– Я прощаю тебя, Адам. И хочу сказать «спасибо» и за то, что ты не дал Роджеру узнать, что это такое.
– Простите меня, – прошептал Адам, закрывая глаза.
– Мне так жаль, Адам, – прошептал Джек.
– Не о чем жалеть, Джек. Всё уже сделано, надо просто довести дело до конца, – открыл глаза Фолз…
– База вызывает отряд! База вызывает отряд! – говорит Адам в микрофон рации.
– Слушаю тебя, Эйд!
– Мы отбомбились, Майк.
– Удачно?
– Более или менее. Жди гостей.
– Мы уже греем для них места.
– Держитесь. Скоро вернутся дирижабли, мы их дозаправим, подцепим новый груз и будем ждать вашей команды. Удачи!
– Спасибо. Конец связи.
Щелчок, шипение помех. Щелчок – питание выключено. Тишина…
Последние часы перед тем, как «Каспер-2» подлетал к границам внешнего периметра, Адам Фолз держался только на одной мысли. Он ничего уже больше не хотел: он не хотел говорить – слов уже не было, все слова были им уже сказаны, он не хотел думать или чего-то хотеть, кроме одной вещи: напиться. Он представлял себе, как всё заканчивается, как он входит в свою комнату и закрывает за собой дверь. Как сбрасывает с ног ботинки, достает из ящика бутылку и свинчивает металлический колпачок. Как жидкость, обманчиво похожая на крепкий чай, булькая, выливается в стакан. Как он подносит стакан ко рту, выдыхает и пьет огромными глотками, пьет, не разбирая вкуса, как будто бы теплую воду. Как наливает и снова пьет. Как свирепое тепло взрывается в его желудке, как немеют от спиртного губы. Как тепло возвращается по венам, согревая тело. Как расслабляются мышцы и напряжение уступает место успокоению, хотя бы на краткий миг.
Чтобы растянуть этот миг подольше, Адам представляет, как он снова наливает и пьет, пьет жадно, не обращая внимания, что коньяк стекает по его небритым щекам, не обращая внимания на голоса в собственной голове. Пьет, как пьют лекарство, пьет, чтобы в голове зашумело и этот шум вспугнул крепнущие голоса собственной совести. Пьет и пьет до тех пор, пока мысли не утонут в этом потопе. Пьет до тех пор, пока не спиртное не сделает свое дело, чтобы дать человеку заснуть и не видеть снов, которые, скорее всего, не отпустят его. Пьет, чтобы дать своему телу забыться, чтобы усталый от собственного бессилия и обреченности мозг отключился, как выключается свет. Хотя бы на несколько часов…
Полигон «беспилотчиков» ярко освещен светом мощных прожекторов. Из темноты опускается «Каспер-2» с зависшей под своим туго натянутым брюхом черной продолговатой коробкой с подведенными к ней проводами.
– Опускай понемногу, Джеки, – говорит Адам, поднося ко рту плоскую коробку портативной рации.
– Хорошо, – слышит он в ответ и дирижабль зависает над причальной штангой.
– Еще ниже, – говорит Адам, – еще.
Теперь дирижабль кажется огромным, а Адам так привык к тому ощущению, что это надутое гелием тело – не больше надувного шарика.
Адам накидывает на проволочный захват на носу дирижабля ременную петлю, Арнольд Густафсон проделывает то же самое с кормовым захватом.
– Двигатели – стоп!
Теперь дирижабль надежно пришвартован, продолговатое черное тело с притаившейся смертью внутри зависает в метре от земли.
Густафсон подходит к «Касперу-2» со стремянкой в руках.
– Спасибо, а теперь проваливай, Фолз.
– Я останусь с тобой, Арни. Надо же когда-нибудь посмотреть на то, как работают профессионалы.
Густафсон открывает рот, чтобы выдать порцию самых отборных ругательств, но глаза Адама, черные, опустошенные, останавливают его.
