Он рассказывал, как по вечерам тихий ветер носит дым деревенских очагов между островами с забавными именами: Корп, Холп и Копп, Венвэй и Вемиш, Иффиш, Коппиш и Снег. Чтобы Геду было понятнее, он пальцем рисовал на каменном полу их очертания, и проведенные им линии некоторое время светились тусклым серебристым светом. Ветч был в Школе уже три года и скоро должен был стать Волшебником — и он пользовался магией так же непринужденно, как птица — крыльями. Но он владел еще одним искусством, которому нельзя было научиться добротой. В эту ночь он предложил и дал Геду свою дружбу, спокойную и открытую, и Гед не мог не ответить ему тем же.Правда, Ветч дружил и с Джаспером, который сразу же заставил Геда показать себя на Холме круглым дураком. Гед не забыл этого, казалось, что не забыл и Джаспер, который всегда разговаривал с ним очень вежливо, но постоянно усмехаясь. Это больно задевало Геда. Он поклялся в один прекрасный день показать Джасперу, да и всем остальным, среди которых тот был заводилой, насколько в действительности велика его сила. Ведь не эти мелкие фокусники спасли деревню, и ни об одном из них Огион не написал, что он станет величайшим волшебником Архипелага.Питая таким образом свою гордость, Гед усиленно налег на науки, которым учили носящие серые плащи Мастера Рокка — их звали Девять Мудрых.Каждый день часть своего времени он проводил с Мастером Сказителем, впитывая Деяния героев и Слои мудрости, начиная с самой древней баллады «Сотворение Эа». Потом, с дюжиной других студентов, он практиковался с Мастером Повелителем Ветров в умении управлять ветрами и погодой. Весной и ранним летом они все погожие дни проводили в бухте Рокка, учась управлять маленькой легкой лодкой при помощи слов, усмирять волны, разговаривать с настоящим ветром и поднимать ветер магический. Это очень тонкое искусство, и Гед частенько получал синяки и шишки, не успевая увернуться от гика, когда ветер внезапно начинал дуть в другую сторону. Или вдруг его лодка сталкивалась с другой, хотя вся бухта была в их распоряжении: или он вместе с двумя товарищами оказывался в воде, когда огромная, неизвестно откуда взявшаяся волна переворачивала их утлое суденышко. Более спокойными были походы по суше с Мастером Целителем, вводившим их в мир растений. Мастер Руки учил фокусам, жонглированию и азам искусства Перевоплощения.Наука давалась Геду легко, и уже через месяц он обогнал ребят, проведших в школе целый год. Особенно хорошо получались у него иллюзии. Казалось, этот дар заложен в нем с рождения и теперь он лишь вспоминает что-то давно забытое. Мастер Руки, мягкий и добрый человек, был бесконечно влюблен в то искусство, которое преподавал. Гед сначала благоговел перед ним, но скоро это чувство прошло, и он начал одолевать старика вопросами. Мастер всегда улыбался в ответ и показывал Геду все, что тот хотел. Но однажды, желая наконец посрамить Джаспера, Гед сказал Мастеру:— Сэр, все заклинания одинаковы, если знаешь одно, можно сказать, что знаешь все. Но в конце концов каждая иллюзия исчезает. Если я превращу камешек в алмаз, — и он быстро сделал это, взмахнув рукой и произнеся какое-то слово, — что я должен сделать, чтобы алмаз остался алмазом? Как заставить заклинание длиться вечно?Мастер Руки внимательно посмотрел на драгоценность, которая сверкала на ладони Геда, словно гордость коллекции какого-нибудь дракона. Затем произнес одно слово: «Толк», и алмаз снова стал невзрачным серым осколком скалы. Мастер взял его и поднес поближе к глазам.— Этот камень, — сказал он, мягко глядя на Геда, — на Истинном Языке называется «Толк». Кусочек камня, из которого сложен наш остров, частица суши, на которой живут люди. Он — часть нашего мира. Пользуясь заклинаниями, можно заставить его выглядеть как алмаз, цветок, пчела, глаз или огонь. Камень принимает ту форму, какую ты пожелаешь, а затем вновь превращается в камень. Но все это только видимость. Иллюзия обманывает чувства смотрящего, она заставляет его видеть, слышать и чувствовать превращение какого-либо предмета. Но иллюзия не изменяет самой вещи. Чтобы сделать из этого камня настоящую драгоценность, ты должен дать ему другое Имя. А для этого, сынок, необходимо изменить сам мир, частью которого является камень. Это действительно можно сделать. Ты научишься этому у Мастера Превращений, когда будешь готов. Но ты не должен изменять ни единой песчинки, пока не будешь точно знать, что последует за твоим действием — добро или зло. Мир находится в равновесии, но заклинания Изменения или Вызова могут поколебать его. Это очень опасно. Такие поступки обязательно должны опираться на знания и служить определенной цели. Когда зажигаешь свечу, появляются тени…Он вновь взглянул на камешек.