– Серые эльфы готовят погребальную церемонию. Когда они придут забрать тело, мы сможем выйти.
– Что они тебе сказали? – спросил её Утёр, и Цимми удивлённо поднял брови, услышав такое обращение.
– Попробуй, это вкусно, – сказала Ллиэн, не отвечая на его вопрос и протягивая ему что-то вроде жаркого, обёрнутого в листья.
– Что это?
– Не думаю, что тебе будет приятно об этом узнать…
Утёр искоса взглянул на Цимми. Гном приподнял брови, и в глазах его читалась прежняя фраза, которую Утёр сразу вспомнил: «Они едят своих мертвецов». Но под настойчивым взглядом Ллиэн рыцарь осторожно откусил кусочек жаркого. Оно напоминало рыбу, было чуть жестковатым и похрустывало на зубах. Он не знал, какими были бы на вкус серые эльфы, но уж наверняка не похожими на рыб… Утёр ободряюще взглянул на Цимми и доел свою порцию. Фрейр особенно не церемонился и так быстро поглощал маленькие кусочки жаркого (но с гораздо большим шумом), словно это были ягоды.
– И всё-таки, что это? – спросил он, довольно улыбаясь.
Ллиэн наклонилась к нему и вполголоса, чтобы не слышали остальные, произнесла:
– Болотные чудовища, которые живут под водой…
Фрейр вздрогнул от отвращения и положил недоеденный кусок жаркого обратно на поднос. Но он был так голоден, а Ллиэн настолько искренне смеялась, что он усомнился, правду ли она сказала.
Потом Ллиэн заговорила уже серьёзным тоном:
– Сегодня утром часовые привели сюда человека. Судя по описанию, это был Блейд. Его отвели к Гаэлю, и они обменялись несколькими фразами на языке людей. У Гаэля был довольный вид, и он пригласил его к себе домой. Человек вышел оттуда буквально через несколько минут с каким-то свёртком под мышкой и спокойно ушёл своей дорогой. Только спустя какое-то время после его ухода обнаружили, что Гаэль мёртв.
– Значит, его убил Блейд, а не Рогор, – прошептал Утёр.
– Во всяком случае, гнома в посёлке никто не видел, – сказала Ллиэн. – Я хочу сказать, до вашего прибытия, мэтр Цимми…
– Но зачем он его убил? – спросил Фрейр с набитым ртом.
– Чтобы обокрасть, зачем же ещё? – проворчал Утёр.
Он чувствовал злость на самого себя. Все это по его вине. Это он позволил Блейду присоединиться к ним. Вор и убийца… Надо было быть полным болваном, чтобы ожидать от него, что он сдержит обещание!
– Проклятье! – выкрикнул он. – Этот подлец убил Гаэля и украл кольчугу! Нам лучше было бы не терять времени, а сразу броситься в погоню за ним! Л сейчас он уже наверняка добрался до переправы!
– Мы не знаем, он ли украл кольчугу, – возразила Ллиэн.
– Кто же ещё? Он вышел со свёртком под мышкой, ведь так? Что же ещё могло там быть? Мы должны догнать его!
– Нет…
Все в удивлении обернулись к Цимми.
– Нет, – повторил он.
Затем погладил бороду, стряхивая с неё остатки еды, и задумчиво сцепил пальцы.
– Есть кое-что, о чём вы не знаете, – медленно произнёс он. – Гаэль… Гаэль, конечно же, украл кольчугу, и я не сомневаюсь, что именно он убил Тройна, правителя подземного города Казар-Ран, короля Чёрной Горы, Тройна Длиннобородого, Тройна – повелителя
камней и металлов…
Утёр чуть было не перебил Цимми, чтобы тот говорил покороче, но Ллиэн взглядом удержала его.
– Но?.. – полувопросительно сказала она.
– Но дело обстоит хуже, гораздо хуже, – продолжал Цимми. – Гаэль украл Меч Нудда…
У всех от неожиданности перехватило дыхание. Священный талисман гномов, хранившийся под Чёрной Горой, был известен всем Свободным народам и даже бесчисленным ордам, подвластным Безымянному Зверю.
– Принц Рогор, как он уже говорил, – наследник престола Тройна. Но он сможет стать королём, лишь вернув Каледвх. Для нас это… – он замолчал, подыскивая слова, – всё равно что Фал Лиа, Камень Фал, для короля Пеллегуна – символ верховной власти. Если Рогор не вернёт Меч Нудда, то честь потомков Двалина будет запятнана навеки, и им не останется другого выхода, кроме как сеять смерть и разрушение, чтобы смыть этот позор.
Цимми повернулся к королеве. Лицо его было тре – вожным и печальным.
– Это будет означать конец мира между нашими народами… Гномы сожгут леса и вытопчут равнины, и это будет продолжаться до тех пор, пока последний из потомков Двалина не погибнет или последний эльф не расплатится кровью за оскорбление.
Утёр в полном смятении вскинул голову.
