— Несомненно, это было много-много лет назад, — уточнила мисс Нессельрод с улыбкой.
— Да, — согласился отец, — но индейцы помнят об этом: память поколений. Они говорят, что море наполнялось, по рассказам их предков, пять раз. Ходят легенды и об одном испанском судне, которое однажды шло по каналу в Калифорнии, и внезапно море исчезло, а когда корабль стал искать выход, оно вернулось и перекрыло канал. Судно попало в ловушку.
— А что было потом? — полюбопытствовала миссис Вебер.
— Всю команду убили индейцы, корабль куда-то унесло, потом он сгинул в песках... Вот и вся история. Как говорит та же легенда, корабль был нагружен сокровищами.
— И кто-нибудь их нашел? — с интересом спросил Флетчер.
— Да нет еще. По крайней мере, об этом не было никаких сообщений.
— Я никак не могу понять одного: может быть, испанцы подумали, что Калифорния — это остров? — предположила мисс Нессельрод. — И надеялись выйти с другой стороны?
— Вполне вероятно.
— Сокровища, — пробурчал Флетчер. — Подумать только: целый корабль, нагруженный сокровищами!
— Возможно, и так. — В голосе отца проскользнуло сомнение. — Но я мало в это верю. Там мог быть разве что жемчуг, поскольку они плыли из залива, где его добывают. Не думаю, чтобы, нагруженные сокровищами, они шли из Мехико.
— А может быть, они их похитили и потом решили присвоить? — предположил Флетчер.
— В любом случае, — сказал отец, — площадь поверхности, находившейся под водой, была очень велика. Это могло произойти где угодно — там, здесь...
— Индейцы бетча наверняка знают это место, — уверенно возразил Флетчер. При этом он пристально посмотрел на отца. — Мне говорили, вы знаете многих из этого племени. Они могли бы порассказать вам...
— Могли бы, — ответил отец. — Но у индейцев особое мышление: многое, что кажется важным нам, для них не имеет никакого значения. Кроме того, очевидно, они считали небезопасным для себя доверять белому человеку, открывать ему тайну, где они убили других белых людей.
— Их можно было бы и припугнуть в случае чего, чтобы все-таки рассказали, — запоздало предложил Флетчер.
Фразер с презрением посмотрел на него.
— Кто-то говорил, что индейцев не так легко испугать.
Жара становилась ощутимей с каждой минутой.
— И будет еще жарче, — пообещал Фарлей. — Но я хочу, чтобы мы побыстрее добрались до гор. Когда доберемся до Айджыо Каленте, сможем там хорошенько отдохнуть. Если будет необходимо, задержимся на несколько дней. А эти места вы знаете? — обратился он к отцу.
— Да. Знаю. И возможно, вы обнаружите тут несколько стоянок кахьюллов.
— Никогда не думал бы, что с ними могут возникнуть какие-то проблемы, — удивился Фарлей.
— Проблем не возникнет, если вы будете уважать индейцев и их обычаи.
— Эти индейцы тоже помогали вам?
— Да, случалось такое, в том числе из племени лузеносов и чемехавов.
Разговоры смолкли. Было очень жарко, и я старался заснуть. Качаясь и поскрипывая, фургон катился по песку, спотыкаясь на камнях и скользя более легко вниз по откосам...
После нескольких часов езды Фарлей остановил повозку и дал каждой лошади понемногу напиться. Услыша звук льющейся воды, Флетчер слегка приподнялся на локтях, спросил:
— А как насчет воды для меня?
— Прошу прощения, у нас не будет воды для людей, пока мы не пересечем пустыню, — отрезал Фарлей, и Флетчер ворча улегся на свое место, но Фарлей проигнорировал его недовольство; Фразер же, поджав свои острые колени, как всегда, пытался на ходу что-то записывать. Миссис Вебер прикладывала к носу тонкий носовой платок. Мисс Нессельрод, непринужденно откинув назад голову, закрыла глаза. Все молчали, разморенные жарой, никому не хотелось произнести и слова.
