Качество удивило, рекомендую всем
Выглянув из-за статуи в тот зал, я увидел толпящихся там воинов: они воскуривали ладан и зажигали свечи.
Я нахмурился. Своими плашками из древесного угля я сгреб в кучку тлеющие угольки, насыпал на нее ладана так, чтобы привлечь внимание Кедина, и швырнул сверху клочок меха. Мех тут же начал сворачиваться по краям. Когда он вспыхнул, мне в лицо пахнуло острым запахом горящей шерсти. Я закашлялся, глаза у меня наполнились слезами, но я неотрывно следил, как струйка Дыма поднимается и окутывает лицо статуи.
Сложив руки, как положено, я склонил голову:
— Сейчас, накануне великого похода, я не прошу у тебя, Кедин, ничего, чего не просил бы раньше. Дай мне возможность проявить себя человеком храбрым и добрым товарищем для моих соратников. Пусть я всегда буду сознавать свой долг и выполнять его без колебаний. Если в твоей воле оставить меня в живых, я буду рад. Если мне суждено погибнуть, пусть это произойдет в честном бою. Укрепи мою руку, защити меня от боли, и пусть вся слава и честь будут твоими.
Снова подняв голову, я не заметил никакого знака, что моя молитва услышана. Конечно, может, Резолют и прав, что, получив такую жертву, Кедин обратит на меня свое высочайшее внимание, но в глубине души я понимал, что нет особой разницы — замечают ли тебя боги или нет. Мы слышали бесчисленные рассказы о том, как боги даровали человеку жизнь. Я иду на войну, так что вряд ли теперь моя жизнь может стать интереснее с помощью богов.
Скажу лишь, что то, что я в конце концов получил, и то, что мне было нужно, — оказалось совсем разными вещами.
Глава 22
Мы отплыли рано, с отливом, и были уже в открытом море, когда восходящее солнце окрасило спокойные воды кроваво-красными бликами. Рассвет сопровождался криками чаек, глухим стуком поршней судовых двигателей и хрустом разворачивающихся парусов, и все это на фоне непрерывного свиста воды, разрезаемой бортами корабля. Я стоял на полубаке «Непобедимого», подставив лицо ветру.
Мы выступили наконец; мы шли на войну добывать себе славу.
На всех лицах читался энтузиазм, даже на лицах матросов-гребцов. Мы были отборным войском, которому предстояло спасти мир. Наша миссия понятна и проста, и мы ее выполним. Солдаты заранее похвалялись, сколько тварей они убьют и сколько добычи захватят. Еще до снегопада все мы вернемся домой, будем греться у очага в кругу семьи и друзей и повествовать о наших приключениях.
Однако даже сейчас, вспоминая то первое утро, я понимаю, что можно было заметить тревожные признаки. Прежде всего — в то утро мы чуть не отложили выход в море из-за ссоры капитанов. Кто-то из них — кажется, из Джераны — считал, что наша флотилия должна принести жертву вейруну — богу моря, Таготче. Без этой жертвы Таготча может наслать неблагоприятные ветры и неподходящие морские течения, и тогда наш недельный переход затянется как минимум на месяц. А чтобы умилостивить его, достаточно галлона вина, зарезанной свиньи, горсти золотых монет — чего угодно.
Капитаны из Альциды считали, что Таготча летом спит, и если предложить ему жертву в такой момент, он может проснуться. Ежегодные осенние шторма показали, что невыспавшийся Таготча всегда в плохом настроении. Все знают, что волны на поверхности океана — это морщины на нахмуренном лбу Таготчи, и когда он спит, то волны совсем мелкие. Но если он просыпается не в духе и хмурится, то может потопить корабли.
Лорд Норрингтон, мало знакомый с привычками Таготчи, поскольку наша земля не имеет выхода к морю, встал на сторону капитанов из Альциды. Никто из нас не сомневался в существовании вейруна и в том, что он будет грозным врагом, если настроится против нас, но нам показалось, что более мудро оставить его в покое.
Мы отплыли тихо, надеясь, что вейрун воспримет нас всего лишь как свой сон.
