https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/gidromassazhnye-kabiny/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Разве это не здорово?
Вообще-то это была шутка, но в последствии выяснилось, что я как в воду глядела.
Мама засмеялась.
– Не волнуйся, мам. Я завтра с Ёшио поговорю. Узнаю, что и как.
– Поговори, поговори. Может ты, наконец, поймешь, почему я так волнуюсь.
– Он что, в самом деле, такой странный?
– Сам на себя не похож, – сказала мама, но по лицу было видно, что она немного успокоилась. «Вот и хорошо», – подумала я.
Ночная кухня – это территория окончательного и бесповоротного паралича мыслей. Ни в коем случае нельзя оставаться в таком месте надолго. Ни в коем случае нельзя заставлять своих жен и матерей проживать жизнь на кухне. Здесь зарождается не только вкусный суп, но и бытовое пьянство и даже позывы к убийству. Кухня – это глобально: это таинственное место, управляющее жизнью всего дома.
Человек не твердокаменная глыба, человек – создание нежное и хрупкое. Но я поняла это совсем недавно.
По сути человек похож на сырое яйцо: неосторожное движение – и оно разбито. Я, мои родные, люди вокруг нас – мы проживаем каждый день, окруженные со всех сторон подстерегающими нас опасностями, которые могут причинить нам вред, разрушить нас. И в конце каждого дня я думаю: «Боже, какое это чудо!» Я не могу думать иначе.
Когда я сталкивалась со смертью или страданиями окружающих, мне в голову приходила одна и та же мысль: «Почему в мире столько боли?» Но ведь можно посмотреть и с другой стороны, осознать факт нашего существования здесь и сейчас как невероятное чудо… И чем больше я думала об этом, тем чаще мне казалось, что моя собственная жизнь остановилась где-то на середине.
Множество людей, знакомые, родители знакомых, те, кого они любят… Бесконечное множество смертей, бесконечное множество жизней. Эта бесконечность наводит на меня ужас, но я все равно силюсь понять – сколько же их? Чему равно это число, стремящееся к вечности?
Я не могу перестать думать об этом, хотя очень устала, и все давным-давно перепутались.
Теперь мои друзья называют тот день, 23 сентября, «Днем падения с лестницы».
Я спешила на работу и, чтобы срезать дорогу, решила пойти закоулками. В какой-то момент я, запыхавшись, выскочила на лестницу, по которой раньше никогда не ходила. Довольно широкая и очень длинная каменная лестница позади районной школы. Весьма известное место – из-за крутизны лестница считалась опасной. Опасной настолько, что, когда зимой шел снег, проход по ней часто был закрыт. Я быстро бежала вниз по ступенькам. Багровый вечер уже почти превратился в черную ночь, вдоль лестницы горели тусклые фонари, а за фонарями, почти сливаясь с их тусклым светом, висел на небе желтый месяц. Он был таким притягательным… Я оступилась и упала, больно стукнувшись головой о каменную ступеньку.
В больницу меня привезли без сознания.
Когда я пришла в себя, я не понимала, где нахожусь, и что происходит. В голове, будто стянутой обручами, пульсировала ноющая боль. Я потрогала голову, нащупала бинт и тут же вспомнила ночную лестницу, удар и свое моментальное удивление…
Рядом с кроватью сидела красивая женщина средних лет.
– Сакуми! – Она произнесла мое имя.
«Судя по возрасту и по тому, что она сидит здесь, у моей кровати, – это моя мама», – подумала я.
Никаких чувств при этом я не испытала. И вообще реальность не будила во мне никаких эмоций. Эта женщина была мне знакома, но я не помнила, кто она, ничего о ней не знала. Но раз она пришла сюда – значит, либо мама, либо кто-то очень близкий… «Интересно, мы с ней похожи?» – подумала я, но не смогла вспомнить свое лицо.
И еще я подумала: «Она здесь, рядом со мной, она волнуется за меня. Я не имею права делать ей больно». Моментально в ноющей голове всплыло первое, яркое воспоминание.
Мама дома, она плачет (я, правда, не помнила, где именно находится наш дом и как он выглядит). Воспоминание о маминых слезах было очень кинематографичным – как сцена из фильма, снятая через специальный фильтр. Этот образ всплыл из глубин памяти, превратившейся в подобие кристалла. Кажется, тогда умер дедушка.
Следующим пришло воспоминание о сестре.
Я не могла вспомнить ее имя, но стоило мне подумать о том, что у меня когда-то была сестра, как перед моими глазами возник образ очень красивой женщины. Эта красота ошеломляла, и я даже заподозрила, что на сей раз дело в моем разыгравшемся воображении. Но потом я поняла, что это на самом деле Маю. Я видела ее со спины – как будто она разбирала вещи, которые остались после ее смерти.
Как-то раз, когда я еще жила одна, я позвонила домой после очередной любовной неудачи и неожиданно для себя расплакалась прямо в трубку. Мама тогда сказала: «Плохи дела. Наша Сакуми плачет». Я почти никогда не плакала…
Я еще раз взглянула на женщину, сидевшую рядом. Сомнений быть не могло – это моя мама… Надо с ней понежнее. Нельзя делать ей больно.
Последнее предложение я медленно повторила про себя несколько раз, как мантру.
У мамы под глазами были черные круги. Наверное, она думала, что я до сих пор не отошла от наркоза. Когда ее взволнованный взгляд встретился с моим, мутным и непонимающим, в ее глазах блеснули слезы. Слезы радости…
Кажется, теперь понятно. Все зависит от подхода. Ну что ж, на сегодня это первое озарение, дальше пока придется идти на ощупь. Другого выбора нет, но я готова к этому испытанию.
– Мама, – позвала я.
В ответ мама кивнула. В ее кивке была и радость, и нежность – чувства эти шли от самого сердца. Потом она улыбнулась. Улыбнулась, хотя я произнесла теплое слово «мама» – первое слово, которое мы узнаем, едва появившись на свет, – так, будто я не родная дочь, а нелюбимый зятек. Голова у меня заболела еще сильнее. Мне казалось, что понятие «мать» вдруг превратилось в концентрированный густой сироп, который медленно, капля за каплей, проникает в мой мозг, вызывая невыносимую боль. Кроме того, при звуке этого слова чуть ниже моего левого легкого шевельнулся горячий комок. «Что это?» – подумала я.
Теперь, когда я смогла открыть глаза, я увидела за окном залитой полуденным солнцем больничной палаты пронзительно – голубое небо. Это небо было таким же чистым, как моя память.
Впрочем, очень скоро память начала возвращаться – так одна за другой проступают строки письма, написанного секретными чернилами. Однако стеклянная преграда, возникшая между мной «до» и мной «после», хоть и должна быть идеально прозрачной, отчего-то запотела, совсем как циферблат наручных часов, попавших под дождь. Капли влаги не хотели испаряться. Ну и пусть. Не очень-то они мне и мешают.
… На следующий день, вернувшись с дневной работы, я с радостным воодушевлением постучалась в комнату брата. Мне понравилась идея разговора по душам, да к тому же и тема для разговора была интересная.
– Войдите, – раздался из-за двери голос Ёшио.
Когда я вошла, брат, сгорбившись, сидел за столом. Заглянув через плечо, я увидела несколько тетрадных листов, исписанных убористым почерком.
– Ты серьезно решил стать писателем? – спросила я.
– Ага, – он неохотно кивнул.
– Что-то вроде Джиро Акагавы Писатель-мистик.

