— Он не дал ей возможности возразить. — Вначале не было ничего, кроме огромной бездны, называемой Гиннунгагап. Спустя много веков по обеим сторонам выросли два мира. Нифльхейм — на темной стороне и Муспелль — на жаркой и светлой. В месте, где они сходились, появился гигант Имир. Имир сотворил себе корову изо льда и назвал ее Аудумла, и у него появилась пища. Она лизала соленый лед, чтобы изваять первого человека. Бури. Имир породил злых темноволосых гигантов; Бури родил Бора, Бор родил Одина, нашего Верховного Бога. Сыны Бора убили Имира, и Один начал творить землю. Из крови Имира он создал реки, из плоти — землю, из костей — горы. Свет, чтобы освещать землю, был взят из Муспелля. Потом сыны Бора сотворили первого мужчину и первую женщину — они вдохнули жизнь в два дерева, и те превратились в Аска и Эмблу. Люди начали населять землю, жили они в крепости, сделанной из бровей Имира, и называлась она Мидгард. Эрин засмеялась.— Люди из деревьев?— Да, конечно! — Риг улыбнулся в ответ, приводя в порядок и без того чистую комнату. — Но не все гиганты были убиты, и когда-нибудь они должны померяться силами с богами. Сурт охраняет Муспелль с огненными мечами, и он сам вступит в схватку с богами в последний день мира — Рагнарек.Эрин взглянула на него, подняв эбеновые брови.— Боги и целый мир погибнут?— И да, — сказал Риг насмешливо, — и нет. Я расскажу тебе о Рагнареке в другой раз. Теперь запомни три имени: Один, он бог мудрости и бог смерти, со своими валькириями он выбирает тех, кто должен умереть на полях сражений; Тюр — бог воинов и битвы; и… Фрейр-бог земли и растительности. Амулет, вырезанный из даров Фрейра, говорят, приносит много детей супругам.— О! — Эрин выпрямилась и протянула поднос Ригу. — Большое спасибо, Риг, я наелась и хочу еще вздремнуть.Риг жалел о том, что она его прогоняет. На несколько минут он рассмешил ее. Что он такого сказал? Он покачал головой, с сожалением покидая ее и проклиная глупого Олафа, который получил красивейшую жемчужину Ирландии и так плохо с ней обращается.Эрин заснула. Она не спала всю ночь, но когда Риг пообещал объяснить ее отсутствие, она легла в изнеможении на подушку и погрузилась в сон. Она так сильно хотела спать.Когда она очнулась, то почувствовала, что набралась сил. Она коснулась щек и с облегчением обнаружила, что следы побоев полностью исчезли.На нее опять накатил приступ отчаяния, и она чуть не разрыдалась. Она могла только угрожать законами Брегона, которые, она знала, ничем ей не помогут. В Ирландии мелкий слуга или раб, мужчина или женщина могли завоевать свободу. Крестьянка могла нанять брегона и привести мужа к судье. Чем выше положение человека, тем к более влиятельному судье он мог обращаться в поисках справедливости. Она бы предстала перед королем провинции — своим собственным мужем-и, если она попросит более авторитетного судью-допустим, что Олаф согласится! — она предстанет перед Ард-Ригом. Своим собственным отцом. Человеком, который, скрепя сердце, передал ее Волку на серебряной тарелочке.Олаф мог заставить ее сделать все что угодно. Но он ни к чему ее не принуждал. Он ударил ее, оставил и не возвратился.Эрин ничего плохого не хотела сказать и тем обидеть его. Несмотря на это, Гренилде была единственной из викингов, которой Эрин невольно восхищалась и которую уважала все эти годы. С ее уходом Олаф потерял всякий интерес к женщинам. Исключая Мэгин, которая выставляла напоказ свое влиятельное положение.Эрин снова подумала, как хорошо было бы увидеть мать и рассказать ей обо всем. Она не могла говорить с Беде, потому что, несмотря на веселость сестры, она строго придерживалась своих обязанностей и христианской морали, согласно которой каждый с честью должен нести свой крест.В отчаянии она громко прошептала:— Отец, как мог ты так поступить со мной?Она закрыла глаза. Как ей хотелось снова оказаться в Таре, стать снова ребенком, забраться к отцу на колени, чтобы получить игрушку из цветного стекла или какой-нибудь подарок после его долгого отсутствия.» Я уже не ребенок, — напомнила она себе, — и помощи ждать неоткуда. Я должна учиться жить по-новому, или я сойду с ума «.Вдруг раздался стук в дверь. Эрин решила крикнуть, что хочет побыть одна, но потом вздохнула. Если она сказалась больной, Беде непременно захочет увидеть ее. Кроме того, не могла же она скрываться в своих покоях вечно. Женщины все равно найдут время похихикать за ее спиной.Эрин расправила плечи. Она была принцессой Тары. Она должна постараться держать голову высоко, чтобы ни у кого не возникло мысли насмехаться над ней.Стук стал настойчивее. Эрин поднялась повыше на своей подушке и холодно сказала:— Войдите.