Действительно, для меня и Нея само путешествие казалось сказочным сном. Мы с ним без труда переносили колыхания корабля вверх и вниз, когда он стоял на якоре, а когда был на полном ходу — подъем и опускание с волны на волну. Не так было с Ли: его лицо приобрело неестественный серый оттенок, и он проводил почти все время у вельса, принося свои собственные жертвы Таготче, как посмеивались матросы. Вид у него был жалкий, а самочувствие, по его словам, еще хуже. Ему удавалось задержать в себе немножко разбавленного вина и каши, совсем чуть-чуть, и он начал худеть.
В конце первого дня мы проплывали мимо острова Вильвана, объявленного магами своей собственностью. Конечно, у каждого народа и даже в каждом городе были один-два мага, способных научить творить чудеса тех, в ком была искра, но Вильван — это такое место, куда съезжаются самые одаренные, они там учатся, творят и преподают. Мы не осмелились приблизиться к острову, да и скалистые откосы его выглядели не очень-то гостеприимно. И что интересно: холмы, покрывавшие остров, которым следовало в это время года обрасти зеленой травой, на самом деле пестрели желтыми, красными, пурпурными и синими зарослями. Хеслин рассказал, что один раз был на этом острове, еще в ранней молодости, и стал уверять меня, что в такой окраске растений нет ничего особенного. Я посмеялся над его словами, но все же при взгляде на остров меня бросало в дрожь.
Вслед за нами с Вильвана отплыл кораблик. Над ним развевался небольшой парус, у него не было весел, но догнал он нас довольно легко и не отставал от флотилии. Команда корабля составляла не более двадцати человек — почти все люди, как мужчины, так и женщины, вахту они несли впятером, сменяясь каждые два часа. Мы вскоре сообразили, что их корабль движется под действием магии, и когда сравнили усилия, прилагаемые нашей командой и их сменой из пяти человек за одно и то же время, мы вдруг обрадовались, что у нас будут такие союзники в предстоящих сражениях.
Утром второго дня я встретил на полубаке нашу воркэльфийку. Ветер раздувал ее длинные черные волосы, в горящих золотых глазах отражались лучи восходящего солнца. На ней был охотничий кожаный костюм темно-синего цвета, в правом ухе болталась золотая серьга. Я узнал ее: она присутствовала на суде над Резолютом, мне говорили, что ее зовут Сит, что значит «смятение».
Я прислонился к поручням палубы рядом с ней, и она улыбнулась мне:
— С добрым утром, мастер Хокинс.
— И вас, госпожа Сит.
— Можно просто Сит. У взрослых воркэльфов нет почтительных обращений.
Она сказала это спокойно, просто констатируя факт, без недовольства или сожаления.
— Ничего, если я спрошу, как вы оказались у нас на корабле? Я подумал — в вашем имени, как и в имени Резолюта, скрыт некий смысл; вы, как и он, вполне могли отказаться ехать с нами.
Она легко рассмеялась и отвела от губ прядь волос, раздуваемых ветром.
— Мне было сказано, что таково мое предназначение — ехать, как, впрочем, и ваше. Оракла — та женщина-эльф, с которой общается ваш друг, — она моя сестра. Она сказала мне, что я должна сопровождать вас. Это нас обеих не слишком обрадовало, но предсказание есть предсказание.
— Я рад, что вы с нами, — я постучал по поручням ногтем большого пальца. — Оракла — такое красноречивое имя, сразу понятно, кто она, и имя Резолюта такое же. Откуда вы берете ваши имена? Боюсь, вас рассердил мой вопрос?
— Вы просто еще не видели меня рассерженной. Но все впереди. — Полузакрыв глаза, она улыбалась, искоса поглядывая на меня. — Некоторым у нас имена присваивают, некоторые сами их себе выбирают. Поймите, что когда эльф рождается на своей родной земле, а у эльфов несколько земель, он по ритуалу навечно связан со своей родиной. Так что мы как бы заключаем договор с этой землей, и она дает нам силу, но требует от нас ответственности. Наша земля, Воркеллин, была завоевана врагами, и те из нас, кто был в то время еще очень юн, не заключили ритуальной связи с родиной, так что теперь не получают от нее силу. — Она кивнула на суденышко с Вильвана. — Магия и магическая сила — тонкое дело. Хеслин вам расскажет, что когда он прошел свой курс обучения, то получил другое имя, тайное. И это имя можно считать ключом, открывающим дверь к получению силы. У Хеслина есть лишь маленький ключик и небольшая дверь, но ему хватает. Когда мы ритуально связаны со своей родиной, мы тоже получаем тайное имя, и оно позволяет нам обрести силу. Имена, конечно, хранятся в тайне, потому что тот, кто узнаёт наше тайное имя, отнимает от нас какое-то количество силы.
