крупный вороной жеребец под ним величественно помахивал хвостом, будто только собирался в путь, а не уже проделал его. Всадники остановились.
– Сэр Джон! – радушно приветствовал рыцаря Джим. – Рады тебя видеть.
Сэр Джон с показной церемонностью снял шлем:
– Сэр Джеймс! Леди Анджела! Я приехал с новостями и первым хочу сообщить их вам. Я только что из Лондона. Может быть, пройдем в замок?
– Конечно, – сказал Джим и поискал глазами оруженосца.
Теолаф, который к тому времени успел дать указания стражникам, чтобы те развели лошадей по стойлам и предоставили кров людям сэра Джона, – конечно же, с едой и непременной выпивкой, – тут же подбежал к вороному жеребцу и взял его под уздцы. Сэр Джон спешился.
– С разрешения сэра Джона, – сказал Теолаф, – я хочу поставить его в третье стойло от центрального входа. О коне позаботятся наилучшим образом. Могу я узнать его имя?
– Тоннер де Бодри, – ответил сэр Джон.
– Пожалуйста, сюда, если ты позволишь, Тоннер де Бодри. – Теолаф обратился к боевому коню со всей учтивостью, которой тот безусловно заслуживал, уводя его в сторону.
Сэр Джон повернулся к Джиму с Энджи, и все трое отправились к входу в большой зал.
Основательно продрогший Джим чуть было не ускорил шаг, но вовремя спохватился – этикет требовал идти к входной двери не спеша.
– Я останусь только на ночь, – сказал сэр Джон. – У меня много дел на западе. По пути к вам я заезжал в замок Малверн, где надеялся застать сэра Брайена, чтобы не делать крюк, – замок Смит был мне не по пути. Я хотел передать сэру Брайену личное поздравление его величества по случаю победы в рождественском турнире у графа Сомерсетского. Его величество просто очарован рассказом о турнире Ричарда де Бисби, епископа Бата и Уэльса. Но сэра Брайена я, к сожалению, не застал, он уехал в Святую Землю. Меня приютила на одну ночь Геронда де Шане. Но раз уж я здесь, то должен сказать, что был просто поражен, как графский тролль, не без твоего вмешательства, конечно, обошелся с пятью моими дюжими рыцарями. Воистину, это выдающийся тролль – как габаритами, так и, я бы сказал, осанкой.
– Что верно, то верно, – согласился Джим. – Но я не видел тебя на трибуне. Я искал тебя в окружении графа.
Джим осекся, чуть не прикусив язык, но, как известно, слово-то не воробей. По своему положению и рангу сэр Джон должен был сидеть в непосредственной близости от графа, но его там не было.
– Ах, это... – непринужденно сказал сэр Джон. – Я сидел несколькими рядами ниже со своим старым другом, товарищем по оружию. Но я ничего не пропустил. – Он повернулся к Энджи:
– И был воистину восхищен тем представлением, которое дала нам в последний вечер миледи.
– Благодарю, – ответила Энджи. – Я получила не меньшее удовольствие от его постановки.
Продолжая беседовать, они вошли в зал, где было все-таки теплее, чем во дворе. Казалось, сэр Джон не торопится сообщать о цели своего визита. Возможно, плохие новости, подумал Джим. Скорее всего, какие-то препоны в деле об опеке над Робертом Фалоном, и сэр Джон, проявляя деликатность, хочет начать свой рассказ позже, возможно, после обеда.
Но Джим ошибся. Едва все разместились за высоким столом и начали легкую беседу, попивая вино и отправляя в рот ореоли – маленькие пышки, выпеченные в самой разнообразной форме, только с фруктовой начинкой и без дырки посередине, – как к столу приблизился оруженосец сэра Джона и остановился, терпеливо дожидаясь, когда его господин обратит на него внимание.
– А, принес, – сказал сэр Джон. – Я вижу, пакет не пострадал. Давай его сюда.
Оруженосец передал ему пакет, оказавшийся сложенным вдвое листом пергамента со сшитыми краями.
– Можешь идти, – отпустил оруженосца сэр Джон и повернулся к Джиму с Энджи:
– Думаю, не стоит слишком тянуть с развязкой. Чувствую, вам не терпится узнать, что заключено в этом пакете. Поэтому... – И сэр Джон передал пакет сидящему рядом с ним Джиму.
Джим едва преодолел желание переадресовать пакет Энджи, к которой тот имел большее отношение, если только догадка Джима о его содержимом верна. Но этикет требовал, чтобы пакет принял именно Джим, являющийся ответственным получателем.
Джим вынул из ножен нож и разрезал стежок, скреплявший края пергамента, который развернулся в единый лист с висевшей на нем снизу, как подвеска на шее человека, массивной печатью, оттиснутой на клочке пергамента и державшейся на двух пропущенных через прорези листа лентах.
Джим пробежал текст глазами.
Он был написан на средневековой латыни и исполнен писцом в стиле времени. По всему тексту красовались многочисленные витиеватые завитушки, а верхние выносные элементы букв были удлинены и выписаны с нажимом, так что казалось, слова несут на себе пики.
