мойдодыр купить
Именно последнее обстоятельство позволяет соотнести охотников с воинством.
Вполне пригодна для развития борьбы и другая социальная среда – крестьянская, землепашеская и скотоводческая. Впрочем, о ее пригодности и рассуждать не приходится, ибо земледельцы – основные и древнейшие соперники воинов в деле развития состязательного поединка. Правда здесь все наоборот. Если у воинов спортивной состязательностью движет все-таки практическая обусловленность, то есть утилитарность, то у земледельцев поединок всегда ритуального происхождения. Кроме того, если воины в своих утехах ищут кратчайший и наименее трудоемкий путь к победе, другими словами, весьма экономно используют физическую силу, необходимую для многочасового боя, то земледельцы, напротив, отдают предпочтение силовой борьбе, выставляя напоказ физическую мощь. Это продиктовано необходимостью демонстрировать жизнеспособность, объединенную с первейшей идеей земледельческих культов – священнодейством деторождения.
Вообще, отношения между двумя упомянутыми культами складывались далеко не благополучно. Дело здесь в идеологии, породившей не только обрядовую культуру, но я могучие мировые цивилизации. В столкновении оказались два основополагающих начала жизни: мужское (Небо) и женское (Земля). Спор, естественно, шел за первичность.
Славянские племена в основной массе своей были земледельческими. Потому и актуальна эта тема для славянского мира. Согласно Прокопию Кесарийскому (VI в.) «Эти племена, славяне и анты… считают, что только один бог, творец молний, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды». Стало быть, уже в VI веке славянский мир разделился по признаку религиозного поклонения. И четыре столетия спустя воинство Вещего Олега скрепило договор с Царьградом именами двух, в прошлом противоборствующих богов – Перуна и Волеса, создателя молний, громовержца, владыки небесного и тавро-быка, матриархального землевладыки. Идеологический конфликт не обошел и славянский мир, но, похоже, разрешился бескровно. Однако далеко не везде в мире он проходил гладко. В восточном Средиземноморье, скажем, из-за подобного конфликта рухнула Минойская цивилизация. Примерно в то же время по другую сторону Средиземноморья египетским фараоном Аменхотепом IV (Эхнатоном) проводилась крупнейшая реформа египетского язычества, равная по своему потенциалу созданию христианства. Почитавшегося до этого бога Амона, не только сливающегося с Небом, но также и единого в трех ипостасях с богиней неба и богом Луны, заменили единым воплощенным богом Солнца Атоном. Примерно в то же самое время в землях опять же прилегающих к Средиземноморью древние евреи изложили свою точку зрения на происхождение Мира и вехи его становления. Изложили, как и положено, языком мифологии, известной всему миру как Библия. В ней столкновение земного и небесного культа опосредовано ни больше ни меньше, как через взаимоотношения бога-Творца и дьявола. Напомню, что рогатые божества вовсе не тождественны демоническим силам, как это принято считать. Рога здесь от главного символа матриархата – Быка.
Русский героический эпос далеко не всегда, кстати, выражал идеи небопочитания. Иногда в былинах доставалось и воинам – носителям культа громовержца. Так, в былине «Микула Селянинович» за образом волшебного богатыря-пахаря (посраго) и женского (лунного). С земледельческим культом часто связывались названия звезд и созвездий. Например, Косари (Орион). Однако существовали названия и иного толка. Так, Плеяды были известны в Древней Руси и как Стожары, и как Купка или Груда. Вспашет поле и засеет его зубами дракона (зубы, как и когти, волосы, кости, – традиционный тотемический амулет). Ясон выполнил задание, но из зубов выросли свирепые и безжалостные воины. Так что земледельческий культ не совсем безобиден. Не будем забывать и о том, что «воинство Земли» воплотилось еще в таком страшном явлении, как тюркоязычное кочевье.
Как я уже говорил, земледельческая направленность боевого искусства теснейшим образом связана с обрядом, его символами, идеей, атрибутикой. Географически зоны поклонения Громовержцу отходили на юг и охватывали Поднепровье, районы Днестра, а на западе – Вислу, Водру (Одр), Спрею (Шпрее) и Лабу (Эльбу). Северные славяне активно поклонялись Волесу. Вообще весь регион от Валдая до Невоморя (Ладоги) подчинялся языческим культам Макоши – главного женского божества у славян– и Волеса. Влияние Волеса, как это ни удивительно, чувствуется даже сейчас, после стольких веков христианства, едва только вы попадаете на землю тверскую. Особо ощутима стихия языческого Волеса в древнейшем центре поклонения ему, на острове Вала (Валаам).