– Черт с тобой! – ворчит Густафсон. – Сядь где-нибудь и не мелькай.
– Ладно, – послушно соглашается Адам.
– Раскроешь пасть – убью!
Адам кивает и послушно садится на траву.
Швед подтаскивает переноску с укрепленными на ней лампами под брюхо дирижабля. Раскрывает складную лестницу, втыкает крючья на ножках в мягкую землю и пытается раскачать стремянку, но она установлена на совесть.
– Хорошо, – ворчит Арни.
Он одевает специальные очки с закрепленными на дужках фонариками. Еще в арсенале, собирая оборудование, Швед сгоряча прикинул – а не надеть ли ему «носорога» – специальный бронированный костюм с прозрачным забралом, применяющийся при разминировании, и решил, что не нужно. Он сам устанавливал заряд и знал, что в случае чего костюм его не спасет. Взрывчатки было столько, что хватило бы на дом приличных размеров, так что не из-за чего огород городить. Тут самое важное – свобода движений, а в «носороге» работать так же удобно, как танцевать в шкафу.
– Ладно. Снимаем крышку, – бурчит себе под нос Швед.
Это его старая привычка – повторять вслух всё, что он делает в текущий момент. Помогает не забывать, что ты делаешь, контролировать свои действия и вдобавок здорово поддерживает – разговаривая сам с собой, не чувствуешь страха. Арнольд почти не боялся – устройство было его собственного изготовления, он знал его наизусть и при необходимости мог бы работать даже в полной темноте, но обязательно нужно было быть осторожным. Он был убежден, что по отдельности и взрывчатка, и детонатор, и электропитание – это просто механические части, не страшные, глупые, лишенные силы. Но собранные воедино, подключенные в единую цепь и приведенные в действие эти части перестают быть отдельными. После того, как устройство активировано, оно живет своей особой жизнью, оно уже не считает тебя своим хозяином. Оно просто ждет своего часа, чтобы выполнить свое предназначение. Уже нет устройства – есть живое механическое существо, оно способно чувствовать, способно ненавидеть.
Арни не знал, как объяснить это чувство, он просто так чувствовал. Поэтому нужно быть чрезвычайно осторожным и не допускать вольностей, чтобы не допустить взрыв.
– Начинаем, – прошептал Швед.
Адам сидел на сырой земле, подобрав под себя ноги и мечтал о своем. Его мечта была примитивной, как извечная мечта первобытного человека о том, чтобы наесться от пуза, и была такой же страстной. Он не смотрел на то, как работает Швед, не думал о том, что может произойти – ему уже было всё равно.
Послышался негромкий щелчок и освобожденные провода повисли, как черви на крючке.
– Ну вот, – облегченно вздохнул Густафсон, – можно спать спокойно.
– Выпьем, старина? – губы Адама растянулись в резиновой улыбке, как у надувного клоуна.
Арнольд внимательно посмотрел в его пустые глаза и устало сказал:
– Иди отдыхать, Фолз.
– Спасибо, что разрешил, старина, – улыбка Адама немного испугала Шведа, хотя мало что в этой жизни могло его напугать.
– На здоровье, – проворчал Арни, – ты сколько уже не спал?
– Не помню, – Адам похлопал Густафсона по плечу и пошел по направлению к Башне.
Швед устало посмотрел в его согнутую, как у старика, спину и начал собирать оборудование…
– Всем – отдыхать. Сейчас восемь часов вечера, завтра – подъем в семь утра. Будем готовить дирижабли, чтобы помочь отряду в Форте, – сказал Адам, глядя на «беспилотчиков». – Всем спасибо – работа была нешуточная. Хорошо поработали, ребята.
Повисло молчание, тугое, как автомобильная резина.
– И еще одно – Фред, поднявшийся из-за своего стола, замер на полпути, – я хочу извиниться перед вами за то, что наговорил вам, – сказал Адам. – Постарайтесь забыть всё и простите меня.