Джим приступил к чтению, почти не испытывая затруднений.
Edwardus Dei gracia Rex Anglie et Francie et dominus Hibemie omnibus ad quos presentes liters peruenerint saluten...
По мере чтения латинский текст неожиданно начал затуманиваться и превращаться в английский. Это было проявление той самой вездесущей магии, которую Джим мечтал освоить еще со времен, когда всерьез решил овладеть способностью трансформировать в современный английский язык, понятный ему и Энджи, не только по возможности наибольшее число незнакомых ему языков, каким для него был, например, французский, но и их многочисленные диалекты, и даже языки волков, морских дьяволов и других земных тварей.
По-английски текст звучал так: Эдвард, Божьей Милостью король Англии и Франции, лорд Ирландии, приветствует всех своих подданных, заинтересованных в исходе настоящего дела. Что касается Роберта Фалона, сына Ральфа Фалона, барона Чина, ныне усопшего, и опеки над означенным Робертом Фалоном до достижения им...
Джим пробежал глазами страницу. Это было как раз то, на что они с Энджи так надеялись. Опека возлагалась на него. В конце листа красовалась замеченная им еще раньше королевская печать. Не говоря ни слова, Джим передал пергамент Энджи. Ее глаза были полны слез.
– Надо это отметить, – сказал Джим. Он повернулся к сэру Джону:
– Не знаю, как благодарить тебя, сэр Джон. Мы рассчитывали получить ответ, в лучшем случае, через несколько месяцев. Я прекрасно понимал, что на него могут уйти и годы.
– Иногда случаются чудеса, – сказал сэр Джон. – Придворные сочли, что будет лучше, если его величество убедится в безопасности Роберта Фалона как можно быстрее, а это позволило избежать обычных формальностей. Вы должны быть благодарны еще и епископу Бата и Уэльса, Ричарду де Бисби. Он посетил двор, и его уверения в вашей полной благонадежности произвели на короля должное впечатление, да хранит его Господь.
– Аминь, – смиренно проговорили Джим с Энджи.
Джим даже закашлялся, чтобы скрыть смущение. Последние слова сэр Джон произнес с совершенно бесстрастным видом, и Джим представил себе, как епископ, приняв осанистую позу, своим сочным голосом убеждает короля принять нужное решение, в то время как единственное желание того – вообще не принимать никаких государственных решений.
– Ты не против небольшого торжества, ведь тебе утром снова в дорогу? – спросил Джим сэра Джона.
– Если небольшого, то, конечно же, нет, – согласился сэр Джон.
Лучшие блюда и лучшие вина украсили стол в большом зале. Известие, привезенное сэром Джоном, чудеснейшим образом распространилось по всему замку, и скоро радостная весть стала известна всем, вплоть до последнего слуги, так что каждый ходил с видом именинника, будто опека над Робертом Фалоном была возложена не на одного Джима, а на всех без исключения обитателей замка.
Праздничное настроение не покидало всех до утра, а утром Джим и Энджи еще долго махали вслед сэру Джону Чендосу и его людям, отправившимся в дальнейший путь.
Праздник кончился, и, медленно пересекая двор и так же медленно поднимаясь по лестнице к себе в комнату, Джим и Энджи вдруг почувствовали, что вместе с праздником исчезает и ощущение той приподнятости, которая вселилась в них с появлением сэра Джона. Оба не проронили ни слова, пока не оказались в комнате, и уже там, еще немного помолчав и глядя не на Джима, а куда-то в окно, Энджи решилась заговорить первой.
– Ну что ж, – тихо сказала она, – теперь ты можешь ехать.
– Ехать? – вопросительно произнес Джим. Он, кажется, понял, о чем идет речь, но что он мог ответить Энджи...
– Ты отлично понимаешь, что я имею в виду, – сказала Энджи. Она повернулась к Джиму. – В Пальмиру, куда уехал Брайен. Я думаю, он уже там. Теперь ты можешь присоединиться к нему.
– Да нет, что ты! – все еще не соглашался Джим.
– Знаешь, – продолжала Энджи тем же тихим голосом, – недавно я подумала, что бы чувствовала я, окажись на месте Геронды, если бы ты отправился на поиски моего отца один, без Брайена.
– Это совсем не то же самое, – сказал Джим. – Теперь, когда мы обрели Роберта Фалона, мы стали настоящей семьей. Кроме того, – Джим попытался вызвать у Энджи улыбку, – я удивлен, даже крайне, что ты не отпустила бы меня на прогулку одного, без Брайена.
– Совсем не смешно, – сказала Энджи, посмотрев Джиму в глаза. – Я беспокоюсь о тебе гораздо меньше, когда с тобой Брайен, и гораздо больше, когда его нет рядом.
– Так или иначе, – сказал Джим, – мы отказали Брайену. Он уехал несколько недель назад. Теперь уже ничего не поделаешь.
– Неужели?
– Ну хорошо. – Джим все еще чувствовал себя неуверенно. – Допустим, мне удастся разыскать его. Но ты же сама говорила, что не хочешь, чтобы я уезжал.