Культ Волеса воплощался в обожествлении, а точнее, фетишизации образа медведя. Возможно, это самый большой парадокс «хозяина земли». Даже на святочных масках украинских сел воловий лик, а чаще козлиный, соединяется у ряженых с медвежьей мордой. Поклонение медведю-Прародителю, медведю-Хозяину уходит своими корнями еще в каменный век. Здесь отразился процесс языческого боготворчества– от шаманского фетиша к родоплеменному монотеизму. Вместе с тем медведь-батюшка всегда останется для землепоклонников охранной силой, оберегом. В данное качество обращен, безусловно, дух зверя. Именно с духом проводят свои манипуляции шаманы, к духу обращаются и сами земледельцы-ратники.
Медвежья борьба – древнейшее направление состязательного поединка славян. Ей присущи разные способы самовыражения. Нельзя сказать, что это единообразный, исторически сложившийся стиль. Начиналась она с ритуального поединка борцов на родовом поле, поединка, призванного отогнать демонов бабки Лихо-неудибицы от посева. Неурожай обрекал племя на голодную смерть– теперь понятно, какое значение придавалось обрядовому поединку. С помощью амулетов и символов дух-оберег притягивался к полю. Здесь отражение идеи – мир сущ как противоборство. Даже столь гуманное и благообразное проявление человеческого бытия, как земледелие, сопряжено с борьбой. Борьба с засухой, мором, частыми дождями и водостоем на полях, с разорением урожая птицами и зверями. Способность к борьбе равнозначна жизнеспособности! Для женского же начала жизнеспособность всегда будет определяться потенциалом деторождения. И понятия эти не подменны ничем, в том числе и идеей христианской жертвенности, несопротивляемости…
Следующим шагом медвежьей борьбы была имитация агрессивного поведения зверя, его повадок и манер. Таким образом в борьбу пришел разлапистый, предварительно оглушающий противника удар. Он обеспечивал последующее беспрепятственное приложение силы, необходимое для полного «ломания» или сшибания противника. Безусловно, подобная тактика трудноприемлема для условно-состязательного поединка, однако весьма результативна и почитаема у народа. Впрочем, существовала и состязательная форма, без которой не обходился впоследствии ни один крупный праздник. Ее часто называли борьбой «в крест», благодаря форме предварительного обязательного захвата. Форма эта прижилась благодаря влиянию состязательной культуры завоевателей-монголов, однако никогда не пользовалась популярностью в среде русского профессионального поборчества, у мастеров «охотницкого» боя. И именно вследствие ограниченности своих возможностей, опирающихся исключительно на физическую силу борцов, этот вид состязания назывался по-разному, например, «в охапку». Упомяну исследования Б. В. Горбунова. Со ссылкой на записки Н. И. Толубеева говорится: «с пренебрежением отвергается предложение бороться в охапки… называя такой манер медвежью борьбою, не заключающую в себе, кроме силы никакого искусства» (Горбунов Б. В. Народные виды спортивной борьбы как элемент традиционной культуры русских. Сб. Сов. этнография. М., Акад. наук СССР, с. 96, № 4, 1989). Думаю, небезынтересно сформировавшееся в профессиональной среде борцов мнение о малодостойности чисто силовой борьбы. До сих пор ведь существует взгляд на русскую борьбу как на столкновение двух звероподобных силачей, состязающихся по принципу «кто кого удавит».
Более редкая форма поединка – столкновение с самим зверем. Редкая не только потому, что ставила борца на грань гибели, но и по причине изменения религиозного самосознания русских. Дело в том, что по представлениям языческого духопоклонничества (тотемизма) дух убитого в поединке зверя подчиняется духу человека, усиливая его и защищая от нападок демонических сил. Форма этого поединка стала популярной ярмарочной забавой, правда, уже с дрессированным медведем. На смену языческому духопоклонничеству еще задолго до христианства пришли иные религиозные формы язычества, хотя идеей медведя-оберега не побрезговал когда-то сам Владимир-креститель.
Впрочем, медвежий ритуал сохранился в России до XX века, например, «Комоедицы» –традиционный поединок, посвященный одному из атрибутов весны – отходу медведя от зимней спячки.