– Но зачем Гаэль это сделал? – воскликнул он, обращаясь к Ллиэн, словно она знала ответ на этот вопрос. – Я хочу сказать: зачем он украл меч? Чтобы развязать войну? Но это же глупость! У серых эльфов нет никаких шансов устоять против гномов!
Ллиэн молчала, словно задумавшись над ответом. Она была из рода Мориган и вела происхождение от Дагды, могущественной богини Народов Даны, и она не забыла древних преданий, рассказывающих о четырёх священных дарах. Она взглянула на Цимми, но гном, несмотря на всю свою учёность – а может быть, именно из-за неё, – кажется, не понимал, что потеря Меча Нудда означает также гибель её собственного народа. Она подумала о своём друге Рассуле, короле серых эльфов. О Рассуле, так легко готовом вспылить… о правителе разобщённого, униженного народа, живущего в таких трудных условиях – даже для эльфов… Могло ли так случиться, что он организовал убийство Тройна и похищение Меча Нудда? Мечтал ли отомстить гномам Чёрной Горы? Невероятно… Рассуль входил в Великий Совет с момента окончания Десятилетней войны. Он знал короля Тройна, так же как знала его и она, Ллиэн, с самого его воцарения. Разумеется, никто не стал бы утверждать, что он относился к королю гномов по-дружески, но, несомненно, он его уважал Ллиэн была в этом уверена. Так с чего же ему ввязываться в столь безумную авантюру?
Она не могла в это поверить.
Это был не он. Король Рассуль был эмоциональным, даже вспыльчивым… Столь изощрённый и кощунственный план – совсем не в его духе. И потом, серые эльфы могли все потерять… В сущности, не только они, но и все остальные эльфийские племена.
Война между двумя из трёх Свободных народов могла быть выгодна только Чёрному Властелину. Ллиэн взглянула на Фрейра и вспомнила, что он говорил на Великом Совете. Его поселение было разрушено отрядами гоблинов. Война и разрушение вторгались на земли свободного мира… Был ли это одиночный набег, какие случались на Границах во все времена (и сами варвары, не церемонясь, совершали грабительские нападения на Чёрные Земли, сокрушая аванпосты и военные укрепления гоблинов), или же два события – убийство Тройна и нападение на Скалистый Порог – были связаны?
Возможно ли, чтобы эльф стал служить Безымянному Зверю, чтобы развязать войну, которая разрушила бы коалицию Свободных народов?
Ллиэн тут же отбросила это ужасное предположение. Она знала, что некоторые эльфы, подобно людям к гномам, готовы на все ради денег и власти. Но если Гаэль предал свой народ, почему тогда он скрывался среди своих?
За всем этим стоял кто-то другой.
Могущественный повелитель, жестокий и властолюбивый, которому война между эльфами и гномами была бы выгодна. Кто-то, достаточно знающий и посвящённый в тайны древней религии, чтобы знать страшную власть талисманов Даны. Кто-то вроде…
Чудовищность этого предположения на какое-то время остановила ход её мыслей. Почти против воли она пристально взглянула в лицо Утера. Человек… Представитель этой странной расы, способной на самое лучшее и самое худшее, такой слабой и в то же время одержимой жаждой власти, способной на жестокие преступления ради того, чтобы возвыситься над остальными. Готовой на все…
Ллиэн охватил ужас. Она встряхнула головой, отгоняя эти невыносимые мысли, и поняла, что трое её спутников все ещё спорят о том, что им теперь делать. Утёр пытался убедить Цимми отправиться в погоню за Блейдом, тогда как гном настаивал, что нужно перерыть все жилище Гаэля в поисках Меча Нудда.
Ллиэн взглянула на профиль Гаэля, лежавшего на высоком земляном возвышении. Слабый свет факела придавал его коже розоватый, почти человеческий оттенок..
– Возможно, я смогу узнать, что здесь произошло, – сказала она, поднимаясь.
Все замолчали. Даже Фрейр прекратил жевать. Ллиэн приблизилась к телу Гаэля, длинными тонкими пальцами слегка сжала его виски и закрыла глаза. Затем кончиками пальцев мягко провела по выступающим скулам, запавшим щекам и сомкнутым векам эльфа. Осторожно приподняла их и взглянула в безжизненные глаза.
– Когда глаза видят солнечный свет, они надолго сохраняют воспоминание о нём, даже после того как закрываются, – тихо сказала она. – И точно так же они хранят воспоминание обо всём, что видели, и даже о том, чего не видели… Вот почему нам снятся сны, порой более прекрасные, чем явь… После смерти тело ещё хранит в себе дыхание души и память о том, что произошло в последние мгновения жизни… О том, что видели глаза перед смертью.
Теперь её ладони медленно скользили по лицу Гаэля, гладя ледяную плоть. Она снова закрыла глаза и резко откинула голову. Её тело начало понемногу раскачиваться, вначале едва заметно, затем всё сильнее, пока его не охватила судорожная дрожь. Только руки, которых она не отрывала от лица Гаэля, мягко поглаживая его плавными круговыми движениями, оставались спокойными. Утёр вздрогнул. Ему показалось, что подземелье наполнилось ледяным холодом. Могло ли случиться так, что все тепло ушло отсюда в одно мгновение, словно приоткрылась дверь, ведущая в обитель мёртвых?