Воркэльфы, у которых была связь с нашим островом, очень страдали, оказавшись в изгнании. С острова они ушли на запад, они всегда идут на запад. Среди нас существует поверье, что миров много и что, уйдя из этого мира, мы найдем другой, где живут эльфы. И если тот мир предназначен для нас, мы там останемся и будем процветать. А если не найдем, то так и будем блуждать из одного в другой в вечных поисках своего истинного дома. Но, лишенные связи с родиной, мы потеряли эту способность перемещаться в другие пределы. Поскольку эта способность перемещаться и есть почти самое важное отличие, сама суть эльфа, значит, мы уже не эльфы. — Она вздохнула. — Мы выбрали себе имена из обыденного языка людей, такие имена, которые раскрывали бы нашу суть. И эти имена мы не скрываем, потому что, хоть это и риск, но такое имя дает нам больше возможностей, чем дало бы тайное имя. Игра опасна, конечно, но наша сила нас в какой-то степени защищает.
— Если у вас так много силы, почему бы вам просто не вернуть себе Воркеллин?
Она посмотрела на море и покачала головой:
— Каждый сам находит применение своей силе. Например, Амендс ищет примирения и сотрудничества. Оракла всматривается в будущее. Хищник растрачивает свою силу, пытаясь управлять городским болотом. А Резолют пользуется своей, чтобы убивать, убивать, убивать. И вы правы, я недалеко ушла от него, потому что и моя цель — убивать, убивать и убивать. Но поскольку силы воркэльфов уходят на разные цели, они распыляются и мы не можем направить их на достижение той единственной цели, которую мы все лелеем в мечтах.
Пока мы разговаривали, наш конвой скользил мимо густо заросшей твердыни Веля. Высокие горы — узкий центральный горный хребет острова — уходили вдаль, их серые вершины скрывались за скоплениями облаков. Все, что могли рассказать нам об острове моряки, — что это обитель драконов и панков. Панки, по их словам, — массивные, неуклюжие, туго соображающие животные, их создали драконы как пародию на человека. Панки мирно обитают в горных цитаделях, которые драконы похитили у народа урЗрети; по крайней мере, так рассказывается в старинных сказках, и панки достаточно сильны и обороняют доступ на остров, люди не могут одолеть их, и, таким образом, панки охраняют драконов от человеческого нашествия.
По рассказам матросов, панки-пираты производят впечатление крайне жестоких существ, но все эти рассказы были одинаково неправдоподобны, поскольку никто из рассказчиков не только сам не сражался с панком, но даже не видел его ни разу. Лично у меня не было желания видеть нападающие на нас пиратские галеры, полные вооруженных и бронированных чудовищ, особенно если эти чудовища находятся под покровительством драконов. Тем не менее я не спускал глаз с Веля и оглядывал его в тщетной надежде заметить что-нибудь необычное.
Но не увидел ничего и был разочарован, даже не предполагая, что в самом ближайшем будущем я буду радоваться, когда мне на глаза не будет попадаться ничего, из ряда вон выходящего.
На третий день нашего плавания мы обогнули с востока остров Вруна. Здесь имелась хорошо известная пиратская гавань с запутанными отмелями и скрытыми бухтами, которые было очень трудно обнаружить. Мы прошли мимо острова безо всяких приключений, однако лорд Норрингтон заметил, что если у флибустьеров Вруна есть соглашение с Кайтрин, то не исключено, что они с помощью арканслатового сообщения дадут ей знать о нашем приближении.