– Конечно, не хочу, – сказала Энджи. – Но может быть, я не права, и тебе надо ехать.
– Кто может судить об этом с уверенностью?
– Может быть, мы сами. В любом случае надо сначала поговорить с Герондой.
Джим уставился на Энджи:
– Ты что, уже приняла решение?
– Да, – почти зло сказала Энджи. – Но я хочу, чтобы мы оба сначала поговорили с Герондой.
– Неплохая мысль, – сказал Джим. – По правде говоря, меня до сих пор мучит совесть, что я отказал Брайену. Действительно надо повидать Геронду и узнать, что она обо всем этом думает. Может быть... Ладно, отправимся для начала к ней.
Джим встал.
– Как, прямо сейчас? – спросила Энджи.
– Еще не так поздно.
– В такую погоду до нее ехать не меньше трех часов. И если уж мы начнем выяснять отношения, возвращаться будет поздно. Придется остаться на ночь. А это значит, надо брать с собой постельные принадлежности. Я люблю Геронду, но лягу в постель, застланную чужим бельем, только под страхом смерти. А ты не можешь перенести нас к ней с помощью магии?
– Каролинус предостерегал меня от излишних затрат энергии, хотя я и обладаю ее неограниченным запасом, – сказал Джим. – Мне следовало рассказать тебе о нашей с ним встрече подробнее. Но как раз в тот день приехал Брайен, и разговор с Каролинусом вылетел у меня из головы. Он советовал мне не тратить энергию по пустякам, с тем чтобы иметь ее запас в случае крайней необходимости.
– Тогда, может быть, ты сможешь, обернувшись драконом, перенести меня в Малверн на себе?
– Нет, – медленно начал Джим, – драконы не обладают большой грузоподъемностью. Транспортировка взрослого человека им не по силам. Вспомни сказку из двадцатого века об орле и ребенке. Сказка, она и есть сказка. А правда заключается в том, что орлу не поднять ребенка весом в десять фунтов. Так и дракону не унести взрослого человека. Я еще, пожалуй, смогу оторвать тебя от земли и пронести на небольшое расстояние, но в конце концов выбьюсь из сил, и придется садиться. – Он помолчал. – Ты, конечно, не отпустишь меня одного... Конечно, нет, – ответил сам себе Джим, увидев, что Энджи уже открывает рот.
– Ты прав, не отпущу. Послушай, может, ты все-таки воспользуешься магией, скажем, – в виде исключения?
– Да нет. Таких исключений из правил у меня было предостаточно. Подожди, кажется, есть одна мысль.
– Какая еще мысль? – Энджи выжидательно посмотрела на Джима.
– Все очень просто. Я превращу в дракона и тебя. Для этого не надо много энергии.
– Меня? В дракона? Ты можешь это сделать? – Не успев как следует испугаться, Энджи улыбнулась. – А почему бы и нет? Никогда не была драконом. Как это нам раньше не приходило такое в голову?
– Раньше не было необходимости, – сказал Джим. – Тебе лучше одеться потеплее, может случиться так, что нам придется обернуться людьми вне теплых стен. – И Джим направился к вешалке за своим плащом.
Одевшись по погоде, Джим и Энджи поднялись на крышу башни. Заметив караульного, Джим кивнул ему:
– Томас, можешь на несколько минут спуститься вниз погреться.
Обрадованный караульный исчез на лестнице.
– Когда ты превратишь меня в дракона? – спросила Энджи.
– Прямо сейчас, – ответил Джим. – Пойдем.
Он направился к стоящему на каменном помосте котлу – сейчас пустому, – имеющему важное назначение: нагревать масло для увещевания тех, кто вздумает штурмовать замок. Джим взобрался на помост и подал руку Энджи. Теперь они оказались на уровне зубцов башни, откуда открывался вид на окрестности замка и ничто не мешало подняться в воздух.
– Отойди немного в сторону. Тебе понадобится больше места, – сказал Джим. – Всего на несколько футов. Вот так. Теперь хорошо. Приступим!
Джим и Энджи превратились в драконов. Их одежда исчезла, но маленькое чудо происшедшего превращения на этот раз было рассчитано и на то, что она вернется к своим хозяевам, как только те примут человеческий облик. По сравнению со своими первыми опытами Джим добился больших успехов – раньше при каждом превращении в дракона ему приходилось или полностью раздеваться, или мириться с потерей очередного предмета своего гардероба.
– Из тебя получился симпатичный дракон, – сказал Джим Энджи.
– Дракон? Ты сказал, дракон?
– Я имел в виду – симпатичная дракониха. Если бы я был все время драконом, то непременно...
– Ладно уж. Поверю тебе, – сказала Энджи. – А что теперь?
– Теперь тебе остается прыгнуть вниз, расправить крылья и лететь.
Энджи посмотрела вниз.
– Джим, – немного помедлив, сказала она, – я передумала. Может быть, в другой раз.
– Не глупи.
– Но я боюсь.
– Вспомни, что ты говорила мне, когда я впервые оказался в шкуре дракона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41