— Пекло! — вдруг вырвалось у Флетчера. — Просто жаровня какая-то немыслимая!
Миссис Вебер сняла шляпу и обмахивалась ею. Ее волосы, разделенные на прямой пробор, были гладко зачесаны и закручены на ушах в пучки. Больше, чем когда-либо, подумалось мне, она была похожа сейчас на уставшего бульдога.
Мисс Нессельрод открыла глаза и посмотрела на Фарлея, восседавшего на козлах. Никогда раньше я не замечал, какие у нее огромные глаза. Поймав на себе мой взгляд, она заговорщически посмотрела в мою сторону и с совершенно невозмутимым лицом подмигнула.
Я чуть не подскочил от удивления. Это явилось неожиданностью: никогда прежде я не видел, чтобы леди так озорно подмигивала, хотя отец делал это довольно часто. Стало так смешно, ведь она подмигнула с таким серьезным лицом, что я прыснул, скорчив рожицу. Мисс Нессельрод в ответ снова улыбнулась мне и закрыла глаза. Нет, она определенно нравилась мне все больше!
Внутри фургона было уже темно, когда отец встал со своего места. Я тоже проснулся, хотя остальные еще спали. Финней правил упряжкой, а Фарлей сидел позади него закрыв глаза.
— Мы подъезжаем к Родникам Индейцев, — возвестил Джакоб через плечо. — В этих местах начинаются ключи, но теперь уровень воды упал. Поэтому нужно спуститься немного вниз, чтобы добыть ее.
Снова стало холоднее. И казалось невероятным, что совсем недавно мы изнемогали от жары. Миссис Вебер нацепила свою шляпу, а Фразер и Флетчер даже облачились в пальто. Но перед этим я мельком заметил в кармане жилета Флетчера небольшой револьвер. Позже, во время стоянки, когда мы остались одни, я рассказал об этом отцу.
— Молодец! — похвалил он меня. — Ты наблюдателен. Это очень важно.
— Он был у него с левой стороны, — продолжал я, — и дуло направлено влево.
— О! — воскликнул отец и немного помолчал. — Это интересно! Дуло направлено влево? Я этого не заметил.
Глава 9
В полночь мы добрались до Родников Индейцев. Отец вышел из фургона, ступил на землю: его покачивало.
— Мистер? — подскочил Келсо. — С вами все в порядке?
— Да, да, благодарю. Всего лишь легкое недомогание. Сколько мы здесь простоим?
— Мы только поменяем лошадей, наши уже выдохлись, и Фарлей для перехода через перевал хочет заменить их новой упряжкой.
Келсо вглядывался в темноту.
— Индейцы дали этим родникам собственное название. Возможно, Верн, вы знаете об этом. Чтобы достать воду, приходится спускаться вниз, но вода здесь хорошая и холодная.
— Я бы, наверное, сделал несколько глотков, да и мой сын тоже.
Наступила непродолжительная пауза, Келсо снял шляпу, вытер лоб.
— Легкие беспокоят? — вежливо осведомился он.
— Да, хотя я и стал меньше кашлять с тех пор, как мы спустились в пустыню.
— Почему бы вам не задержаться в Айджью Каленте на несколько дней? Говорят, горячий и сухой воздух очень полезен для легких.
— Я не располагаю таким временем и должен отвезти сына к его деду в Лос-Анджелес. — Келсо понимающе промолчал и, сделав несколько шагов от фургона, растворился в ночи. Отец положил руку мне на плечо. — Ханни, видишь ту большую пальму? Индейцы рассказывают, что это — один из их мудрецов: состарившись, тот превратил себя в пальму, чтобы продолжать служить людям.
— Как же это ему удалось?
— Пожелал — и все тут! Он встал однажды очень прямо, приказал себе превратиться в дерево, и началось это медленное преображение... Пока он окончательно не стал пальмой.