? – Я знала, что брат совсем недавно взахлеб читал его книги.
– Нет. Что-то вроде Акутагавы, если получится, – сказал он с очень серьезным видом.
«Что же его так зацепило?» – подумала я, почувствовав в брате то же самое, что чувствовала и в себе – какой-то новый штрих, что-то, чего не было раньше.
– А как насчет Рюичиро, который дружил с нашей Маю? Или, по-твоему, это не достаточно серьезная литература?
Рюичиро нельзя было назвать плодовитым, но других знакомых писателей у нас не было.
– Нет, почему, я его очень уважаю. Я думаю, он настоящий писатель.
Рюичиро. Я сразу вспомнила его суперабстрактный и, на мой взгляд, чрезвычайно трудный для восприятия роман.
– Ты хочешь сказать, что прочитал его книгу и все понял?
– Конечно, не все. Но общее впечатление – очень хорошее. Понимаешь, его книга… она пахнет счастьем.
– Ну-у… – Мне было трудно согласиться с братом. Я считала эту книгу мрачной и никогда не могла до конца понять, о чем она.
– Этот роман как улыбка нашей Маю, – добавил брат после непродолжительного молчания.
А, ну тогда все ясно… Я кивнула.
Совершенная, независимая красота, выполняющая какую-то сложную, комплексную функцию. Она непостижимым образом включает в себя все. И именно поэтому вызывает в людях такую невероятную грусть. Она естественна и откровенна, в ней чувствуется сладкая нега, тонкий аромат…
Я так любила улыбку своей младшей сестры.
Даже теперь я иногда вижу ее во сне.
Я хотела бы снова встретить эту улыбку. Только улыбку – этого мне достаточно.
– Ну что же, желаю тебе написать хорошую книжку. Дашь почитать, когда напишешь?
– Дам. – Ёшио кивнул. В этот момент у него было очень взрослое лицо.
– Извини, что я к тебе пристаю… Мне просто очень хочется, чтобы ты научился жить достойно и со вкусом. Понимаешь? Если у человека нет чувства прекрасного, и он ведет себя как скотина, его не спасет даже то, что он пишет отличные книги. Но если ты сумеешь развить в себе вкус, если ты станешь красивым не только снаружи, но и внутри, да к тому же еще напишешь хороший роман… Это будет просто замечательно!
– Я постараюсь.
– Слушай, а что случилось – то? Ты вдруг рассказы писать начал, как взрослый прямо. Не расскажешь по секрету? Обещаю, что мама ничего не узнает.
– У меня просто в голове как будто что-то повернулось, – ответил мне брат.
Я говорила отчасти в шутку, но Ёшио, кажется, не шутил. по-крайней мере, лицо у него было очень серьезное.
– В каком смысле?
– Ко мне во сне пришел, может, Бог, а может, и человек – не знаю, но он прямо весь светился. И он мне кое – что сказал. После этого у меня в голове все стало по-другому. Я думаю, думаю, думаю и никак не могу остановиться. Вот мы, люди, живем, едим каждый день, в туалет ходим. У нас волосы растут. Без конца, понимаешь? Но мы существуем только здесь и сейчас. Только в эту самую секунду. Так почему же мы все время вспоминаем о прошлом? Почему беспокоимся о будущем? Я не могу этого понять и все время об этом думаю. Вот я и решил: чтобы разобраться, нужно все свои мысли записывать. У меня такое ощущение, что если я начну писать рассказы о других людях, то, в конце концов по-настоящему пойму, что происходит со мной.
Эта речь произвела на меня очень сильное впечатление.
– Все ясно. Я буду тебе помогать, чем смогу. А ты помоги мне, ладно? У меня есть одна мечта. Желание, которое я загадала в тот день, когда ты родился. Было утро, шел снег, и я подумала, что было бы здорово лет через пятнадцать – шестнадцать, когда ты будешь заканчивать школу, пойти с тобой вдвоем покупать подарок твоей девушке. В каком-нибудь модном месте – например, в Хибия-Шанти. Мы бы долго выбирали, что ей подарить, и я бы даже добавила тебе немного денег. А потом мы бы пошли в кафе «Селин» и выпили чаю… Видишь, какое конкретное желание.
– Вижу. Постараюсь ничего не забыть, – сказал брат.
Я с облегчением вздохнула и опустилась на пол. Рядом со мной лежала книга, я взяла ее и прочитала название: «100 загадочных происшествий, которые произошли на самом деле».
– А это еще что такое?
– Жутко интересная книжка! – с восторгом сказал брат, и сразу стало понятно, какой он, в сущности, еще ребенок.
– Мм… – Я открыла книжку наугад и прочла следующее:

