https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/umyvalniki/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Даже твои знаменитые карточки не стоят и гвоздя. А сейчас Мо-ран, наверное, докладывает, как ты его шантажировал. Не уверен, что это ему понравится.
Шарриак поднял указательный палец.
– Результат, Жером, результат. Я уже понял: все удары разрешены ради результата. Это его теория, правильно?
Я поморщился, сомневаясь. Шарриак сохранял спокойствие. Робот, да и только.
– Он приближает ситуацию, насколько возможно, – продолжил он. – Ведь в бизнесе ежедневно пытаешься кого-то потопить. Хочешь список тех, кто ушел с предприятия с картотекой клиентуры, чтобы основать свое дело? И тех, кому это удалось? Вообще-то это запрещено. Тут свои законы. Но есть типы, которые выше законов. Наш президент? Он неподвластен ни одному судье. Но зато он дрожит перед TF1. Милошевич делает что хочет. Буиг больше уже не сможет. Моран не в счет. Он кусок дерьма. Тут нет проблемы. Цель оправдывает средства. Деньги – мерило всего. Вот об этом он нам и напомнил. В день, когда ты вознесешься на небо, святой Петр откроет свой журнал и спросит: "How much?"
– Святой Петр – американец?
– Естественно. В данный момент Бог – американец.
Эта бессвязная, почти безумная речь была единственным признаком его волнения. Внешне Шарриак выглядел невозмутимым. Я бросил взгляд на озеро, грозящее поглотить все мои надежды.
– Остается выбор, – заметил я. – Что будем делать? Потрошить друг друга?
– А что еще?
– Предлагаю вот что: собираем всех, вводим в курс дела и решаем все вместе.
– Совет... Это уже устарело, знаешь ли...
– Нет, просто все объясним. Начинаем с нуля. Иначе все пойдет вразнос. Мы потеряем контроль.
Он подумал:
– Да... Пожалуй...
– В десять часов в рабочей комнате?
Шарриак неохотно согласился. Я был почти уверен, что он не придет.
Я вернулся к своей команде и рассказал обо всем без утайки. Мэрилин среди нас не было. Брижит Обер дала ей полную характеристику, назвав ее гадюкой и другими, еще более неприятными словами.
– Вот видишь, – упрекнул меня Мастрони, – мы с самого начала действовали неправильно. Я был против. Надо было играть по правилам.
– Не огорчайся, Мэрилин уже отметила, что ты возражал. Сейчас ее нет, так что зря стараешься. На твоей карточке будет написано "послушная собачка", успокойся.
– Бесполезно нападать на нее, – сказал Хирш. – Я понимаю, что на тебя давят, но подумай о своей команде.
Он был прав. Я начинал трещать по всем швам. Надо взять себя в руки. Я хлопнул Мастрони по ладони, как это делают подростки.
– Извини... Ты не сердишься на меня?
– Нет, я сам виноват, – великодушно ответил он.
– Лады. А как дела с дисками?
– Все в порядке, – ответил Хирш. – Вот с переводом – умора. Тип, у которого копирайт, хотел сам перевести, он боялся, что будут неточности. А такое случается. Читаешь, бывало, инструкцию к какой-нибудь штуковине и ничего не понимаешь... Сплошные ляпы. В общем, если здесь какое-либо слово не будет переведено точно, у нас возникнут юридические проблемы. Я заставил опытного эксперта нотариально заверить перевод. Мы уже запустили диски в продажу, Брижит занялась рекламой. Хорошо бы это пошло, потому что с крючками у нас ничего не получится...
– Есть идея, – вмешался Мастрони. – Можно устроить что-то вроде аквапарка, куда люди ходили бы рыбачить после закрытия сезона. Я посмотрю, разрешено ли это законом. Заодно там соорудили бы ресторан, отель...
Хирш засмеялся:
– "Диснейленд" для рыбаков... Недурно. Но нужна куча бабок, а?
– Ну, как и для дисков. Заинтересуйте кого-нибудь. Уверен, что уже есть рынок...
– Рискованная затея... Все эти парки – дело семейное. Я хочу сказать, что дети полгода проводят дома, школа закрыта, и не знаешь, чем их занять. Тогда начинаешь думать, куда бы их сводить. Если устроить что-нибудь, но детям это не понравится, то ничего не выйдет. Если дети примут – все получится. В противном случае – ты банкрот.
– А я имел в виду пенсионеров, – заявил Мастрони. – Детишек у них нет, а пенсионеров становится все больше и больше, и они скучают. Им бы понравилось порыбачить, разве нет? Сил на это немного надо...
– Тогда следует подумать и об их женах. А они, как правило, равнодушны к рыбалке. Поработай над этим. А кто принесет нам кофе, если уж нет Мэрилин?
Брижит Обер недобро посмотрела на меня:
– На меня не рассчитывайте! Женщина-вещь, которая обслуживает своего господина, – это не по мне...
– Вот еще, женщина-вещь! – возмутился Хирш. – Черт побери, вы и так захватываете вожжи, три четверти американских денег принадлежит женщинам, и у вас хватает наглости говорить нам о женщинах-вещах!
