Когда немногочисленная группа тилвертонцев добралась до Ландана и попросила о встрече с богом, посланцев отправили обратно. Но они остались, настаивая на встрече, и тогда двоих из них убили, а остальным пришлось бежать, спасая свои жизни. Эти события привели в растерянность жителей Тилвертона. Теперь все дни они проводили в храме, пытаясь установить связь с богом и отрешиться от мыслей, которые омрачили их души.
Гонду не было дела до Тилвертона.
Келемвар собрался было уйти из храма, когда его внимание вдруг привлек седоволосый мужчина, прислонившийся к одной из колонн главного зала. Невысокая темноволосая девочка стояла рядом с ним, не сводя глаз с его удивительно красивого, буквально светящегося лица. Мужчину, казалось, никто больше не замечал. В конце концов, он повернулся и направился к выходу. Девочка как привязанная побежала следом. Незнакомец подошел к Келемвару и с легкой усмешкой взглянул на воина. У мужчины были глаза серого цвета с голубым отливом, в них играли крошечные красные блики. Его кожа оставалась бледной, хотя нежные серебристые волоски покрывали его лицо и руки.
– Брат, – произнес он и удалился.
Келемвар попытался догнать мужчину или хотя бы девочку, но, когда он вышел на улицу, их нигде не было видно.
Постояв немного под пурпурно-зеленым градом, воин вернулся в храм. Когда Келемвар снова встал у стены главного зала, его взгляд вдруг остановился на молодой жрице. Огоньки веры еще не потухли в ее глазах, напротив, они горели так ярко, что могли поджечь ночное небо. Одетая в белое платье, стянутое на талии кожаным ремнем, она казалась очень красивой. Ткань, из которой было изготовлено ее одеяние, покрывали искусные узоры, а плечи жрицы защищали стальные пластины. Удивительный контраст тонких шелков и суровой стали, каким-то образом придавал ее внешности величие.
Воин протиснулся сквозь толпу и заговорил со жрицей бога Гонда. Как выяснилось, ее звали Филанна.
– Мне нужен ночлег, – сказал Келемвар.
– Судя по твоим ранам, тебе требуется нечто большее, чем ночлег, – ответила жрица. – Ты веруешь в Гонда?
Келемвар отрицательно покачал головой.
– Тогда нам придется кое о чем поговорить, пока наш лекарь будет заниматься твоими ранами.
Филанна кивком пригласила воина следовать за собой.
– Полагаю, ты перенес много страданий за последние дни, – бросила она на ходу, но ответа дожидаться не стала.
Они спустились по маленькой лесенке и очутились в тесной комнате, где стали ждать, пока верховный жрец окончит свою речь перед усомнившимися в Гонде горожанами. В конце концов, жрец пришел, и Филанна заперла за ним дверь.
– Ты никому не должен рассказывать о том, чему станешь свидетелем, – предупредила священнослужительница, помогая Келемвару улечься на единственную в комнате кровать.
– Я – слово Гонда, – произнес жрец, охрипший после затянувшейся проповеди. – Веруешь ли ты в Чудотворца?
Прежде чем Келемвар успел что-либо сказать, Филанна ответила за него:
– Не имеет значения, верует ли он в бога Гонда в столь тяжкое время. Ему нужна наша помощь, и мы должны сделать для него все, что возможно.
Священнослужитель нахмурился, но все же кивнул в знак согласия. Закрыв глаза, он снял с цепочки на шее крупный красный кристалл и начал размахивать им перед Келемваром.
– Это чудо, что ты еще ходишь и пребываешь в здравом рассудке. Другой бы давно уже умер от лихорадки, – удивлялся жрец, осматривая Келемвара.
Воин взглянул на кристалл и увидел дивное свечение внутри камня.
– Келемвар горд, – сказала Филанна. – Он терпит свою боль, не жалуясь.
– Не всегда, – проворчал Келемвар, когда священнослужитель принялся за дело.
Филанна внимательно следила за тем, как жрец выполняет лечебный ритуал. Мастерство врачевателя было удивительным: его проворные пальцы делали пассы над ранами Келемвара, и почерневшие рубцы омывались кровью. Священнослужитель покрылся потом, его голос, возносящий молитвы Гонду, стал громче. Филанна беспокойно оглянулась на дверь, опасаясь, что кто-нибудь захочет войти в комнату и помешает жрецу.
Обломки стрел, оставшиеся в теле Келемвара, показались из ран, и Филанна помогла служителю Гонда вынуть их. Воин ругался про себя и вздрагивал от боли.
Наконец все закончилось. Тело священнослужителя расслабилось, словно он истратил все свои силы, а Келемвар распластался на кровати. Раны больше не тревожили воина, и он почувствовал, что лихорадка отступила.
– Вера жреца крепка, и за это боги наградили его, – заметила Филанна. – Твоя вера тоже должна быть сильна, чтобы выжить после таких ран.
Келемвар кивнул. Яркий свет внутри кристалла сменился слабым мерцанием.
– Ты глуп и упрям, но все же силен, – добавила Филанна, и Келемвар рассмеялся.