Как она и ожидала, в комнате появилась Беде в сопровождении норвежской женщины по имени Сирган, которая с первого же дня более приветливо отнеслась к Эрин, нежели другие. Она стала любимицей Беде, так как интересовалась христианством, что было довольно странно с тех пор, как она вышла замуж за Хейдла, одного из самых свирепых берсерков. Все норвежцы были жестокими бойцами, но берсерки держались особняком. Ирландцы считали их сумасшедшими. Они кричали и выли, как животные, в сражении, лихорадочно вращая глазами, про них говорили, что они могли выбить свои собственные зубы, яростно молотя щитами. То, что Сирган, спокойная и безмятежная, вышла за такого человека, было странным. Возможно, она привыкла жить, зная, что каждое сражение ее мужа может быть последним.— Сестра, я беспокоилась за тебя, — сказала Беде, присаживаясь на кровать и беря Эрин за руку. — Если ты больна, я должна выяснить причину и позаботиться о лечении.Эрин приветливо улыбнулась Беде.— Я чувствую себя гораздо лучше, Беде. И скоро встану.Беде улыбнулась в ответ, потом взглянула на Сирган, стоявшую у двери. Беде почувствовала облегчение: с Эрин было все в порядке, и проблема, мучавшая ее, исчезла.— Сирган хочет поговорить с тобой, Эрин, — сказала Беде.Эрин взглянула на Сирган с любопытством и улыбнулась.— Чем я могу помочь тебе?Сирган подошла к Эрин, ее брови были нахмурены от волнения. Она была немолода, черты ее лица напоминали о былой красоте, но она еще и сейчас была милой и привлекательной.— Меня беспокоит Мойра, — к удивлению Эрин проговорила Сирган, в замешательстве слегка приподняв руки. — Она с нами уже давно. Она терпеливо выносила даже тех, кто недолюбливает ирландцев. А сегодня, когда Грюндред грубо сделала ей замечание по поводу ткацкого станка, она разрыдалась и выбежала из комнаты. — Сирган остановилась на мгновение. — Грюндред — злая женщина. Я боюсь за Мойру, так как очень люблю ее.Эрин слушала Сирган, удивленная и расстроенная. Среди норвежцев были очень добрые люди — такие, как Риг, Фрейда, Сирган. Она не могла презирать их, но в то же время не могла допустить, чтобы над Мойрой издевались и впредь. Ей надо что-то предпринять.— Спасибо, Сирган, — сказала она, — за то, что ты мне все рассказала. Я поговорю с Мойрой и подумаю, чем могу помочь ей.Беде, почувствовав облегчение, вместе с Сирган вышла из комнаты. Эрин, нахмурившись, встала с постели. Ей следовало привести себя в порядок. Она не знала, где искать Мойру, и попросила Рига разыскать ее.Эрин решила забыть на время о своих бедах. Ей предстоял разговор с Мойрой. Хотя она немного успокоилась, ее щеки были отекшими, а глаза воспаленными.— Прости, что я не пришла к тебе утром, — поспешно извинилась Мойра, — но Риг сказал, что ты больна и не хочешь, чтобы тебя тревожили. Как ты себя чувствуешь?— Спасибо, хорошо, — прошептала Эрин, чувствуя вину за то, что Мойра страдает, — я хотела видеть тебя, чтобы спросить, что с тобой происходит.Верхняя губа Мойры задрожала, и она опустила голову.— Ничего, Эрин. Думаю, я переутомилась. Эрин улыбнулась.— Поменяемся сегодня местами, Мойра. Садись, а я буду причесывать твои волосы.Мойра запротестовала, но Эрин усадила ее и начала расчесывать волосы, поглаживая пальцами ее виски. Она заговорила о том, что видела на улицах и чем отличается Дублин от Тары. Потом она сказала серьезно:— Пожалуйста, Мойра, скажи мне, что беспокоит тебя. Я слышала, что Грюндред рассердилась на тебя, я должна знать, в чем дело, так как хочу, чтобы все жили мирно. — Эрин помолчала и решила, что должна использовать главный козырь. — Пожалуйста, Мойра, — говорила она нежно, — кто больше всех страдает из женщин, так это я, уж поверь мне.Мойра разрыдалась. Эрин опустилась рядом с ней и взяла ее руки в свои, стараясь успокоить. Она почувствовала, что у нее разрывается сердце. В тот ужасный для Эрин день Мойра была рядом, утешая ее, заставив понять, что все могло быть и хуже. Мойра, стойко переносившая все невзгоды…Наконец Мойра начала говорить, захлебываясь:— Я беременна и пыталась отделаться от ребенка. Это грех, конечно, но я не хочу… не хочу рожать внебрачного ребенка, ни ирландца, ни норвежца… презираемого всеми… ни свободного, ни раба.Ее плач стал тише, но не прекращался. Эрин продолжала успокаивать ее, затем встала.— Твоего ребенка не будут презирать, Мойра, обещаю тебе. Послушай. Я потребую от Олафа, чтобы тебя отослали к моему отцу в Тару. Там много мужчин, потерявших свои семьи. Красивых молодых мужчин, которые полюбят тебя и примут твоего ребенка как христианина. Я прослежу, чтобы Сигурд никогда больше не прикасался к тебе…Смех Мойры заставил Эрин остановиться. Холод пробежал по ее сердцу. Сможет ли она сделать то, что задумала? Мысль попросить что-нибудь у Олафа — безрассудна. Но она должна помочь Мойре и, вероятно, должна выпросить это у Олафа и у своего отца в обмен на обещание не убегать.