— Знаешь, камень — тоже неплохая штука. Если бы острова Земноморья были сложены из алмазов, у нас была бы трудная жизнь. Наслаждайся иллюзиями, паренек, и пусть камни останутся камнями.Он улыбнулся, но Гед отнюдь не был удовлетворен. Как только попытаешься выудить из мага его секреты, он обязательно начинает разглагольствовать, подобно Огиону, о равновесии, опасности, тьме. Гед был бы уверен, что настоящий маг, прошедший весь путь от этих детских трюков с иллюзиями до секретов Вызова и Изменения, может делать все, что ему угодно. Он может сбалансировать мир, как ему нравится и отодвинуть тьму своим собственным светом.В коридоре он встретил Джаспера, который в последнее время, слыша об успехах Геда, разговаривал с ним, казалось, более дружелюбно, но, на самом деле, с еще большей издевкой.— Почему у тебя такой унылый вид, Сокол? Не получается что-нибудь?Стараясь, как всегда, не уронить себя в глазах Джаспера, Гед ответил, не обращая внимания на насмешливый тон:— Я по горло сыт жонглированием, меня мутит от иллюзий и всех этих трюков, годных только для развлечения скучающих Лордов в их замках. Из всего, чему я здесь научился, только малая часть действительно полезна. А все остальное просто глупости!— Даже глупости опасны, — ответил Джаспер, — в руках глупца.Геду вздрогнул, будто его ударили, и, шагнул к Джасперу. Но тот только улыбнулся, как бы показывая, что не хотел никого оскорбить, и, как обычно, легонько кивнув на прощание, пошел дальше.Клокоча от ярости и глядя вслед Джасперу, Гед поклялся, что превзойдет его, и не в каком-нибудь пустяковом состязании, а в настоящем деле. Он покажет себя, унизит Джаспера, и не позволит никому смотреть на него сверху вниз.Геду не давал покоя вопрос: почему Джаспер ненавидит его? Он лишь знал, за что сам ненавидит Джаспера. Другие студенты давно поняли, что им трудно тягаться с Гедом. Они говорили о нем — кто с похвалой, а кто и со злобой: «Он прирожденный волшебник, и не позволит никому превзойти себя.» Один только Джаспер не хвалил, но и не избегал его. Он просто смотрел на Геда сверху вниз, слегка улыбаясь. И поэтому Джаспер был его единственным соперником, которого любой ценой необходимо было поставить на место.Гед не видел или не хотел видеть, что в этом противоборстве, ставшем частью его жизни, таятся те самые опасности, о которых предостерегал его Мастер Руки.Когда ярость не затмевала разум Геда, он понимал, что ему еще далеко до Джаспера или до других старших студентов, и продолжал учиться. К концу лета напряжение в работе немного спало, так что оставалось время и для развлечений — лодочных гонок в бухте, состязаний в мастерстве владения иллюзиями во дворах Большого Дома, игр в прятки долгими вечерами, где водящий и игроки были невидимы, и только веселые юные голоса звенели среди деревьев. Потом пришла осень, и все с новыми силами взялись за учебу. Словом, первые месяцы в Школе пролетели для Геда незаметно, наполненные новыми впечатлениями.Зима принесла перемены. Вместе с еще семью студентами его послали на другой конец острова, на Северный мыс, где стоит Башня Уединения. Там в одиночестве жил Мастер Слова. Имя у него было странное — Курремкармеррук, ни в одном языке Архипелага не встречалось такого слова. На несколько миль от Башни не было ни одного поселения. Уныло возвышалась она над прибрежными утесами. Серы были облака над суровым зимним морем, и бесконечны были списки Имен, которые следовало выучить. На высоком стуле в окружении своих учеников сидел Курремкармеррук, записывая слова, которые нужно был запомнить до темноты, потому что в полночь чернила исчезали, и пергамент опять становился чистым. Здесь царил полумрак, было холодно и тихо. Тишина нарушалась только скрипом пера Мастера, да иногда вздохом бедного студента, которому предстояло до полуночи вызубрить название каждого мыса, бухты, фарватера, канала, гавани, мели, рифа и скалы на берегах Лосса, крохотного островка в море Пелна. На жалобы студентов Мастер обычно не отвечал, но удлинял список. Иногда он говорил:— Тот, кто хочет стать Владыкой Моря, должен знать Настоящее Имя каждой капли воды.Гед хоть и вздыхал иногда, но не жаловался. Он понимал, что в этой пыльной и беспросветной зубрежке Имен каждого места, предмета и существа содержится, как бриллиант на дне высохшего источника, та власть, к которой он стремится. Ведь вся магия и состоит в том, чтобы назвать каждое место, вещь или существо их Настоящими Именами. Так сказал Курремкармеррук в их первый вечер в Башне. Он больше не повторял этих слов, но Гед их запомнил.