Ты всегда останешься для меня тем же Адамом, что и прежде.
– Теперь ты знаешь…
– Да.
Адам слышит, как Фредди останавливается в дверях:
– Еще раз – спасибо за Роджа.
– Да, – шепчет Адам, чтобы хоть что-нибудь сказать, хотя слова сейчас не так уж и важны.
Эхо удаляющихся шагов затихает вдали и сворачивает за угол.
«Надеюсь, Роджер не вернется, чтобы сказать мне пару слов», усмехается Адам про себя. Он, улыбаясь в темноту, выключает оставшиеся работать компьютеры и последним покидает комнату контроля…
На Лимбе – ночь. «Беспилотчики» спят, но сон их беспокоен. Все они видят во сне всё, что происходило с ними в последние дни, все, кроме Роджера. Он самый счастливый из всех – он спит и ему снится безоблачное небо. Роджер летит в небе, парит, как птица, его поднимает вверх мощный поток восходящего воздуха. Руки Роджера – уже не руки, а крылья, покрытые белыми перьями. Его тело, хрупкое тело птицы, обдувает ветер, глаза широко раскрыты навстречу ветру. Он поднимается всё выше и выше, земля внизу превращается в лоскутное одеяло. Он видит во сне синее море, отделившее землю от неба колеблющейся призрачной чертой горизонта. Он летит туда, откуда поднимается солнце…
Другим не так везет, как Роджеру. Его старший брат снова сидит за своим столом, его налитые свинцовой усталостью руки по-прежнему сжимают ручку управления. Он снова ведет дирижабль, снова нажимает кнопку сброса – и в ту же секунду он оказывается на земле, в окружении спящих деревьев. Он видит темные силуэты, неподвижно лежащие на земле, он слышит негромкое дыхание спящих волков, не подозревающих о нависшей над ними в небе угрозе. Он набирает побольше воздуха в грудь, чтобы закричать, предупредить, спасти, но тщетно – ослепительная вспышка бьет по глазам и раскаленный воздух вышибает весь воздух из легких. Фред поднимает свои руки и его глаза видят страшную картину – его руки горят, пальцы обугливаются, пламя жадно, как голодный волк, пожирает его плоть. Потом как будто кто-то страшный одним сильным рывком выдергивает землю у него из-под ног.
Фред Томпсон вздрагивает и стонет во сне, но, благодарение хоть какому-нибудь богу, не просыпается. Кто-то неведомый проявляет жалость и весь следующий остаток ночи Фред спит без снов, так же, как спят после боя усталые солдаты.
Дэвида Варшавского во сне посещает его покойная мать. Она строго смотрит на сына и Дэвиду снится, что ему – тринадцать или четырнадцать лет, столько же, сколько Роджеру или Фреду. Дэвиду знает, что он сделал что-то страшное и неправильное, он не знает, что именно и от этого ему становится очень страшно. Лицо мамы искажается, как от боли, её глаза наполняются слезами. «Не для этого я растила тебя, Дэви, нет, не для этого», плача, говорит она. «Для чего „этого“, мама? Для чего?», шепчет маленький мальчик в застиранных джинсах. «Что же ты натворил, Дэви, что же ты натворил?», её слезы, обжигают, как кипящее масло. «Что я натворил, что?» – кричит Дэвид, но мама не отвечает. Ее фигурка с поникшими бессильными плечами исчезает в молочно-белом тумане, оставляя меркнущее фосфоресцирующее сияние. Темнота сгущается вокруг мальчика, беспросветная мгла, густая, как мазут.
Дэвиду Варшавскому становится страшно, он плачет, его слезы текут по щекам. Он плачет, но не просыпается.
Джеку Криди снится, что он запускает воздушного змея. Вокруг – осень, с деревьев облетает листва, ярко-красные и масляно-желтые листья кружатся над землей, увлеченные миниатюрными смерчами. Красиво, как будто стая фениксов из волшебной сказки роняет над землей свое божественно прекрасное оперение. Ветер сильный, Джек видит, как низко сгибаются верхушки деревьев, слышит угрожающий гул, но ему нужен сильный ветер. Джек отпускает из рук рвущийся бумажный парус и хрупкий белый прямоугольник повисает в воздухе. Нитка, к которой прикреплен змей, со свистом начинает разматываться и змей взлетает в небо. Джек чувствует радость, как вкус пьянящего вина на языке, восторг переполняет его, как углекислый газ пытается вырваться наружу из плотно закупоренной бутылки шампанского. С земли змей кажется Джеку не больше почтовой марки.
Джек чувствует себя повелителем ветров, погонщиком облаков, его змей – уже не змей, а волшебный скипетр в руке чародея. Этому скипетру послушны ураганы и бури, ветра и тропические циклоны, если Джек захочет, то сможет притянут небо к земле одним движением пальца – змей-скипетр поможет ему в этом.