И меня очень обрадовало, когда попозже, к вечеру, уже на закате, к нам присоединились две серебряные галеры из Локеллина. Галеры были изготовлены из серебряного дерева — у него древесина серебряного цвета, и оно растет только на родине эльфов. Все поделки из него — типа коробочек, рамочек, сундуков или стульев — очень ценятся. Их редко дарят людям, и то только тем, кто, по мнению эльфов, оказал им большую услугу.
В кораблях с Локеллина меня больше всего заинтересовала форма корпуса. У людей галеры напоминают лебедей, они так же плавно скользят по водной поверхности. У эльфов же форма корабля воссоздает контуры морской твари под названием акула. Нос корабля отвесно падает вниз и ниже уровня воды переходит в широкий таран. В центре корабля перед мачтой высится одна стрелковая башня, на корме — другая. Весел в воде не видно, но гребцы, как и у нас, сидят в корпусе корабля и даже тянут за длинные ручки весел. Позже я узнал, что весла, которые они тянут, соединены со шкивами и зубчатыми передачами, они приводят в движение массивные скрытые лопастные колеса, придающие кораблю скорость.
На заре последнего дня мы как раз объезжали мысы Локеллина. С запада мы миновали берега Окранса и свернули на север к городу Крозту. Нам оставалось плыть один день, когда с юга поднялся бриз, позволивший нам сохранять скорость пять узлов в час. Верхом это расстояние мы преодолели бы за две недели, и то при условии, что нам не пришлось бы перебираться через горы, реки и прочие преграды.
Незадолго до вечера на севере стали собираться темные тучи, ветер стих. Корабли еще шли вперед на веслах, но вскоре вспыхнули споры: не следует ли нам приблизиться к берегу и поискать убежища в гавани. Но не успели мы еще принять решение, как наблюдатели на мачтах закричали, что впереди они видят корабли авроланов, идущие под надутыми ветром парусами в нашу сторону.
Немедленно были отданы приказы, и каждый занял свою позицию. Торговцев отправили с эскортом из четырех галер в укрытие — в безопасную гавань. Остальные корабли выстроились колонной и двинулись на север навстречу приближающемуся врагу. Из океана черпали ведра воды и обливали палубы — мокрые палубы не воспламенятся, если враг закидает нас напалмом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Я нахмурился. Своими плашками из древесного угля я сгреб в кучку тлеющие угольки, насыпал на нее ладана так, чтобы привлечь внимание Кедина, и швырнул сверху клочок меха. Мех тут же начал сворачиваться по краям. Когда он вспыхнул, мне в лицо пахнуло острым запахом горящей шерсти. Я закашлялся, глаза у меня наполнились слезами, но я неотрывно следил, как струйка Дыма поднимается и окутывает лицо статуи.
Сложив руки, как положено, я склонил голову:
— Сейчас, накануне великого похода, я не прошу у тебя, Кедин, ничего, чего не просил бы раньше. Дай мне возможность проявить себя человеком храбрым и добрым товарищем для моих соратников. Пусть я всегда буду сознавать свой долг и выполнять его без колебаний. Если в твоей воле оставить меня в живых, я буду рад. Если мне суждено погибнуть, пусть это произойдет в честном бою. Укрепи мою руку, защити меня от боли, и пусть вся слава и честь будут твоими.
Снова подняв голову, я не заметил никакого знака, что моя молитва услышана. Конечно, может, Резолют и прав, что, получив такую жертву, Кедин обратит на меня свое высочайшее внимание, но в глубине души я понимал, что нет особой разницы — замечают ли тебя боги или нет. Мы слышали бесчисленные рассказы о том, как боги даровали человеку жизнь. Я иду на войну, так что вряд ли теперь моя жизнь может стать интереснее с помощью богов.
Скажу лишь, что то, что я в конце концов получил, и то, что мне было нужно, — оказалось совсем разными вещами.
Глава 22
Мы отплыли рано, с отливом, и были уже в открытом море, когда восходящее солнце окрасило спокойные воды кроваво-красными бликами. Рассвет сопровождался криками чаек, глухим стуком поршней судовых двигателей и хрустом разворачивающихся парусов, и все это на фоне непрерывного свиста воды, разрезаемой бортами корабля. Я стоял на полубаке «Непобедимого», подставив лицо ветру.