Третьим важнейшим направлением развития состязательного дела на Руси явились традиционные поведенческие нормы, которые можно обозначать как общеродовые. Что, к примеру, скрывается за образами народного танца, демонстрирующего мужскую стать и удаль против женской кротости и красоты? Неужто просто досужее баловство и кичливость? Нет, конечно. Происхождение смешанных танцев у разных народов имеет общую изначальную идею – она сопричастна к происхождению парной семьи, тоже вследствие изменения религиозных представлений древних. Создание парной семьи отражает торжество ведических начал язычества, где мужчина и женщина воспринимаются как единое целое, обозначенное понятие «Человек». Возникает понятие родословия, происхождения, то есть слежения себя по роду, что совершенно невозможно при беспорядочности половых отношений. Брак становится понятием священным, формируются и брачные ритуалы, приравненные к таинствам или посвящениям.
В ведическом язычестве мужчина неженатый, то есть не прошедший данного посвящения, никогда не считается зрелым, даже если он достигает солидного возраста. Помните традиции стеношного боя? Явление бобыля в язычестве – родопротивно и отвергаемо. Танец – один из ритуалов брачных игрищ. Но что общего у него с поединком? Борьба за невесту! В случае столкновения соперников в танце женщина всегда отдает предпочтение победителю. Это символ, обусловленный все той же идеей– противоборством. Чем большие силы демонстрирует мужчина, тем он надежнее как партнер в браке. И разве не сама Природа выдвинула этот порядок?
Во все времена независимо от своего происхождения и умения мужчине было свойственно сражаться за свою жизнь, честь или достоинство. Общественное бытие по-разному регулировало это явление, то поощряя его, то удерживая в рамках закона. Из глубочайшей древности пришел в практику правового регулирования взаимных притязаний и конфликтов судный поединок. И, несмотря на то, что общество уже имело немалый опыт правоприменения и законотворчества, средневековье, например, дало особый взлет «оправдательному» поединку. На судных полях Московского государства сходились представители всех социальных слоев общества. Стало быть, умение и способность состязаться в борьбе или кулачном бою являлись поведенческой нормой. Этот же способ разрешения конфликта дошел до XIX века, правда, уже в виде дуэли.
Трудно поверить, что дети купца, например, в отличие от детей землепашца не познали игротворной поборнической возни. Почему? Да потому, что борьба здесь – инстинкт, обусловливающий начальное физическое развитие. И снова Природа берет свое, а точнее – диктует. Мальчишки всегда будут бороться, всегда будут драться в пылу обид или в попытке самоутверждения. Нужно ли им мешать, нужно ли мешать Природе? Регулировать, находить смысловую оправдательность – да, запрещать – нелепо.
Однако только ли для мальчишек возня есть поведенческая потребность? Почему тогда испокон веку ни один крупный народный праздник-гуляние не обходится без кулачного боя или без поборческого схода? Ни религия, ни родовые, кастовые нормы либо предписания иного порядка не могли переменить эти традиции. Вот разве что дворянство сторонилось народных забав, так ведь и у дворянина была и верховая езда, и охота, и, наконец, именно в этой среде приживается новое для Европы увлечение-спорт. Для физически здорового мужского организма состязательность в поединке является необходимой физической саморегуляцией. Оттого при шумных и многолюдных сходах, возбуждающих нервную систему, невозможность приложить силы в некоем показательном варианте приводит к заурядной, пьяной драке.
Родовая, всенародная традиция имела и специфические проявления, характерные для данной местности или условий проживания. Например, жители Русского Севера, более сдержанные и медлительные, почитали силовую борьбу. В кулачном же деле здесь почти все решала сила удара, а не сноровистость и подвижность бойца, тогда как южнорусское казачество являло прямую противоположность северянам – не случайно влияние казачества на прогрессировавшие в начале века системы рукопашной выучки русской армии.
По глянцевой глади паркета отстукивают каблуки. Буткевич, не отрывая глаз от своих изысканно ухоженных пальцев, спросил:
–Чего тебе, братец?
Каблуки гулко соединились и замерли.
– Депутация, ваше благородие, к господину генералу.
– Какая еще депутация?
– От уездного дворянства, насчет фуража.
Поручик неторопливо поднялся из глубокого кресла и подошел к окну. Внизу, перед часовым неторопливо расхаживал сутулый, лысеющий господин. Его крупные плечи плотно обтягивал френч без погон. Рядом, затягиваясь папиросой, стоял еще один внешне напоминающий провинциального аптекаря.
– Им что, было назначено?
– Никак нет-с, говорят, что дело срочное.