— Ты веришь этому, папа?
— Признаюсь, никогда не видел сам, как это происходит. Поэтому мой разум подсказывает, что такого быть не может, но ведь одному Богу подвластно судить о том, что человек знает, а я простой смертный, мне многое неизвестно.
Индейцы, я тебе не раз говорил, совсем не похожи на нас. У них другая вера и другие причины для веры. Никогда не следует спорить с тем, что говорят индейцы; надо лишь уметь слушать и запоминать, делая собственные выводы.
Отец посмотрел на небольшой домик, из окна и открытой двери которого струился свет.
— Оставайся в фургоне, Ханни. Через минуту я вернусь.
Из фургона никто еще не вышел. Все спали или только просыпались. Келсо и отец, наверное, позабыли про обещанную воду, а мне так хотелось пить.
Человек, который увел менять лошадей, еще не вернулся с новой упряжкой. Я соскочил на землю и, подойдя к тому месту, где начинались родники, посмотрел с откоса вниз: там, далеко, я увидел манящий блеск воды.
Осторожно сделал шаг, другой, спускаясь все ниже, и в конце концов оказался на клочке земли рядом с водой. Я посмотрел вверх: был виден только квадрат неба и две звездочки на нем. Оглянувшись, стараясь привыкнуть к темноте, я заметил невдалеке тыквенный бочонок, взял его и погрузил в воду.
Зачерпнув холодной воды, я пил ее и пил. Никогда еще она не казалась мне такой вкусной. Я еще раз погрузил бочонок и только потом почувствовал, что кто-то наблюдает за мной. И поднял глаза.
Это был старый-престарый индеец в широкой домотканой рубахе. Его жидкие седые волосы, спускавшиеся до плеч, были перевязаны ленточкой. На шейном шнурке висел треугольник из синего камня с какими-то знаками.
— О! Извините, сэр! Сразу и не заметил вас, — сказал я и, зачерпнув воды, протянул бочонок индейцу. Тот молча смотрел на меня. Услышав сверху голос отца, я заторопился, поставил бочонок на землю. — Прошу прощения, сэр, пожалуйста, извините меня, — бросил я через плечо уходя.
Отец стоял позади фургона и, заслышав мои шаги, оглянулся.
— Ты заставил меня поволноваться Ханни. Я боялся, что ты заблудишься.
— Я ходил пить.
Когда фургон уже тронулся, я сказал отцу:
— Знаешь, мне встретился индеец.
Флетчер так и подскочил от удивления:
— Не может быть! Мне говорили, что индейцы больше не ходят к роднику, тем более в темноте!
— Он был очень старый, на шее у него висел синий камень.
— Бирюза, — пояснил отец и, посмотрев на меня, добавил: — Бирюза — это такой камень. Индейцы ценят его больше, чем золото.
Финней правил новой упряжкой лошадей, которые бежали очень резво. Фарлей забрался в фургон и удобно устроился на свернутых в рулон одеялах.
— Следующая остановка на Айджыо Каленте. Вы, кажется, бывали там раньше, Верн? — Он поглядел на отца.
— Довелось несколько раз. Оттуда прямая дорога до Сан-Джакинто. Англичане называют это место Пальмовые Ключи. Там никто не живет, кроме двух-трех белых и нескольких индейцев кахьюллов. Предполагаю, что получу там кое-какие вести.
Увидев, что отец прислонился спиной к чемоданам и узлам, сложенным в углу фургона, я последовал его примеру: сказывалась усталость от неспокойного сна, постоянная тряска в дороге. И мне теперь хотелось одного: остановиться наконец где-нибудь и долго-долго оставаться на одном месте.
Лежа в темноте с открытыми глазами, я думал о затерявшемся в песках корабле, пойманном морем в ловушку. И конечно, что греха таить, я мечтал найти этот корабль и разыскать эти затонувшие сокровища... Или жемчуг. Или в крайнем случае бирюзу, которую носил на шее старый индеец.
