхивая сигаретой, некоторое время подождал свою капризную коллегу по выступлениям в Москве и Ленинграде, а затем вынужден был действовать, так сказать, в одиночку.
Что ж, мы не очень-то удивились этому демаршу А. Пугачёвой, поскольку уже были наслышаны о том, что накануне случилось в гостинице «Прибалтийская»…
Ну, а на концерте, после того как была проигнорирована встреча с журналистами, звезда поносила на эстраде тех, кто отвечал за порядок в зале, не позволяя неистовым поклонникам чинить шабаш.
Может быть, этой публике и «концерт», устроенный их идолом в холле «Прибалтийской», тоже бы пришёлся по душе?»
Весь конец августа Пугачёва провела в Москве, практически безвылазно находясь дома. Каждый день к ней кипами приходили письма и телеграммы, авторы которых либо поддерживали её, либо нещадно ругали. Во многие письма были вложены вырезки из газет, по которым можно было судить, что все публикации, касающиеся инцидента в «Прибалтийской», сплошь разгромные. Ни одно издание так и не попыталось встать на защиту звезды номер один, хотя сделать это было не трудно: достаточно было хотя бы предоставить ей слово на своих страницах. Однако в те дни игра пока велась в одни ворота.
СЕНТЯБРЬ
2 сентября Алла Пугачёва покинула страну. К счастью, это был не бесповоротный отъезд от отчаяния (хотя такая мысль у певицы была), а всего лишь очередной гастрольный вояж: Пугачёва улетела в Швейцарию, чтобы принять участие в фестивале «Швейцарская музыкальная неделя». Вместе с ней туда отправились Евгений Болдин, Владимир Кузьмин, Елена Чуйкина (костюмер), Александр Новиков (из «Рецитала». 4 сентября Пугачёва и Кузьмин выступили на концерте под открытым небом в Винтертуре (гонорар — 5 000 западногерманских марок), после чего вся компания перебралась в ФРГ, чтобы участвовать в гастрольном туре Удо Линденберга. Туда же из Москвы приехали и несколько музыкантов «Рецитала»: Руслан Горобец, Игорь Николаев, Александр Юдов и другие (всего 16 человек).
11 сентября Пугачёва выступила в Дуйсбурге на празднике газеты «Унзере цайт» (гонорар — 28 640 марок), 12 сентября — в Мюнхене на концерте в честь Марша мира, где принимали участие известные западные рок-исполнители (например, группа «Уйатснэйк», которая вот уже 30 недель держалась в первой «десятке» хит-парада США), 13 сентября — на рок-фестивале в Кобленце, 14 — 15 сентября — запись на ТВ, 19 сентября — в Зайденвендле на фестивале «Рок и поэзия». Стоит отметить, что поначалу публика принимала Пугачёву насторожённо, а иной раз и враждебно (даже пивные банки в неё бросали). В рок-концерте, где подавляющая часть исполнителей мужчины, она смотрелась белой вороной. К тому же она была представительницей Советского Союза, к которому западные немцы питали не самые тёплые чувства. Однако по ходу концертов отношение к гостье менялось: все-таки талант Пугачёвой был способен пробить любую стену непонимания. Зрителей ведь не обманешь: они сразу видят, ради чего артист вышел на сцену — просто покривляться или что-то донести до слушателя.
Весьма показательный телекс пришёл в те дни в Госконцерт из популярного западногерманского журнала «Бильд дер фрау» («Портрет женщины». Его редактор Дагмар Ратке просила содействовать её изданию в том, чтобы 13 сентября, во время концерта в Кобленце, Пугачёва дала интервью их журналистке. Ратке писала: «Мы надеемся получить позитивный ответ от Вас, так как Алла уже имеет очень большой круг поклонников в ФРГ, и мы виноваты перед нашими читательницами в том, что все время оглядываемся лишь на Голливуд». Госконцерт на телекс ответил согласием.
Пугачёва была ещё в ФРГ, когда в СМИ появилась одна из первых публикаций в её поддержку. Статья называлась «Околозвёздная» болезнь», она принадлежала перу журналиста Шода Муладжанова, который посетил Пугачёву перед её отъездом в ФРГ на её квартире, и была напечатана в газете «Московская правда».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145