– Что ж, доложу. – Буткевич, выпрямив спину и проведя ладонью и по без того безукоризненно уложенным волосам, постучал в дверь кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Вполне пригодна для развития борьбы и другая социальная среда – крестьянская, землепашеская и скотоводческая. Впрочем, о ее пригодности и рассуждать не приходится, ибо земледельцы – основные и древнейшие соперники воинов в деле развития состязательного поединка. Правда здесь все наоборот. Если у воинов спортивной состязательностью движет все-таки практическая обусловленность, то есть утилитарность, то у земледельцев поединок всегда ритуального происхождения. Кроме того, если воины в своих утехах ищут кратчайший и наименее трудоемкий путь к победе, другими словами, весьма экономно используют физическую силу, необходимую для многочасового боя, то земледельцы, напротив, отдают предпочтение силовой борьбе, выставляя напоказ физическую мощь. Это продиктовано необходимостью демонстрировать жизнеспособность, объединенную с первейшей идеей земледельческих культов – священнодейством деторождения.
Вообще, отношения между двумя упомянутыми культами складывались далеко не благополучно. Дело здесь в идеологии, породившей не только обрядовую культуру, но я могучие мировые цивилизации. В столкновении оказались два основополагающих начала жизни: мужское (Небо) и женское (Земля). Спор, естественно, шел за первичность.
Славянские племена в основной массе своей были земледельческими. Потому и актуальна эта тема для славянского мира. Согласно Прокопию Кесарийскому (VI в.) «Эти племена, славяне и анты… считают, что только один бог, творец молний, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды». Стало быть, уже в VI веке славянский мир разделился по признаку религиозного поклонения. И четыре столетия спустя воинство Вещего Олега скрепило договор с Царьградом именами двух, в прошлом противоборствующих богов – Перуна и Волеса, создателя молний, громовержца, владыки небесного и тавро-быка, матриархального землевладыки. Идеологический конфликт не обошел и славянский мир, но, похоже, разрешился бескровно. Однако далеко не везде в мире он проходил гладко. В восточном Средиземноморье, скажем, из-за подобного конфликта рухнула Минойская цивилизация. Примерно в то же время по другую сторону Средиземноморья египетским фараоном Аменхотепом IV (Эхнатоном) проводилась крупнейшая реформа египетского язычества, равная по своему потенциалу созданию христианства. Почитавшегося до этого бога Амона, не только сливающегося с Небом, но также и единого в трех ипостасях с богиней неба и богом Луны, заменили единым воплощенным богом Солнца Атоном. Примерно в то же самое время в землях опять же прилегающих к Средиземноморью древние евреи изложили свою точку зрения на происхождение Мира и вехи его становления. Изложили, как и положено, языком мифологии, известной всему миру как Библия. В ней столкновение земного и небесного культа опосредовано ни больше ни меньше, как через взаимоотношения бога-Творца и дьявола. Напомню, что рогатые божества вовсе не тождественны демоническим силам, как это принято считать. Рога здесь от главного символа матриархата – Быка.
Русский героический эпос далеко не всегда, кстати, выражал идеи небопочитания. Иногда в былинах доставалось и воинам – носителям культа громовержца. Так, в былине «Микула Селянинович» за образом волшебного богатыря-пахаря (посраго) и женского (лунного). С земледельческим культом часто связывались названия звезд и созвездий. Например, Косари (Орион). Однако существовали названия и иного толка. Так, Плеяды были известны в Древней Руси и как Стожары, и как Купка или Груда. Вспашет поле и засеет его зубами дракона (зубы, как и когти, волосы, кости, – традиционный тотемический амулет). Ясон выполнил задание, но из зубов выросли свирепые и безжалостные воины. Так что земледельческий культ не совсем безобиден. Не будем забывать и о том, что «воинство Земли» воплотилось еще в таком страшном явлении, как тюркоязычное кочевье.
Как я уже говорил, земледельческая направленность боевого искусства теснейшим образом связана с обрядом, его символами, идеей, атрибутикой. Географически зоны поклонения Громовержцу отходили на юг и охватывали Поднепровье, районы Днестра, а на западе – Вислу, Водру (Одр), Спрею (Шпрее) и Лабу (Эльбу). Северные славяне активно поклонялись Волесу. Вообще весь регион от Валдая до Невоморя (Ладоги) подчинялся языческим культам Макоши – главного женского божества у славян– и Волеса. Влияние Волеса, как это ни удивительно, чувствуется даже сейчас, после стольких веков христианства, едва только вы попадаете на землю тверскую. Особо ощутима стихия языческого Волеса в древнейшем центре поклонения ему, на острове Вала (Валаам).