– Да мы всё понимаем, Адам, – с деланной веселостью сказал Дэвид, избегая встречаться с ним взглядом.
– Такое пережить, как мы – можно и рехнуться, – устало улыбнулся Джек невеселой улыбкой.
– Не переживайте, мистер Фолз, – улыбнулся Роджер, потягиваясь, как котенок на солнце, – вы молодец.
– Идите, отдыхайте, – тихо сказал Адам.
У него уже был подобный опыт в таких ситуациях. Не один раз ему приходилось отдавать приказы своим подчиненным, жестокие и недвусмысленные приказы. Не один раз люди, знавшие его в мирной обстановке как мягкого и доброго человека, начинали смотреть на него, как на командира – без улыбок и понимания, без радости, взглядом солдат, сломавших в себе непреодолимый барьер – барьер, который такой далекий от современного человека в своей отрешенной мудрости Моисей выразил всего двумя словами – «не убий». Эти взгляды были ему знакомы – это были изучающие взгляды людей, подчинившихся приказу, взгляды, скрывающие свою беспомощность и затаенную злобу, ненависть из-за того зла, которое они причинили и зла, которое он, Адам Фолз, причинил им.
Так же, как и на войне, Адаму уже было все равно. Он думал, глядя в пол: «Теперь эти мальчики всегда будут смотреть на меня по-другому. Пройдет время, я буду вести себя как и раньше – улыбаться, шутить, помогать, что-то рассказывать. Они тоже будут вести себя, как и раньше – улыбаться в ответ, смеяться моим шуткам, внимательно слушать мои объяснения, но иногда они будут вспоминать, каким я был в этой комнате. Они вспомнят мои слова, мои приказы, они вспомнят, какое было у меня лицо – и их улыбки погаснут, шутки покажутся плоскими, а наставления – нудными и противными, как бормотание назойливого сумасшедшего старика. Они будут вспоминать, что они делали в этой комнате – и будут винить в этом меня. И это будет правильно. Эти дети уже никогда не посмотрят на меня так, как раньше – как на своего друга или старшего брата. Теперь они всегда будут смотреть на меня и видеть то мертвое лицо внутри меня, лицо убийцы, лицо человека в форме с пистолетом в руке. Они будут видеть человека, который заставил их убивать».
– Подождите меня, ребята, мне нужно поговорить с Адамом, – сказал Дэвид, – Адам, мы не могли бы выйти в коридор?
– Конечно, – кивнул Адам с преувеличенной готовностью.
«Начинается», подумал он, выходя из комнаты в тускло освещенный коридор. «Если он врежет меня по морде – захочу ли я отвечать тем же?»
– Адам, я…, – запнулся Варшавский.
– Выкладывай, Дэви, у нас уже полно времени.
– Я ценю то, что ты не дал мальчишкам бомбить, – глаза Дэвида были полны какой-то непонятной Адаму боли, – ты поступил, как солдат, и я благодарен тебе за это.
Адам молча смотрел на него, своей отрешенностью напомнив Дэвиду статую Будды.
– Я не упрекаю тебя ни в чем, но не должен был отстранять меня от управления моим дирижаблем. Я мог выполнить свою часть работы сам.
Адам помял затекшую шею:
– Я знаю, Дэвид.
– Это было неправильно, – губы Варшавского дрогнули, как у обиженного ребенка.
– Возможно, – равнодушно пожал плечами Адам, постаравшись, чтобы его голос не выглядел таким же равнодушным, – но я поступил так, как считал нужным. Извини.
– Это ты извини меня, Адам. Я наговорил много лишнего и …
– Я лично ничего не слышал, Дэви. У меня бывает иногда что-то такое со слухом – иногда я слышу только то, что хочу слышать, – Адам покрутил пальцами у головы, попытавшись изобразить что-то смешное, но усталые пальцы плохо слушались.
В его голове шелестел откручиваемый металлический колпачок.