Мы выступили наконец; мы шли на войну добывать себе славу.
На всех лицах читался энтузиазм, даже на лицах матросов-гребцов. Мы были отборным войском, которому предстояло спасти мир. Наша миссия понятна и проста, и мы ее выполним. Солдаты заранее похвалялись, сколько тварей они убьют и сколько добычи захватят. Еще до снегопада все мы вернемся домой, будем греться у очага в кругу семьи и друзей и повествовать о наших приключениях.
Однако даже сейчас, вспоминая то первое утро, я понимаю, что можно было заметить тревожные признаки. Прежде всего — в то утро мы чуть не отложили выход в море из-за ссоры капитанов. Кто-то из них — кажется, из Джераны — считал, что наша флотилия должна принести жертву вейруну — богу моря, Таготче. Без этой жертвы Таготча может наслать неблагоприятные ветры и неподходящие морские течения, и тогда наш недельный переход затянется как минимум на месяц. А чтобы умилостивить его, достаточно галлона вина, зарезанной свиньи, горсти золотых монет — чего угодно.
Капитаны из Альциды считали, что Таготча летом спит, и если предложить ему жертву в такой момент, он может проснуться. Ежегодные осенние шторма показали, что невыспавшийся Таготча всегда в плохом настроении. Все знают, что волны на поверхности океана — это морщины на нахмуренном лбу Таготчи, и когда он спит, то волны совсем мелкие. Но если он просыпается не в духе и хмурится, то может потопить корабли.
Лорд Норрингтон, мало знакомый с привычками Таготчи, поскольку наша земля не имеет выхода к морю, встал на сторону капитанов из Альциды. Никто из нас не сомневался в существовании вейруна и в том, что он будет грозным врагом, если настроится против нас, но нам показалось, что более мудро оставить его в покое.
Мы отплыли тихо, надеясь, что вейрун воспримет нас всего лишь как свой сон.
Действительно, для меня и Нея само путешествие казалось сказочным сном. Мы с ним без труда переносили колыхания корабля вверх и вниз, когда он стоял на якоре, а когда был на полном ходу — подъем и опускание с волны на волну. Не так было с Ли: его лицо приобрело неестественный серый оттенок, и он проводил почти все время у вельса, принося свои собственные жертвы Таготче, как посмеивались матросы. Вид у него был жалкий, а самочувствие, по его словам, еще хуже. Ему удавалось задержать в себе немножко разбавленного вина и каши, совсем чуть-чуть, и он начал худеть.
В конце первого дня мы проплывали мимо острова Вильвана, объявленного магами своей собственностью. Конечно, у каждого народа и даже в каждом городе были один-два мага, способных научить творить чудеса тех, в ком была искра, но Вильван — это такое место, куда съезжаются самые одаренные, они там учатся, творят и преподают. Мы не осмелились приблизиться к острову, да и скалистые откосы его выглядели не очень-то гостеприимно. И что интересно: холмы, покрывавшие остров, которым следовало в это время года обрасти зеленой травой, на самом деле пестрели желтыми, красными, пурпурными и синими зарослями. Хеслин рассказал, что один раз был на этом острове, еще в ранней молодости, и стал уверять меня, что в такой окраске растений нет ничего особенного. Я посмеялся над его словами, но все же при взгляде на остров меня бросало в дрожь.
Вслед за нами с Вильвана отплыл кораблик. Над ним развевался небольшой парус, у него не было весел, но догнал он нас довольно легко и не отставал от флотилии. Команда корабля составляла не более двадцати человек — почти все люди, как мужчины, так и женщины, вахту они несли впятером, сменяясь каждые два часа. Мы вскоре сообразили, что их корабль движется под действием магии, и когда сравнили усилия, прилагаемые нашей командой и их сменой из пяти человек за одно и то же время, мы вдруг обрадовались, что у нас будут такие союзники в предстоящих сражениях.
Утром второго дня я встретил на полубаке нашу воркэльфийку. Ветер раздувал ее длинные черные волосы, в горящих золотых глазах отражались лучи восходящего солнца. На ней был охотничий кожаный костюм темно-синего цвета, в правом ухе болталась золотая серьга. Я узнал ее: она присутствовала на суде над Резолютом, мне говорили, что ее зовут Сит, что значит «смятение».