Но вдруг что-то происходит. Погода меняется в мгновение ока – небо заволакивает низкими облаками, откуда ни возьмись над головой появляются черные грозовые тучи. Джек видит крохотные метелочки молний, которыми обмениваются тучи между собой, и ему становится страшно. Ветер пригибает деревья к земле, пытается согнуть и Джека, но пока безуспешно. Пока…
Джек начинает сворачивать нитку. Он торопится, катушка в его руках прыгает, как лягушка, его всегда такие ловкие пальцы не могут ухватить нитку. Он ловит эту упрямую нить обеими руками. Тучи надвигаются всё ближе.
– Есть! – кричит Джек в это суровое небо.
– Есть! – кричит он в лицо буре, назло этому бешеному ветру, насмехаясь над кланяющимися до самой земли деревьями.
И вдруг нитка, подобно змее, оживает в его руках. Извиваясь и змеясь, она опутывает его руки, как удав обвивает свою жертву в смертельных объятиях, как паук обвивает запутавшуюся в его паутине муху, так и нить набрасывается на Джека. Спустя мгновение уже не Джек – повелитель змея. Теперь змей – хозяин Джека.
Джек кричит от ужаса и от боли – нить режет руки, как колючая проволока, мальчик видит, как из глубоких порезов выступают крупные капли алеющей крови. Он запрокидывает голову вверх, умоляя отпустить, но тщетно.
Он видит, как высоко-высоко в небе ослепительно-фиолетовая молния бьет в крошечный белый квадратик. Он видит, как по нити несется сверкающая голубоватая змея с оранжевыми глазками, похожими на хризолиты. Тело этой змеи соткано из множества сияющих золотых нитей, он видит раздвоенный язык, похожий веточку черного коралла, и острые алмазные зубы. Джека охватывает ужас, он кричит. Змея летит вниз с быстротой молнии, это и есть молния, ожившая, великолепная, ужасающая, смертельная молния.
Её сияние ослепляет Джека, он закрывает глаза, чтобы не видеть этого ужаса, и в этот момент он ощущает дикий по своей мощи рывок. Открыв глаза от невыносимой боли, Джек смотрит вниз, на удаляющуюся землю и видит, что его тело покрыто белым сиянием, по сплошной пелене которого пробегают золотые обжигающие искры. Джек кричит от боли и …
Просыпается, закрыв руками рвущийся наружу из перекошенного рта крик. Он открывает глаза и смотрит на свои руки. На них нет порезов, нет крови, ничего. Он испуганно осматривается вокруг. Вокруг – темно, слышно тихое дыхание родителей за брезентовой «стеной». Все спят. Джек устало вздыхает и испуганно вздрагивает от еле слышного шороха.
– Кто здесь? – Джек приподнимается в кровати.
Рядом с кроватью стоит белая фигурка в ночной рубашке до самой земли. У этой фигурки растрепанные черные густые, вьющиеся волосы, карие серьезные глаза и вздернутый нос с едва заметными пятнышками веснушек. Фигурка держит в руке плюшевого медвежонка с тщательно заштопанной правой лапой и глазами-пуговицами.
– Натали, – облегченно вздыхает Джек, – как же ты меня напугала! Ты чего не спишь?
– Ты кричал во сне.
– Я тебя разбудил?
– Нет, я сама проснулась.
– Я громко кричал?
– Да нет же, – раздосадовано шепчет девочка, топая ногой.
Медведь повторяет ее движения, смешно качая головой.
– Ты кричал во сне, такой крик не слышно, – шепчет Натали, забираясь в кровать к брату, упрямо волоча за собой медвежонка.
– Как же ты его услышала? – Джек укрывает ее одеялом и девочка прижимается к нему. – Ой! – вздрагивает Джек.
– Что?
– У тебя ноги холодные.
– Ага, – зевает сестренка, обнимая одновременно и медведя, и брата.
– Ты не ответила.
– Что?
– Как ты услышала меня?
– Глупый, – как взрослая, ворчит Натали, – ты же мой брат. Я спала и видела сон. В этом сне ты видел сон и тебе было страшно, и ты кричал, что-то напало на тебя и ты испугался.
– Что напало?
– Какая-то гадюка, я не помню.
Джек ошеломленно молчит.
– Значит, ты видела сон, в котором я видел сон, в котором за мной гналась гадюка и ты видела её в моем сне?
– Ну да, – довольная догадливостью обычно не слишком сообразительного братца, шепчет сестренка.
– Понятно, – растерянно шепчет ничего не понимающий Джек.
– Ага, – шепчет Натали и через мгновение засыпает, крепко прижавшись к брату.
Какое-то время он лежит рядом, рассеянно, но нежно, гладя буйную гриву вьющихся волос. Какое-то время он лежит, пытаясь понять, но нежное дыхание рядом с его ухом не дает думать и он засыпает, потрясенный способностями своей сестры. Он долго потом вспоминает этот эпизод, но ни о чем не спрашивает сестренку, боясь спугнуть её непонятное великое волшебство…
Адам Фолз лежит на своей кровати, на полу валяются его ботинки. Правая рука сжимает бутылку с коньяком. Перед вами человек, осуществивший свою мечту, так сказать, дорвавшийся до нее и успевший вкусить её почти в полной мере. В его голове, как надоедливое кино, прокручиваются воспоминания: Лимба, Башня, Пустошь, сейры, люди. Мелькают знакомые, до боли знакомые и совсем незнакомые лица. Каждое пытается что-то сказать, поделиться чем-то сокровенным, но таким ненужным в эту минуту. Картинки меняются одна за другой, как в заевшем демонстраторе слайдов.