«Женщина с двойной памятью»
После тяжелой автомобильной катастрофы сорокадвухлетняя жительница Техаса Мэри Гектор приобрела вторую память. Муж Мэри работал школьным учителем. Они растили двух сыновей и были самой обычной семьей. Как-то раз Мэри поехала в школу, чтобы встретить мужа после работы, но по дороге попала в аварию – в нее врезалась машина, водитель которой заснул за рулем. Женщина получила тяжелые ранения, но, по свидетельству врачей, головной мозг не пострадал. Однако, когда через два месяца Мэри выписали из больницы, она вдруг обратила внимание на то, что к воспоминаниям из ее собственной жизни добавились воспоминания из жизни совершенно незнакомого ей человека. Это оказались воспоминания Мэри Сонтон из штата Огайо, которая скончалась от пневмонии в возрасте семнадцати лет. Мэри Гектор помнила множество деталей из жизни Мэри Сонтон, например имя матери или название той школы, в которой девушка училась. Напуганная женщина посоветовалась с мужем. Ее рассказ о «второй памяти» был настолько убедительным, что муж решил начать расследование, в результате которого выяснилось, что в городе Колумбус в штате Огайо действительно некоторое время назад жила девушка по имени Мэри Сонтон. Она умерла от пневмонии за три года до того, как с домохозяйкой из Техаса произошла известная авария. Люди с «двойной памятью» – большая редкость, однако случай Мэри Гектор остается самым загадочным. Единственное, что связывает двух женщин, – имя. Обеих зовут Мэри. Но этого явно недостаточно, чтобы объяснить природу столь странного явления.

– Да, действительно очень интересно, – сказал я.
– Вот видишь! – довольно сказал Ёшио.
Я закрыла книгу, встала с пола и пошла к двери.
– Ну ладно. Не буду тебе мешать. – С этими словами я вышла в коридор. Мальчик был в полном порядке, и особых причин для беспокойства я не видела.
Как всегда зимой, в коридоре веяло холодом, в каждом уголке таился запах ночи. Метра за два до моей комнаты в стене было окно. Мне почудилось, что вместе с моим лицом в черном стекле отразилось все то, что я когда-то помнила, но забыла…
В эту ночь мне приснился странный сон.
Я сидела на скамейке и смотрела на раскинувшийся передо мной необычный пейзаж. Болезненно голубое, желеобразное и какое-то очень далекое небо. Мне казалось, будто меня вот-вот утянет наверх, в голубую дыру. Небо наползало из какой-то невидимой глазу точки зенита и давило на горизонт студенистой массой. Над сухой землей слегка дрожал сухой воздух. Повсюду виднелись небольшие строения, которые из-за необъятности пространства смахивали на детский конструктор.
Я никогда прежде не бывала в этом месте. Ландшафт мне не нравился, он действовал на нервы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50


А-П

П-Я