Я прислонился к поручням палубы рядом с ней, и она улыбнулась мне:
— С добрым утром, мастер Хокинс.
— И вас, госпожа Сит.
— Можно просто Сит. У взрослых воркэльфов нет почтительных обращений.
Она сказала это спокойно, просто констатируя факт, без недовольства или сожаления.
— Ничего, если я спрошу, как вы оказались у нас на корабле? Я подумал — в вашем имени, как и в имени Резолюта, скрыт некий смысл; вы, как и он, вполне могли отказаться ехать с нами.
Она легко рассмеялась и отвела от губ прядь волос, раздуваемых ветром.
— Мне было сказано, что таково мое предназначение — ехать, как, впрочем, и ваше. Оракла — та женщина-эльф, с которой общается ваш друг, — она моя сестра. Она сказала мне, что я должна сопровождать вас. Это нас обеих не слишком обрадовало, но предсказание есть предсказание.
— Я рад, что вы с нами, — я постучал по поручням ногтем большого пальца. — Оракла — такое красноречивое имя, сразу понятно, кто она, и имя Резолюта такое же. Откуда вы берете ваши имена? Боюсь, вас рассердил мой вопрос?
— Вы просто еще не видели меня рассерженной. Но все впереди. — Полузакрыв глаза, она улыбалась, искоса поглядывая на меня. — Некоторым у нас имена присваивают, некоторые сами их себе выбирают. Поймите, что когда эльф рождается на своей родной земле, а у эльфов несколько земель, он по ритуалу навечно связан со своей родиной. Так что мы как бы заключаем договор с этой землей, и она дает нам силу, но требует от нас ответственности. Наша земля, Воркеллин, была завоевана врагами, и те из нас, кто был в то время еще очень юн, не заключили ритуальной связи с родиной, так что теперь не получают от нее силу. — Она кивнула на суденышко с Вильвана. — Магия и магическая сила — тонкое дело. Хеслин вам расскажет, что когда он прошел свой курс обучения, то получил другое имя, тайное. И это имя можно считать ключом, открывающим дверь к получению силы. У Хеслина есть лишь маленький ключик и небольшая дверь, но ему хватает. Когда мы ритуально связаны со своей родиной, мы тоже получаем тайное имя, и оно позволяет нам обрести силу. Имена, конечно, хранятся в тайне, потому что тот, кто узнаёт наше тайное имя, отнимает от нас какое-то количество силы.
Воркэльфы, у которых была связь с нашим островом, очень страдали, оказавшись в изгнании. С острова они ушли на запад, они всегда идут на запад. Среди нас существует поверье, что миров много и что, уйдя из этого мира, мы найдем другой, где живут эльфы. И если тот мир предназначен для нас, мы там останемся и будем процветать. А если не найдем, то так и будем блуждать из одного в другой в вечных поисках своего истинного дома. Но, лишенные связи с родиной, мы потеряли эту способность перемещаться в другие пределы. Поскольку эта способность перемещаться и есть почти самое важное отличие, сама суть эльфа, значит, мы уже не эльфы. — Она вздохнула. — Мы выбрали себе имена из обыденного языка людей, такие имена, которые раскрывали бы нашу суть. И эти имена мы не скрываем, потому что, хоть это и риск, но такое имя дает нам больше возможностей, чем дало бы тайное имя. Игра опасна, конечно, но наша сила нас в какой-то степени защищает.
— Если у вас так много силы, почему бы вам просто не вернуть себе Воркеллин?
Она посмотрела на море и покачала головой:
— Каждый сам находит применение своей силе. Например, Амендс ищет примирения и сотрудничества. Оракла всматривается в будущее. Хищник растрачивает свою силу, пытаясь управлять городским болотом. А Резолют пользуется своей, чтобы убивать, убивать, убивать. И вы правы, я недалеко ушла от него, потому что и моя цель — убивать, убивать и убивать. Но поскольку силы воркэльфов уходят на разные цели, они распыляются и мы не можем направить их на достижение той единственной цели, которую мы все лелеем в мечтах.