Я издал рычание, озадачившее всех.
– У-у-у-фф! Здесь не кафе! Мы учимся! Поспорите в другой раз...
Около десяти часов утра мы отправились на второй этаж. Команда Лоранс уже была на месте, сгрудившись у окна. Эль-Фатави засмеялся и, подвинувшись, указал мне на пристань. Там, рядом с итальянцем-перевозчиком, стояла Мэрилин с чемоданчиком в руке. В лодке были навалены другие чемоданы. К ней семенил Леруа. Нам не было слышно, о чем они говорили, но сцена походила на смешной немой фильм.
– Быстро же они заметают следы, – заметила Лоранс.
В этот раз на ней был желто-синий ансамбль, веселенький и броский. Очень широкие брюки закрывали лодыжки. Мелькнула мысль, что я никогда не видел ее в короткой юбке. Возможно, икры ног у нее были толстоваты, и она старательно прятала их. Очевидно, Лоранс хорошо отдохнула вечером или обновила макияж: на ее покрытом легким загаром лице не было ни единой морщинки.
Полюбовавшись немного сценкой на берегу озера, которая у всех вызвала победоносные улыбки, я взглянул на часы:
– Десять минут одиннадцатого. Шарриак не придет.
– Ну и ладно, обойдемся без него, – фыркнула Лоранс.
Внизу Моран волочил по гравию аллеи здоровенную корзину. Итальянец запустил мотор и теперь суетился возле троса, пытаясь его распутать. Эль-Фатави прощально помахал рукой, но его не увидели.
– Во всяком случае, – заметила Брижит, указав большим пальцем на окно, – уже тремя меньше.
– Это не считается, – тихо сказал я. – Нас никогда не было шестнадцать.
Ее верхняя губа задорно вздернулась, открыв зубы, – ну прямо белочка, грызущая орех. Когда ей было лет десять, кто-то, видимо, находил эту гримаску очаровательной.
– Правильно. Тринадцать. Несчастливое число, верно?
Не ответив, я пригласил всех сесть. Заседание оказалось абсолютно бесполезным, – из тех, что меня так раздражали еще на старой работе, когда там начинали увлекаться собраниями. Все знали, о чем будут говорить, каждая фраза была заранее известна. Ораторы старательно произносили свои тексты, словно актеры в театре. Брижит Обер была язвительной, Мастрони скрупулезным, Хирш немногословным, эль-Фатави эмоциональным, Шаламон недалеким. Никто не вышел за рамки своего характера, не сказал ничего нового, не дал информацию к размышлению. Задумчивая Лоранс не произнесла и пяти слов. После впустую потраченного часа мы единодушно решили: придется продолжать работать, как будто ничего не произошло. У дель Рьеко на руках все козыри, нам с ним не сладить. Восторженные вечерние иллюзии лопнули, как мыльный пузырь, оставив нас глубоко разочарованными.
Мы нехотя разошлись по своим рабочим кабинетам. Хирш просмотрел электронную почту. Новости были неутешительными.
Шарриак избрал другой угол атаки. Теперь он наступал на трех фронтах. С одной стороны, он предложил новую скидку для ряда супермаркетов при условии увеличения поставок – начиналась коммерческая война. С другой стороны, Шарриак продолжал наступать на наш капитал. Он внес предложение о покупке наших акций, утверждая, что группой легче поднять норму прибыли. По мнению хозяина игры, кое-кто клевал на такой довод, обещающий прибавку в десять – двенадцать процентов к акционерному капиталу: этого явно недостаточно, чтобы реально угрожать нам. Особенно Шарриак наступал на юридическом фронте. По его наущению, вероятнее всего, один клиент, якобы поранивший нашим крючком какую-то девочку, затеял против нас судебный процесс, требуя возмещения ущерба на колоссальную сумму и призывая другие жертвы объединиться в ассоциацию.
– Всегда так, – заворчал Хирш, – стоит кому-нибудь вывихнуть лодыжку, и он сразу начинает думать, кому бы предъявить иск. Миллион исков в год. Если ты делаешь метлы, теперь надо прикреплять к ним таблички: "Осторожно! Не засовывать в задницу", – а иначе клиент будет звать полицию и орать, что его не предупредили об опасности.
– Это уж слишком! – бушевал Мастрони. – Рыболовный крючок предназначен для того, чтобы проколоть губу рыбы. А если вместо рыбы подсекают девочку, спутав ее с форелью, значит, ей им прокололи губу, и тут никуда не денешься!
– Точно, – подтвердил Хирш, – но дело-то будет разбираться судьей, который рыболовного крючка никогда не видел. Ему предоставят фотографии изуродованной девочки, письменные заключения экспертов с описанием ужасных ран – и приговор тебе обеспечен. Пришла американская мода. Пукнешь – и на тебе, уже судебный процесс. А адвокаты набивают себе карманы. Так что отнеситесь к этому очень серьезно. Тот субъект со своей тяжбой может принести нам гигантские убытки, а судья приговорит нас к выплате умопомрачительной суммы. Возьми СПИД, к примеру, – выплачено уже четыре миллиарда, и об этом ни слова. Нет, вот увидишь, правосудие нас доконает.