Она снова присела рядом с Мойрой.— Пожалуйста… не кричи и не смейся, ты все преувеличиваешь! Ты должна верить мне, Мойра. Я освобожу тебя от этого страшного викинга.Мойра продолжала нервно смеяться. Потом она, взяв себя в руки, произнесла:— О, Эрин, Боже упаси. Я не хочу покидать Сигурда. Меня беспокоит только ребенок. Я люблю этого страшного человека.Пораженная, Эрин опять встала. Ее голос звучал отстраненно, как будто говорил кто-то другой, бесстрастно и самонадеянно.— Если ты любишь Сигурда, — сказала она, — и ждешь от него ребенка, он должен жениться на тебе. Мойра заплакала и засмеялась снова.— Я нравлюсь Сигурду, но он не возьмет в жены ирландку. Он же не король, нуждающийся в союзниках.— Оставайся здесь, Мойра, — сказала холодно Эрин. — Я скоро вернусь, и мы начнем готовиться к свадьбе.Мойра наблюдала, как Эрин покидала комнату, одержимая благородным порывом. Она не могла понять, откуда у ее госпожи взялась такая самоуверенность, и молилась, чтобы произошло чудо. ГЛАВА 13 Олаф сидел на своем черном боевом жеребце и смотрел на мужчин, которые упражнялись в искусстве ведения боя. Он наблюдал за Грегори из Клоннтайрта и его двоюродными братьями, королями из Улстера и Тары, с большим интересом. Он был мудр и никогда не умолял силу Аэда Финнлайта. Они действительно зашли в тупик, и надо было выбирать-либо союз, либо смерть. И хотя союз, скрепленный браком, не мог остановить набеги датчан на Эйре, Аэд и Олаф были в относительной безопасности. Соединив свои силы, они стали почти непобедимы.Говорили, что Фриггид Кривоногий скрылся на северных территориях, принадлежащих Ниаллу из Улстера. Олаф решил внезапно напасть на датских крыс, и с ним будут люди из Улстера. Этот Фриггид разъедал нутро Олафа, как раковая опухоль. Оба верили, что должны будут встретиться в смертельной схватке, чтобы биться до победы. Гренилде должна быть отомщена, только смерть Фриггида может успокоить боль, которая все еще гложет его сердце.Размышления о тяжелой утрате и о расстановке сил постепенно перешли в размышления о его ирландской жене. У него заиграли желваки, когда он подумал об их последней встрече, и он в раздражении зарычал. Он пытался быть терпимым с ней. Он пытался войти в ее положение. Но она постоянно доставляла ему беспокойство. Независимо от того, насколько мягок был ее голос, за ее словами угадывалось лезвие. И несмотря на то, что она притворялась послушной, согласной на компромисс, он понимал, что она, как король, сдается более сильному, все время ища возможность утвердиться. Она могла вывести из себя даже более сдержанного человека своими горящими зелеными глазами, в которых не было и следа покорности, своей притворной мягкостью и непреклонностью, своей непоколебимой гордостью.Она откровенно не подчинялась ему, не считая себя его законной женой, унижая его в его собственном доме. Она позволила себе назвать Гренилде» любовницей «. Она заслужила его гнев.Но почему его так беспокоило то, что он ударил ее? И почему он провел эту ночь в печали перед камином, а не в своей удобной кровати? Потому что она преследовала его ежедневно своей красотой и жизненной силой, и он поклялся держать ее на расстоянии. Ночи становятся пыткой даже в его собственной постели, но он чувствовал, что не хочет никуда уходить, чтобы унять вызванное ею волнение.Олаф подумал о женщинах с отвращением. Он не был с Мэгин с тех пор, как согласился на христианскую церемонию, которая сделала Эрин его женой. Гневный вздох вырвался у него. Он подумал, что должен что-нибудь предпринять — по крайней мере, проверить, подтвердится ли то, что она говорила. Он обещал Аэду, что его дочь здесь будут уважать, как и подобает принцессе Тары, и он обещал ирландскому Верховному королю проследить, чтобы другие ее почитали, даже если их отношения не сложатся.Оскал Олафа стал менее устрашающим, он повернул лошадь и поскакал с тренировочных полей на самый высокий холм в городе, чтобы обозреть свое королевство. Он не любил, когда его беспокоили из-за домашних хлопот. Это была еще одна — помимо необходимости союза — причина того, что идея взять себе жену пришлась ему по вкусу, даже если он был против этого поначалу.Его острый слух уловил топот приближающейся лошади. Он повернулся в своем прекрасном кожаном седле и от удивления оторопел.К нему скакала его ирландская жена, которая мучила его и днем и ночью, которая преследовала его в мыслях даже сейчас, заставляя внутренне сожалеть о содеянном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45