Лошади бежали рысью. Скоро мы доедем до Айджью Каленте, а там и до Лос-Анджелеса уже недалеко. Сколько еще будет, интересно, остановок? Пять, шесть или дюжина? Этого я не знал. Фургон продолжал катиться в ночи, отец, едва задремав, приподнялся вдруг, достал револьвер и пододвинул к себе, подложив под руку. Потом принес ружье и тоже положил рядом.
Нас ожидают неприятности, екнуло у меня в груди.
Прошло немало времени, прежде чем фургон наконец остановился. Как все последнее время, сон мой был зыбким, некрепким: я просыпался, и снова засыпал, и снова просыпался. Посмотрев вперед, увидел неподалеку от дороги домик с освещенным окном и открытой дверью, из которой вышел человек, заспешив к фургону.
Отец уже спустился на землю, когда подошел незнакомец.
— Верн? Ты ли это? Вот так встреча! — воскликнул подошедший.
— Привет, Питер! Давненько мы не виделись с тобой!
— Давай-ка пойдем ко мне и выпьем кофе, — пригласил мужчина. Ростом примерно с отца, он, в отличие от него, носил усы и бороду. — Это твой сын? — посмотрев на меня, спросил он.
— Иоханнес, познакомься, это Питер Буркин, мой старый друг.
— Нам надо поговорить, Зак. Серьезно поговорить! Пойдем-ка в дом или, если нет времени, отойдем в сторонку.
— Да, у нас мало времени, Питер. Мы только что останавливались, чтобы поменять лошадей. Фарлей хочет поскорее добраться до Лос-Анджелеса, — объяснил отец.
— Нет, Зак, — решительно запротестовал Буркин. — Поверь своему старому другу: ты не можешь ехать дальше. Как только появишься в Лос-Анджелесе, он убьет и тебя, и твоего сына.
— Да что ты такое говоришь, Питер?!
— Они уже поджидают тебя, Зак. Это точно!
Глава 10
И все же отец заглянул в дом Питера. Я последовал за мужчинами. Дом оказался небольшой придорожной лавкой с баром и тремя стульями с одной стороны стола. На противоположной лавке громоздились жестяные бидоны, коробки с провиантом и еще какие-то тюки. Позади стойки бара сверкали яркими этикетками несколько бутылок.
Отец тут же, едва войдя, опустился на стул. Ужаснее, чем выглядел он сейчас, мне никогда не приходилось видеть его: лицо стало серым, глаза провалились, под ними черные полукружья.
— Питер, я должен поговорить с ними, все им объяснить. У моего сына, кроме деда, нет никаких родственников, и мальчику нужен дом.
— Ты не понимаешь, что ли, Зак? Они убеждены, что твой брак с Консуэло стал бесчестьем рода, а твой сын — свидетельством этого позора. Поэтому они и хотят с тобой разделаться.
— Я не боюсь смерти и приму ее. Если они покончат со мной, что ж, Питер, это только положит конец моим мучениям. Но Иоханнесу нужен дом...
Буркин отошел и тотчас вернулся с чашками и полным кофейником. Я сидел на скамье около стены, сбоку от отца, и он мне был виден в профиль: даже за последний час он разительно изменился к худшему.
Его вид просто пугал меня. Отец выглядел таким несчастным, измученным и поникшим, что сердце мое не могло не обливаться кровью. Когда же он повернулся ко мне, я был поражен, с каким отчаянием смотрели его потухшие глаза.
— Боже мой! Питер, что же делать? У малыша нет дома. И я проделал весь этот путь с безумной надеждой, что они возьмут мальчика к себе. Я слышал, калифорнийцы очень любят своих детей, и надеялся... Питер, нам некуда идти! Совсем некуда! Когда я последний раз был у врача, он дал мне сроку не более четырех — пяти месяцев, а было это три месяца назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61