В этот момент Ллиэн снова показалась ему ужасной. Словно в тот раз, на поляне, в ней не осталось ничего… человеческого. Словно какая-то злобная сила изменила и до неузнаваемости исказила её красивое спокойное лицо, превратив его в отвратительную маску. Её кожа стала мертвенно-бледной, руки напоминали скрюченные сухие ветки, а зелёные глаза светились, словно глаза дикого зверя. Это выглядело жутко. Внезапно она издала долгий, невероятно пронзительный крик, от которого у остальных заложило уши, и резко встряхнула головой, отчего длинные чёрные волосы дождём заструились по её лицу. Лицо Утера исказила гримаса боли. Он зажал уши руками – настолько невыносимым был крик Ллиэн – и глухо застонал, почти против воли лихорадочно вжимаясь в земляную стену. Фрейр и Цимми были напуганы не меньше. Он услышал их крики, которые, однако, не могли заглушить резкого, раздирающего слух визга эльфийки. Ему показалось, что сама земля содрогается, что свод подземной пещеры сейчас обрушится и погребёт их всех под собой. Словно разверзлась преисподняя, и все вокруг наполнилось нечеловеческими режущими голосами сотен демонов, воплями осуж-денных грешников, рёвом адского пламени и ужасающим грохотом рушащегося мира…
Внезапно всё стихло. Слышен был только глухой шум в ушах и собственное прерывистое дыхание…
Ллиэн стояла неподвижно. От всего её тела исходило голубоватое свечение, понемногу распространявшееся, словно стелющийся туман, над телом Гаэля. Утёр глубоко вздохнул и почувствовал, что весь дрожит, а его зубы непроизвольно стучат. Он промёрз до костей и никак не мог унять дрожь.
Глазами, расширенными от удивления, он следил, как голубоватое сияние мало-помалу принимает очертания человеческой фигуры, образуя все более чёткий силуэт Гаэля и затем отделяясь от его тела, как призрачный двойник. Он отчётливо различил черты лица эльфа и детали его одежды. Вскоре он увидел и кубок, который тот держал в руке. Потом заметил, как губы эльфа складываются в улыбку. Наконец, различил второй силуэт – на сей раз Блейда, – возникший рядом с первым.
Его истерзанный слух не мог уловить, о чём они говорят, но, однако, он каким-то образом понимал отдельные слова, словно они напрямую проникали в его сознание.
Он увидел, как Блейд показывает Гаэлю своё кольцо, и тот ответным жестом протягивает руку, украшенную похожим кольцом. Затем Гаэль открыл сундук и достал оттуда серебряную кольчугу. Затем повернулся, чтобы налить Блейду вина. В это момент Блейд выхватил топор из оружейной стойки, размахнулся и нанёс удар.
Видение исчезло.

Скорчившись и с головы до ног завернувшись в плащ, Уазэн трясся от озноба. Порой яд доставлял ему жестокие мучения, словно огнём выжигая внутренности. Потом боль отступала, оставляя его, измученного и задыхающегося, охваченного ужасом от только что перенесённого страдания и от ожидания нового. Прошёл всего один день с момента прибытия в Гврагедд Аннвх, а он уже выпил половину пузырька с противоядием, который дал ему Блейд. Не в силах удержаться, он проглатывал несколько капель при каждом новом приступе боли.
Повинуясь приказу Блейда, он вернулся к переправе, когда день начал клониться к вечеру, и подтянул к берегу плот, надеясь на скорое возвращение вора Гильдии. Он даже продвинулся на несколько туазов вглубь островка, до самой поляны, разрушенной Цимми с помощью магии. Но вид вывороченной земли и камней ужаснул его, и он со всех ног бросился обратно в своё укрытие – на плот, стоявший неподалёку от переправы.
Гном слишком замёрз и был слишком напуган, чтобы уснуть. К тому же его воспалённый измученный мозг не прекращая строил планы убийства Блейда. Но как бы ни метались его мысли, они всё время возвращались к одной и той же точке: поскольку у него нет противоядия, ему придётся оставить Блейда в живых до самого возвращения, но, когда они окажутся по другую сторону болот, как заставить его сдержать обещание?
Внезапно хруст сухих сучьев и мелких камней заставил его насторожиться. Кто-то приближался. Этот кто-то был один, шёл быстро и не заботился о том, чтобы оставаться незамеченным. Уазэн проворно вскочил и с лихорадочно колотящимся сердцем начал вглядываться в темноту. Наконец из прибрежных кустов показалась высокая фигура. Гном различил лицо человека, лишь когда его сапоги застучали по доскам причала. Несмотря на ненависть и страх, он испытал чувство облегчения.
В одной руке Блейд сжимал боевой гномовский топор, в другой – довольно большой дорожный узел. Он прыгнул с берега на плот, отчего тот закачался, едва не заставив гнома-проводника потерять равновесие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37