— Много великих волшебников потратили всю жизнь на то, чтобы найти Имя одной-единственной вещи, одно-единственное забытое или скрытое Имя. Но списки наши далеко неполны. И они не будут завершены никогда. Послушайте меня, и вы поймете, почему. В мире под солнцем, и в другом мире, где нет солнца, есть много такого, что не имеет ничего общего с людьми и людской речью, и есть силы, по сравнению с которыми силы людей — ничто. Но магия, истинная магия, подвластна лишь тем, кто говорит на языке Хардик, или на Древнем языке, из которого он вырос.На этом языке говорят драконы, на нем говорил Сегой, сотворивший острова Архипелага, на этом языке мы поем баллады и песни, произносим свои заклинания и заклятья. Слова его разбросаны и скрыты среди привычных нам слов. Например, мы зовем пену на волнах «сакиен». Это слово составлено из двух слов Древнего языка: «сак» — перо, и «иниен» — море. Перо моря — вот что такое пена. Но нельзя зачаровать пену, назвав ее «сакиен»; вы должны использовать ее Настоящее Имя — «эсса». Любая колдунья знает несколько слов Древнего языка, маг знает их много. Но слова забыты, некоторые известны только драконам и Древним Силам Земли, а некоторых не знает никто… И ни один человек не может знать их все, так как им нет конца.Вся загвоздка — в следующем. Например, слово для моря — «иниен». Что ж, прекрасно. Но то, что мы называем Внутреннем Морем, имеет свое название на Древнем языке. Так как ничто не имеет двух Настоящих Имен, «иниен» может означать только «все море, кроме Внутреннего». Но оно, конечно, не означает даже этого: ведь существуют бесчисленные заливы, бухты и проливы, у которых тоже есть Имена… Если какой-нибудь маг окажется достаточно глуп, чтобы попробовать наложить чары на шторм, или успокоить весь Океан, в его заклинаниях должны звучать названия каждого фута моря, не только в Архипелаге, но и за Внешними Пределами — везде, где волшебство имеет силу. Таким образом, как раз то, что позволяет нам заниматься магией, одновременно ограничивает наши возможности. Маг может управлять только тем, что рядом с ним и что он может назвать точно и полно. И это хорошо, иначе какой-нибудь извращенный или капризный маг давным-давно попытался бы изменить то, что не может быть изменено, и Равновесие нарушилось бы. Разбушевавшееся море затопило бы острова, где мы живем, и похоронило бы в бездонной пучине все голоса и Имена.Гед много думал над этими словами и кое-что начал понимать… Однако даже великая цель не могла сделать работу в Башне менее трудной и сухой. В конце года Курремкармеррук сказал ему:— Ты хорошо начал…Не более того. Маги говорят только правду, а правда заключалась в том, что все, чему научился Гед за один год, было только началом, прелюдией к тому, что он должен узнать за всю жизнь. Он запоминал все быстрее остальных и покинул Башню Уединения раньше всех, но это была единственная награда, которой его удостоили.Поздней осенью, в одиночестве, по пустынным дорогам, отправился он на юг. Ночью пошел дождь. Гед не пытался остановить его, потому что погода на острове находилась в руках Мастера Ветров, а он не одобрял вмешательства в свои дела. Гед нашел убежище под огромным дубом, закутался в плащ и подумал об Огионе. Наверное, как и каждую осень, он странствует сейчас по Гонту, спит под крышей из голых ветвей, а вместо стен его окружают его струи дождя. Гед невольно улыбнулся — мысли об учителе всегда приносили ему утешение и, несмотря на промозглую тьму, окружающую его, он уснул с легким сердцем под шелест дождя. Когда он проснулся, дождь уже кончился. Он поднял голову и в складках своего плаща увидел какого-то маленького спящего зверька, забравшегося к нему в поисках тепла. Гед удивился, когда понял, что это отак — редкое и странное животное.Они водятся только на четырех южных островах Архипелага: Рокке, Энсмере, Поди и Воорорте. Отаки — небольшие гладкошерстные зверьки, с широкой мордочкой, темно-коричневым или полосатым мехом и огромными яркими глазами. Зубы их остры, нрав вспыльчив — редко кому удавалось приручить отака. Они совершенно немы. Гед погладил отака. Тот проснулся и широко зевнул, показав маленький коричневый язычок и острые зубы, но совсем не испугался.— Отак, — сказал Гед, но затем, вспомнив имена всех зверьков, которые он выучил в Башне, он назвал его Настоящим Именем: — Хог! Хочешь пойти со мной?Отак уселся на раскрытую ладонь Геда и принялся расчесывать шерстку.Гед посадил зверька себе на плечо и отправился дальше. Несколько раз отак спрыгивал и убегал в кусты, но всегда возвращался. Один раз он даже принес только что пойманную лесную мышь. Гед засмеялся и сказал отаку, чтобы он съел ее сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22