– Можно и так сказать.
– Да, если хочешь. Когда все прошляпил, остается юстиция. Постой-ка, еще не все, пришло новое сообщение... Теперь он набросился на наш устав. Говорит, что устав нашего акционерного общества идет вразрез с законом, и нас следует распустить.
Так вот что изучал Шарриак, когда я приходил к нему, и что он небрежно засунул под бумаги. Он – юрист, а я нет. Может быть, и не было ничего серьезного в мотивировках, которыми он нас завалил, но его козни отнимут у нас уйму времени. А если и пресса подключится, что не замедлит произойти, то забеспокоятся наши клиенты или наши акционеры.
– Он не жалеет патронов, – заметил я. – Ценовая война, наступление на капитал, крючкотворство...
– Ну да, – отозвался Хирш, – три классические позиции, чтобы утопить фирму. Не секрет, что он хочет нас прикончить. Придется защищаться.
– Нет. Будем контратаковать. А по сбыту, Мастрони, сделай им такое же предложение. Вот по капиталу... жаль, нет больше Мэрилин, она писала роскошные письма. Брижит, попробуйте выпутаться, мне необходимо что-нибудь ободряющее. Акционер – это птичка, которая всего боится. Используйте американца. Если уж американцы вложат деньги, значит, денежки заработаем. Шарриак не должен этого знать. И запросите этого янки, не заинтересуют ли его двадцать процентов. Это произведет эффект. А ты, Хирш, свяжись с суперадвокатами, которые защищают наркодельцов. Крепких. Сволочей без стыда и совести. Цель двойная: первая – выиграть время, затянуть дело лет на десять. Шарриак считает себя очень сильным, но наверняка допустил две-три формальные ошибки, а суды страсть как не любят этого. Перетряси его баланс и напиши донос в налоговую инспекцию. Налоговая полиция, или как она там называется, отвлечет его. Вдобавок напусти на него экологов, которые жалуются на него.
– На что?
– Не важно. На то, что загрязняет реки. В его рыболовных крючках повышенное содержание диоксана, озона... Все, что в голову придет...
Хирш разразился таким утробным смехом, что мы вздрогнули.
– Это невероятно! Титан – еще можно, но никак не диоксан и не озон.
– Да наплевать! Все равно никто ничего в этом не понимает! Спроси парней, которые протестуют на улицах против диоксана, что это за штука и в чем ее вред, и ни один не ответит. Им сказали, что это плохо, и точка! Они испугаются, а этого вполне достаточно. Просто скажи, что мы сдали на анализ рыб, выловленных его крючками, и ждем результатов, но проблема, кажется, будет.
– Тогда мы вместе с ним взлетим на воздух...
– Мы на краю пропасти, и он только что подтолкнул нас. Что делать? Уцепиться за его рукав. Либо он нас удержит, либо свалится вместе с нами. Послушайте меня: я хочу тотальной войны, на всех фронтах, беспощадной. Пленных не брать. Все к огнеметам! Я остановлюсь, когда мы его разобьем.
Мы погрузились в работу, даже обедать не пошли, а за довольствием отправили Мастрони. Он принес сосиски, чипсы и пиво, сообщил, что Шарриака в столовой тоже нет, там только команда Лоранс.
– К тому же они морально подавлены. У них скучающий вид.
– Они ждут, кто выиграет. Хотя им-то уже все равно. Встань на их место.
– Ну уж нет, предпочитаю свое.
Мы метали послания, как стрелы. Принтер Хирша трещал, не умолкая, испуская агонизирующие звуки, как все принтеры. Супермаркеты были в нерешительности, не высказываясь ни за одну, ни за другую сторону. Наши сбитые с толку акционеры молчали, но пока не отвечали и на предложения наших противников. Они тоже ждали конца битвы, чтобы перейти в лагерь победителя. Что же касается юридической стороны, то адвокаты обменивались непонятными записками, напичканными ссылками на тексты, о которых мы и понятия не имели, и намеками на самое искреннее – обманчивое чистосердечие. Просвета не было, и досье под собственной тяжестью погружалось в болото безысходности.
Постепенно моя команда начала улыбаться. Лица разгладились, люди обменивались веселыми замечаниями, не прерывая работу. Лица чем-то похожи на небо: с одного взгляда определяешь, солнечно или пасмурно, наполнен ли воздух влагой, близка ли гроза или облака уплывают. Наши лица дышали весной.
Около трех часов Хирш повернул ко мне голову и сказал:
– Смотри-ка, он прислал наши карточки!
Мастрони и Брижит, забыв про дела, бросились к экрану.
– Неужели?
– Точно. Телекопия.
Я удержал Брижит за руку:
– Не смотрите... Отравлено. Где гарантия, что он не изменил несколько несущественных деталей? Не заменил слово "гениальный" на "ничтожество"? Он хочет произвести впечатление. Это добрый знак. Если уж он дошел до этого...
Брижит высвободила руку:
– Да дайте же посмотреть! Мне любопытно.
Нагнувшись, я выключил принтер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29


А-П

П-Я