– Спасибо, Адам, – Дэвид горячо пожал безвольную руку Адама и тот попытался также крепко пожать руку программиста.
– Если мы так и будем продолжать изливать друг на друга елей, то у нас не хватит времени на сон, – улыбнулся Адам и на мгновение стал похож на прежнего Адама Фолза.
– Да, – улыбнулся Дэвид и отпустил его руку.
Адам спокойно вошел в комнату контроля и сел за свой стол. Ему еще нужно было обесточить полигон и выключить аккумулятор «Каспера-2».
– Ох, и спать же охота, – зевнул Роджер.
– Пойдем, Роджер, – улыбнулся Дэвид, – похоже, что нашим коллегам сон пока не нужен.
Фред устало усмехнулся и легонько подтолкнул младшего брата к двери:
– Ты уже спишь на ходу.
– Сам-то! – беззлобно огрызнулся Роджер, на мгновение его глаза из узеньких припухших щелочек стали большими. – Я могу хоть неделю не спать, – уверенно заявил он, но предательски зевнул и потер глаза, – черт, в глаза как будто кто песка насыпал.
Фред собрал свои вещи и вещи брата и вышел вслед за Роджером и Дэвидом.
– Джек, ты идешь? – донесся из коридора его усталый голос.
– Сейчас, только всё выключу, – отозвался Криди-младший.
Адам сидел перед монитором компьютера и смотрел, как гаснут лампы прожекторов, оставляя в темноте призрачно-гаснущее мертвенно-бледное свечение.
– Тебе плохо, Адам? – тихо спросил Джек.
– Нет, – поджав губы и покачав головой, как будто бы Джек мог видеть его лицо, ответил Фолз.
– Врешь, – убежденно сказал Джек, подходя к нему.
В голове Адама Фолза булькал в стакане коньяк.
– Врешь ты всё, Адам Фолз, – Джек Криди прижался лицом к его плечу и заплакал.
– Ты устал, Джеки, – усталые руки погладили мальчика по голове, тяжелые бессильные руки, – иди спать.
– Хорошо, – прошептал он в ответ, вытирая слезы.
Он остановился в двери и Адам услышал его прерывающийся голос:
– Потом ведь всё будет, как прежде?
– Да, Джеки, – тихо ответил Адам, – всё будет, как прежде.
Джек постоял немного, вздохнул и Адам услышал его звук его удаляющихся шагов.
Около грузовой платформы Джек столкнулся с кем-то в темноте.
– Ой, – сказал этот кто-то.
– Ты чего, Фредди?
– Забыл кое-что. Сейчас вернусь…
– Адам?
– Да, Фредди, – улыбнулся в темноту Адам Фолз.
«Сегодня все будут говорить со мной», подумал он, «а я буду всем врать, что всё будет хорошо. Ты самый большой враль на Лимбе, Фолз. Если бы ты был, как Пиннокио, твой нос вымахал бы уже метров на десять».
– Я хотел тебе кое-что сказать.
«Может быть, мне хоть сейчас дадут по морде», подумал Адам и сказал:
– Валяй.
– Я понимаю тебя, Адам, – рука Фреда Томпсона задрожала на плече Адама.
Фолз молчал, глядя в пустой экран так, как будто бы на нем были записаны скрижали Ветхого Завета.
– Что ты понимаешь, Фредди?
– Ты знаешь.
– Если ты о том, Фредди…
– Да, я об этом, Адам, – грустные мальчишеские глаза заглянули в пустые безжизненные глаза старика, – теперь я знаю, каково это, как больно и страшно. Теперь я знаю это и знаю, как больно тебе.
– Мне совсем не больно.
– Мне очень жаль, Адам. Мне взаправду очень жаль.
– Мне тоже, Фредди.
– Я хочу, чтобы ты знал, что ты – не одинок. Пусть я не солдат, пусть ты был моим командиром только неделю, но я понял тебя и хочу, чтобы ты знал – у меня нет к тебе ненависти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40