– Тебе повезло, женщина, что тело мое сейчас ослабло, – сказал он.
Филанна улыбнулась и отвела взгляд в сторону.
– Возможно.
Священнослужитель расспросил Келемвара о цели его пребывания в Тилвертоне и верованиях воина, однако тот рассказал о себе очень немного. Когда же воин заговорил о плате за лечение, жрец ушел, не сказав ни слова.
– Я не хотел его обидеть, – оправдывался Келемвар. – В большинстве городов это обычное…
– Деньги волнуют нас меньше всего, – прервала воина жрица. – А теперь о ночлеге…
Келемвар окинул взором крохотную, без единого окна комнатку.
– Я не люблю замкнутые пространства, – заметил он.
Филанна улыбнулась:
– Тогда, может, в «Щедрой Фляге» найдется свободная комната.
Келемвар чуть не подавился.
– Мне… не нравится эта… гостиница.
– Тогда тебе придется остаться со мной, – произнесла Филанна, скрестив руки на груди.
С лестницы, ведущей в комнатку, донесся громкий шум, и послышались сердитые голоса. Келемвар быстро сел на постели и потянулся за мечом. Филанна положила руку на плечо воина и отрицательно покачала головой:
– В этом нет необходимости. Ты в храме Чудотворца. Теперь ляг и отдохни, пока я не вернусь.
– Подожди, – окликнул ее Келемвар.
Филанна повернулась.
– Когда жрец освободится, пожалуйста, попроси его вернуться. Я хочу извиниться, – сказал воин.
– Я приведу его после проповеди, – пообещала священнослужительница.
– Пусть придет один. Мне нужно поговорить с ним наедине.
Филанна, казалось, была озадачена.
– Как хочешь, – наконец промолвила она и поспешила наверх.
В течение часа Келемвар отдыхал, и, по мере того как улучшалось его состояние, воин чувствовал себя все неуютнее в маленьком помещении. Прихожане храма Гонда вели себя шумно, и воин тревожно вслушивался в их крики, смешивающиеся с проповедью священнослужителя.
– Тилвертон погибнет! – кричал кто-то.
– Нам всем надо уйти в Арабель или Вечернюю Звезду! – выкрикивал другой прихожанин.
– Да! Гонд не заботится о нас, и скорее Азун защитит Кормир, чем это сделает бог!
Голос жреца поднимался над выкриками, растекаясь новой речью против тех, кто отступился от веры в Чудотворца.
– Тилвертон непременно будет проклят, если мы оставим надежду! Разве бог Гонд лишил меня возможности лечить? – восклицал священнослужитель.
Вскоре проповедь закончилась, и Келемвар услышал шаги на лестнице. Он потянулся за мечом.
Увидев, что в комнату вошел измотанный словесными боями с прихожанами жрец, воин сразу опустил оружие.
– Ты желал видеть меня? – спросил священнослужитель, преодолевая последнюю ступеньку лестницы и без сил оседая на пол.
Не поднимаясь с кровати, Келемвар повернулся лицом к жрецу и вздохнул:
– Ты много сделал для меня, и я очень благодарен тебе за это.
– Филанна была права, – улыбнулся священнослужитель. – Действительно неважно, веришь ты в Гонда или нет. Я отвечаю за то, что служитель бога использует данные ему заклинания, чтобы лечить нуждающихся в помощи.
– А добрые люди Тилвертона, похоже, не ищут подмоги, – заметил Келемвар.
– Да, – кивнул священнослужитель. – Они теряют веру в Гонда. Я единственный, кто может вернуть богу его паству.
– Но если тебе это не удастся?
– Тогда город погибнет. Только этого не случится. В конце концов, они послушают меня.
– Разумеется, – согласился Келемвар. – Но если бы жители Тилвертона узнали, что Гонд оставил и тебя тоже, а вся твоя лечебная магия заключена в камне, который ты носишь при себе, они бы вообще не стали слушать тебя. И отреклись бы от Гонда навсегда.
Верховный жрец встал:
– Лечебная магия принадлежит мне. Камень – это дар Чудотворца, напоминающий добрым людям Тилвертона о том, что бог не забыл о них. Я…
– Делай то, что я скажу, – прорычал Келемвар. – Или я выдам тебя жителям Тилвертона. Даже если я ошибаюсь, они поверят мне, а не тебе.
– Чего же ты хочешь? – понурил голову жрец.
– Мне нужно, чтобы ты помог кое-кому, кто пострадал гораздо сильнее меня. Я обещал беречь его и должен сдержать слово.
– Сомневаюсь, что он верует в Чудотворца, – вздохнул священнослужитель. – Но разве это имеет значение?
Описав внешность Кайрика, Келемвар направил жреца в «Щедрую Флягу». Священнослужитель как раз выходил из комнаты, когда вернулась Филанна.
– Я пришла, чтобы отвести тебя к месту твоего ночлега, о храбрый воин, – сообщила она, беря Келемвара за руку и увлекая за собой.

* * *

Адон блуждал по улицам, пытаясь найти подходящего собеседника. Даже узнав, что на прошлой неделе в городе случилось несколько кровавых убийств, жрец продолжал бродить по Тилвертону. У него были заботы поважнее.