Пока мы разговаривали, наш конвой скользил мимо густо заросшей твердыни Веля. Высокие горы — узкий центральный горный хребет острова — уходили вдаль, их серые вершины скрывались за скоплениями облаков. Все, что могли рассказать нам об острове моряки, — что это обитель драконов и панков. Панки, по их словам, — массивные, неуклюжие, туго соображающие животные, их создали драконы как пародию на человека. Панки мирно обитают в горных цитаделях, которые драконы похитили у народа урЗрети; по крайней мере, так рассказывается в старинных сказках, и панки достаточно сильны и обороняют доступ на остров, люди не могут одолеть их, и, таким образом, панки охраняют драконов от человеческого нашествия.
По рассказам матросов, панки-пираты производят впечатление крайне жестоких существ, но все эти рассказы были одинаково неправдоподобны, поскольку никто из рассказчиков не только сам не сражался с панком, но даже не видел его ни разу. Лично у меня не было желания видеть нападающие на нас пиратские галеры, полные вооруженных и бронированных чудовищ, особенно если эти чудовища находятся под покровительством драконов. Тем не менее я не спускал глаз с Веля и оглядывал его в тщетной надежде заметить что-нибудь необычное.
Но не увидел ничего и был разочарован, даже не предполагая, что в самом ближайшем будущем я буду радоваться, когда мне на глаза не будет попадаться ничего, из ряда вон выходящего.
На третий день нашего плавания мы обогнули с востока остров Вруна. Здесь имелась хорошо известная пиратская гавань с запутанными отмелями и скрытыми бухтами, которые было очень трудно обнаружить. Мы прошли мимо острова безо всяких приключений, однако лорд Норрингтон заметил, что если у флибустьеров Вруна есть соглашение с Кайтрин, то не исключено, что они с помощью арканслатового сообщения дадут ей знать о нашем приближении.
И меня очень обрадовало, когда попозже, к вечеру, уже на закате, к нам присоединились две серебряные галеры из Локеллина. Галеры были изготовлены из серебряного дерева — у него древесина серебряного цвета, и оно растет только на родине эльфов. Все поделки из него — типа коробочек, рамочек, сундуков или стульев — очень ценятся. Их редко дарят людям, и то только тем, кто, по мнению эльфов, оказал им большую услугу.
В кораблях с Локеллина меня больше всего заинтересовала форма корпуса. У людей галеры напоминают лебедей, они так же плавно скользят по водной поверхности. У эльфов же форма корабля воссоздает контуры морской твари под названием акула. Нос корабля отвесно падает вниз и ниже уровня воды переходит в широкий таран. В центре корабля перед мачтой высится одна стрелковая башня, на корме — другая. Весел в воде не видно, но гребцы, как и у нас, сидят в корпусе корабля и даже тянут за длинные ручки весел. Позже я узнал, что весла, которые они тянут, соединены со шкивами и зубчатыми передачами, они приводят в движение массивные скрытые лопастные колеса, придающие кораблю скорость.
На заре последнего дня мы как раз объезжали мысы Локеллина. С запада мы миновали берега Окранса и свернули на север к городу Крозту. Нам оставалось плыть один день, когда с юга поднялся бриз, позволивший нам сохранять скорость пять узлов в час. Верхом это расстояние мы преодолели бы за две недели, и то при условии, что нам не пришлось бы перебираться через горы, реки и прочие преграды.
Незадолго до вечера на севере стали собираться темные тучи, ветер стих. Корабли еще шли вперед на веслах, но вскоре вспыхнули споры: не следует ли нам приблизиться к берегу и поискать убежища в гавани. Но не успели мы еще принять решение, как наблюдатели на мачтах закричали, что впереди они видят корабли авроланов, идущие под надутыми ветром парусами в нашу сторону.
Немедленно были отданы приказы, и каждый занял свою позицию. Торговцев отправили с эскортом из четырех галер в укрытие — в безопасную гавань. Остальные корабли выстроились колонной и двинулись на север навстречу приближающемуся врагу. Из океана черпали ведра воды и обливали палубы — мокрые палубы не воспламенятся, если враг закидает нас напалмом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56