Культ Волеса воплощался в обожествлении, а точнее, фетишизации образа медведя. Возможно, это самый большой парадокс «хозяина земли». Даже на святочных масках украинских сел воловий лик, а чаще козлиный, соединяется у ряженых с медвежьей мордой. Поклонение медведю-Прародителю, медведю-Хозяину уходит своими корнями еще в каменный век. Здесь отразился процесс языческого боготворчества– от шаманского фетиша к родоплеменному монотеизму. Вместе с тем медведь-батюшка всегда останется для землепоклонников охранной силой, оберегом. В данное качество обращен, безусловно, дух зверя. Именно с духом проводят свои манипуляции шаманы, к духу обращаются и сами земледельцы-ратники.
Медвежья борьба – древнейшее направление состязательного поединка славян. Ей присущи разные способы самовыражения. Нельзя сказать, что это единообразный, исторически сложившийся стиль. Начиналась она с ритуального поединка борцов на родовом поле, поединка, призванного отогнать демонов бабки Лихо-неудибицы от посева. Неурожай обрекал племя на голодную смерть– теперь понятно, какое значение придавалось обрядовому поединку. С помощью амулетов и символов дух-оберег притягивался к полю. Здесь отражение идеи – мир сущ как противоборство. Даже столь гуманное и благообразное проявление человеческого бытия, как земледелие, сопряжено с борьбой. Борьба с засухой, мором, частыми дождями и водостоем на полях, с разорением урожая птицами и зверями. Способность к борьбе равнозначна жизнеспособности! Для женского же начала жизнеспособность всегда будет определяться потенциалом деторождения. И понятия эти не подменны ничем, в том числе и идеей христианской жертвенности, несопротивляемости…
Следующим шагом медвежьей борьбы была имитация агрессивного поведения зверя, его повадок и манер. Таким образом в борьбу пришел разлапистый, предварительно оглушающий противника удар. Он обеспечивал последующее беспрепятственное приложение силы, необходимое для полного «ломания» или сшибания противника. Безусловно, подобная тактика трудноприемлема для условно-состязательного поединка, однако весьма результативна и почитаема у народа. Впрочем, существовала и состязательная форма, без которой не обходился впоследствии ни один крупный праздник. Ее часто называли борьбой «в крест», благодаря форме предварительного обязательного захвата. Форма эта прижилась благодаря влиянию состязательной культуры завоевателей-монголов, однако никогда не пользовалась популярностью в среде русского профессионального поборчества, у мастеров «охотницкого» боя. И именно вследствие ограниченности своих возможностей, опирающихся исключительно на физическую силу борцов, этот вид состязания назывался по-разному, например, «в охапку». Упомяну исследования Б. В. Горбунова. Со ссылкой на записки Н. И. Толубеева говорится: «с пренебрежением отвергается предложение бороться в охапки… называя такой манер медвежью борьбою, не заключающую в себе, кроме силы никакого искусства» (Горбунов Б. В. Народные виды спортивной борьбы как элемент традиционной культуры русских. Сб. Сов. этнография. М., Акад. наук СССР, с. 96, № 4, 1989). Думаю, небезынтересно сформировавшееся в профессиональной среде борцов мнение о малодостойности чисто силовой борьбы. До сих пор ведь существует взгляд на русскую борьбу как на столкновение двух звероподобных силачей, состязающихся по принципу «кто кого удавит».
Более редкая форма поединка – столкновение с самим зверем. Редкая не только потому, что ставила борца на грань гибели, но и по причине изменения религиозного самосознания русских. Дело в том, что по представлениям языческого духопоклонничества (тотемизма) дух убитого в поединке зверя подчиняется духу человека, усиливая его и защищая от нападок демонических сил. Форма этого поединка стала популярной ярмарочной забавой, правда, уже с дрессированным медведем. На смену языческому духопоклонничеству еще задолго до христианства пришли иные религиозные формы язычества, хотя идеей медведя-оберега не побрезговал когда-то сам Владимир-креститель.
Впрочем, медвежий ритуал сохранился в России до XX века, например, «Комоедицы» –традиционный поединок, посвященный одному из атрибутов весны – отходу медведя от зимней спячки.