Высадка, стрельба, сейры, проволока, молнии, Ричард, Майкл, волки, стрельба, огонь, вспышки, взрывы, разорванные тела, кровь, стрельба, кровь, волки, люди, рваные раны, вспышки разрывов, умоляющие, ненавидящие глаза…
– Хватит! – кричит Адам в темноту. – Хватит! – кричит он, мысленно поздравляя себя с тем, что материал, которым покрыт каждый сантиметр его комнаты – звуконепроницаем, что дверь закрывается практически герметично и не пропустит наружу ни звука из его обезумевшего рта.
– Хватит!
Слышится бульканье и сопение. Адам глотает спиртное, так как он и представлял, не чувствуя ни вкуса, ни того, как коньяк обжигает пищевод. Звуки напоминают то, как жадно пьет молоко из бутылочки младенец, только в бутылке совсем не молоко.
– Вот вам всем, – устало отдувается Адам, вытирая рот. – Заткнитесь все, дайте поспать!
Он устало откидывается на подушку, потом решительно хватает бутылку и допивает остатки. Потом он падает на кровать, широкая идиотская клоунская улыбка искажает его лицо. Он закрывает глаза и шепчет:
– А вот и сюрприз, а вот и сюрприз, а вот и …
Его усталый мозг наконец-то отключается от происходящего и Адам засыпает. Всю ночь до утра он спит, не видя снов, чему несказанно будет рад утром. Но до этого утра еще надо дожить…

* * *

…Вожаки вернулись с неутешительными новостями. Дирижабли людей совершили налет на их племена в вечер накануне нападения на племя Велора, племя Сайди подверглось нападению последним. Когда я увидел его, мне всё стало ясно без слов – в огне погибла его семья.
Судьба была жестока к Сайди – он стал вожаком несколько лет назад и в тот же год на его племя обрушился сокрушительный мор, унесший жизни многих сейров, в том числе и его семью. Это поветрие выходит из мертвых земель вблизи отрогов Северных гор в самые жаркие годы. Давным-давно на этом месте произошла одна из последних битв сейров со страшными животными, некогда населявшими наши земли – драконами и василисками. На этом гиблом месте нет никакой растительности, всё живое избегает посещать эту местность, отравленную ядовитой кровью древних гадов. Наверное, этот яд время от времени проникая в верхние слои почвы под действием солнечных лучей, испаряется в воздух, ветер разносит заразу дальше и сейры гибнут. Единственное доступное исцеление – покинуть эти мертвые земли, но иногда ветер оказывается сильным и болезней не удается избежать.
Сайди потерял всю свою семью тогда. Он увел племя на юг и поклялся, что больше ни один сейр и близко не подойдет к Драконовой Пади. Вожак выполнил свое обещание, но не мог предугадать того, что однажды у людей появятся планы и на его счет.
Вернувшись в свое племя, Сайди застал страшную картину, которую я уже неоднократно имел несчастье наблюдать. Треть его соплеменников была сожжена, огонь не пощадил ни стариков, ни ясс, ни детенышей. Пламя поглотило его яссу и двух его детей – старшего сына и младшую дочь.
Он вернулся с таким же выражением в глазах, какое было и у меня: он страдал от своей утраты и жаждал мести. Он хотел убивать людей, убивать до тех пор, пока его собственные призраки погибших не насытятся пролитой кровью, и больше ничего.
С ним в племя Велора пришли сейры его племени, некоторые из них были отцами, потерявшими детей, некоторые потеряли своих подруг, кто-то утратил отца или мать. Теперь я видел, что возврата к прежней жизни нет ни для кого из них. Все они хотели только одного – стереть людское племя с лица земли.
Прибыли племена Каспа и Лоро. Их вожакам повезло сохранить свои семьи, но потери в их племенах были такими же ощутимыми, как и в племени Велора – погибло больше половины сейров. По какому-то жестокому совпадению, погибло много ясс и детенышей, гораздо больше, чем погибло охотников.
Я никогда не видел такого огромного количества сейров в одном месте в одно время, если не считать праздника Весенних Ветров. Я давно не был на всеобщем сборе и немного отвык быть в центре внимания. Наверняка вожаки рассказали сейрам обо мне, о том, что еще весной я предупреждал совет вождей о том, что подобное может произойти, что люди рано или поздно придут в племена, желающие остаться в стороне. К сожалению, я оказался более, чем прав – люди пришли к нам гораздо раньше, чем кто-либо ожидал.
Меня раздирали внутренние противоречия – за короткий срок я неузнаваемо изменился в душе, изменились мои убеждения, я отказался от прошлых стремлений. Я был змеей, которая сбрасывает кожу.
В этот период змея беззащитна и не может вести прежний образ жизни, любое движение причиняет ей боль, солнечные лучи обжигают нежную кожу, на которой еще нет плотной чешуи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40