Как и молодой человек, который, невзирая на сильный дождь и град, по-прежнему сидел у дверей «Щедрой Фляги», все прочие жители города давали на вопросы священнослужителя одинаковые равнодушные ответы. Тилвертонцев не волновало ничего, что не касалось их лично.
Поклонение богам способствует росту человеческой души, рассуждал Адон, шагая по улицам. Поклонение богам – это высшее призвание, какое только можно представить. И вот оно превратилось в источник страданий и горечи, из которого пьют лишившиеся радости и рассудка жители Тилвертона.
Пытаясь заговаривать с каждым встречным, Адон шел по улицам Тилвертона, как вдруг слова, услышанные в мрачных покоях замка Килгрейв, снова всплыли в его памяти.
«Истина – это красота, а истина – красива. Обними меня, и ты узнаешь ответы на все свои вопросы».
То, что в истине есть красота, Адон знал точно и оттого так верил в богиню Красоты. Поэтому он провел ночь, отчаянно пытаясь вернуть огонек надежды в глаза несчастных прохожих. Ему показалось, что в глазах женщины, слушавшей перед самым рассветом проповедь Адона, мелькнул слабый проблеск, и сердце священнослужителя наполнилось радостью.
– Добрая женщина, боги не покинули нас. Сейчас больше, чем когда-либо, они нуждаются в нашей поддержке, нашей вере и нашей любви. Своими руками мы можем приблизить золотой век красоты и истины, когда боги снова подарят нам свою милось. В эти мрачные времена, когда вера подверглась жутким испытаниям, нам нельзя колебаться, надо найти утешение в вере и преодолеть все трудности. Тем самым мы заплатим богам дань куда большую, чем содержит в себе самая истовая молитва! Сьюн не нашла меня, но я не отказался от надежды явиться пред очами своей богини.
Положив руки на плечи женщине, Адон вдруг ощутил сильный соблазн встряхнуть ее изо всех сил, чтобы узнать, поняла ли она хоть что-нибудь из его слов.
Женщина пристально смотрела на жреца, и слезы бежали из ее глаз. Адон порадовался тому, что его слова коснулись сердца собеседницы и что она вроде бы приняла их.
Но тут женщина произнесла:
– Ты говоришь так, будто пытаешься убедить себя самого. Уходи. Ты не нужен здесь.
Затем женщина оттолкнула юного священнослужителя и, рыдая, закрыла лицо руками. Слезинка скатилась по щеке Адона. Отвернувшись, жрец уныло пробрел прочь и вскоре скрылся в темноте.

* * *

Келемвар проснулся и обнаружил, что Филанна ушла. Та половина кровати, на которой спала жрица, уже остыла. Воин вспомнил нежные поцелуи и крепкие объятия Филанны, но вскоре забыл о ней. Его разум упорно возвращался к одной и той же теме.
Миднайт.
Ариэль.
Воин выполнил свой долг перед чародейкой, но никак не мог забыть ее.
Келемвар знал, что верховный жрец уже посетил Кайрика, и надеялся, что утром вор сможет выехать из города вместе с Миднайт, хотя сам Келемвар уже не будет сопровождать их.
В конце коридора, в который выходили двери спальной комнаты, послышался шум. Келемвар натянул на себя кольчугу и, взяв меч, поднялся с благоухающей ароматами постели священнослужительницы. Жрица привела воина в комнату на верхнем этаже мастерской своего брата, воспользовавшись черной лестницей. Ни одного слова не сказали они друг другу, да и не было нужды в словах. Подобные встречи имеют свой особый, чувственный язык, и Келемвар знал, что под утро он покинет Тилвертон и не вспомнит больше о жрице.
Воин был совершенно уверен в том, что и Филанна отнеслась к их ночи любви точно так же.
Келемвар приоткрыл дверь спальни, но быстро подался назад, когда увидел Филанну, стоявшую в конце коридора. Лунный свет, проникавший сквозь огромное открытое окно, омывал обнаженное тело женщины. Широко раскинув руки, она пританцовывала на холодном ночном ветерке. Колышущиеся от сквозняка занавески нежно ласкали тело жрицы.
Воин уже собрался было закрыть дверь и вернуться обратно в постель, когда вдруг послышался мужской голос, распевавший песню на странном языке. Келемвар вышел в коридор и остановился, увидев стоявшего рядом с Филанной седоволосого человека из храма, того самого, который назвал его братом и исчез.
Филанна ритмично двигалась под звуки песни. Ее глаза были открыты, однако она не заметила приближения Келемвара. Мужчина продолжал напевать, но его взгляд теперь остановился на воине. Серо-голубые глаза седоволосого ярко сверкали, несмотря на тьму, скрывавшую его лицо. Фигура мужчины темным силуэтом вырисовывалась на фоне ярко освещенного луной окна.
Воин приблизился к Филанне, и мужчина замолк.
– Возьми ее, – сказал он. – Я не желаю ей вреда.
Филанна рухнула на руки Келемвара, и тот осторожно положил ее на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44