Третьим важнейшим направлением развития состязательного дела на Руси явились традиционные поведенческие нормы, которые можно обозначать как общеродовые. Что, к примеру, скрывается за образами народного танца, демонстрирующего мужскую стать и удаль против женской кротости и красоты? Неужто просто досужее баловство и кичливость? Нет, конечно. Происхождение смешанных танцев у разных народов имеет общую изначальную идею – она сопричастна к происхождению парной семьи, тоже вследствие изменения религиозных представлений древних. Создание парной семьи отражает торжество ведических начал язычества, где мужчина и женщина воспринимаются как единое целое, обозначенное понятие «Человек». Возникает понятие родословия, происхождения, то есть слежения себя по роду, что совершенно невозможно при беспорядочности половых отношений. Брак становится понятием священным, формируются и брачные ритуалы, приравненные к таинствам или посвящениям.
В ведическом язычестве мужчина неженатый, то есть не прошедший данного посвящения, никогда не считается зрелым, даже если он достигает солидного возраста. Помните традиции стеношного боя? Явление бобыля в язычестве – родопротивно и отвергаемо. Танец – один из ритуалов брачных игрищ. Но что общего у него с поединком? Борьба за невесту! В случае столкновения соперников в танце женщина всегда отдает предпочтение победителю. Это символ, обусловленный все той же идеей– противоборством. Чем большие силы демонстрирует мужчина, тем он надежнее как партнер в браке. И разве не сама Природа выдвинула этот порядок?
Во все времена независимо от своего происхождения и умения мужчине было свойственно сражаться за свою жизнь, честь или достоинство. Общественное бытие по-разному регулировало это явление, то поощряя его, то удерживая в рамках закона. Из глубочайшей древности пришел в практику правового регулирования взаимных притязаний и конфликтов судный поединок. И, несмотря на то, что общество уже имело немалый опыт правоприменения и законотворчества, средневековье, например, дало особый взлет «оправдательному» поединку. На судных полях Московского государства сходились представители всех социальных слоев общества. Стало быть, умение и способность состязаться в борьбе или кулачном бою являлись поведенческой нормой. Этот же способ разрешения конфликта дошел до XIX века, правда, уже в виде дуэли.
Трудно поверить, что дети купца, например, в отличие от детей землепашца не познали игротворной поборнической возни. Почему? Да потому, что борьба здесь – инстинкт, обусловливающий начальное физическое развитие. И снова Природа берет свое, а точнее – диктует. Мальчишки всегда будут бороться, всегда будут драться в пылу обид или в попытке самоутверждения. Нужно ли им мешать, нужно ли мешать Природе? Регулировать, находить смысловую оправдательность – да, запрещать – нелепо.
Однако только ли для мальчишек возня есть поведенческая потребность? Почему тогда испокон веку ни один крупный народный праздник-гуляние не обходится без кулачного боя или без поборческого схода? Ни религия, ни родовые, кастовые нормы либо предписания иного порядка не могли переменить эти традиции. Вот разве что дворянство сторонилось народных забав, так ведь и у дворянина была и верховая езда, и охота, и, наконец, именно в этой среде приживается новое для Европы увлечение-спорт. Для физически здорового мужского организма состязательность в поединке является необходимой физической саморегуляцией. Оттого при шумных и многолюдных сходах, возбуждающих нервную систему, невозможность приложить силы в некоем показательном варианте приводит к заурядной, пьяной драке.
Родовая, всенародная традиция имела и специфические проявления, характерные для данной местности или условий проживания. Например, жители Русского Севера, более сдержанные и медлительные, почитали силовую борьбу. В кулачном же деле здесь почти все решала сила удара, а не сноровистость и подвижность бойца, тогда как южнорусское казачество являло прямую противоположность северянам – не случайно влияние казачества на прогрессировавшие в начале века системы рукопашной выучки русской армии.
По глянцевой глади паркета отстукивают каблуки. Буткевич, не отрывая глаз от своих изысканно ухоженных пальцев, спросил:
–Чего тебе, братец?
Каблуки гулко соединились и замерли.
– Депутация, ваше благородие, к господину генералу.
– Какая еще депутация?
– От уездного дворянства, насчет фуража.
Поручик неторопливо поднялся из глубокого кресла и подошел к окну. Внизу, перед часовым неторопливо расхаживал сутулый, лысеющий господин. Его крупные плечи плотно обтягивал френч без погон. Рядом, затягиваясь папиросой, стоял еще один внешне напоминающий провинциального аптекаря.
– Им что, было назначено?
– Никак нет-с, говорят, что дело срочное.
– Что ж, доложу. – Буткевич, выпрямив спину и проведя ладонью и по без того безукоризненно уложенным волосам, постучал в дверь кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21