Дуглас склонил голову:
— Да, разумеется.
— Почему вы скрыли от меня то, что принадлежите к шотландской аристократии? Мистер Рамзи упомянул о вашем поместье, Дьюнакене. Стало быть, вы — граф Дьюнакен?
— Титул наследуется вместе с владениями. Я ничего не скрывал, ваша милость. Просто вы видели во мне то, что хотели увидеть. Проклятого скотта, нищего и невежественного, который воспользовался возможностью заполучить в жены герцогскую дочь.
Поняв, что его давешние слова были услышаны, герцог слегка покраснел.
— Вряд ли простой мужик может отличить вазу эпохи Минской династии от японской подделки, — сказал он. — Далеко не каждый герцог способен на такое. — Сьюдли прошелся на собственный счет. — Полагаю, вы не сообщили моей дочери, кто вы такой.
— Как и ее отец, леди Элизабет увидела только то, что хотела видеть. У меня не было оснований ее разубеждать.
Герцог долго смотрел на него и наконец сказал:
— Мистер Маккиннон, вам, разумеется, известно, что коль скоро я начну добиваться расторжения вашего брака с моей дочерью, это вызовет в Лондоне невообразимый скандал.
— Не понимаю, кому до этого дело.
— Мне, например, поскольку это повлияет на мое положение при дворе. Разумеется, очень не хочется вызвать столько сплетен, но ведь я отец, который любит свою дочь и, стало быть, не желает, чтобы она была несчастна.
Дуглас молча кивнул.
— Я уверен, вам известно, что моя дочь склонна… — герцог помешкал, — что она несколько упряма.
Дуглас не видел надобности подтверждать очевидное.
— Она — наш первенец, и, признаюсь, я был к ней чрезмерно снисходителен. Ей ни разу не пришлось расхлебывать последствия своих поступков. После ее последней выходки я и подумал, что ее следовало бы хорошенько проучить. В ответ на ваше предложение я хочу со своей стороны предложить вам кое-что. Я обещаю помочь вернуть вам ваши земли и графский титул. Я устрою вам аудиенцию у короля — в обмен на ваше содействие в расторжении брака, но только после того, как вы отвезете мою дочь на остров Скай и проживете с ней там два месяца.
Дуглас раскрыл рот от изумления:
— Вы шутите.
— О нет, я говорю вполне серьезно. Кажется, в Шотландии существует даже название для этого. Как это там? Обручение? Считайте, что это нечто вроде помолвки…
— Ваша милость…
— Разрешите, я закончу, Маккиннон. Я не хочу, чтобы вы раскрывали ваши истинные обстоятельства Элизабет. Это условие нашего уговора. Она обвенчалась с человеком, которого считает бедным шотландским скотоводом. Ну так пусть узнает, что значит быть женой бедняка.
Дуглас нахмурился.
— Не по душе мне этот обман.
— Несмотря на прочие мои несовершенства, Маккиннон, которых весьма много по мнению моей супруги, я верю в святость брака. Будучи в здравом уме, я не могу пытаться разорвать то, что связал воедино Господь Бог, каковы бы ни были его побуждения, — не могу, не подвергнув это испытанию. Я также не могу позволить своей дочери и дальше избегать ответственности за то, что она делает. Если через два месяца вы оба по-прежнему захотите расторгнуть свой брак, и если вы дадите мне слово джентльмена, что не будете настаивать на своем супружеском праве, я сам подам королю петицию о расторжении вашего брака, несмотря на скандал или вред, который это причинит мне при дворе. С другой стороны, если вы откажетесь выполнить мою просьбу и не возьмете Элизабет с собой на остров Скай, я подам на вас в суд, в английский суд, заметьте, и обвиню в том, что вы бросили жену. Что же до ваших земель… — Тут Сьюдли открыл свою последнюю карту. — Насколько я знаю, его величество намеревается передать поместья, принадлежавшие якобитам, своим верноподданным саксам, надеясь таким образом предотвратить дальнейшие поползновения молодого претендента поднять бунт.
В глазах у Дугласа потемнело.
— Негодяй! Это настоящий шантаж!
— Так, сэр, называют это скотты. Я же предпочитаю считать это просто ловким ходом. Но как бы то ни было, Маккиннон, таковы мои условия. Выбор и исход дела зависят от вас.
Дугласу показалось, что все в нем окаменело.
Зачем он остался в комнате этой девицы в ту ночь, когда она попросила об этом? Почему не внял голосу рассудка и не ушел, пренебрегши ее страхами и мольбами? Сейчас он уже был бы на полпути к острову Скай, благополучный и… неженатый. Если бы только она не смотрела на него своими колдовскими карими глазами, взгляд которых почему-то проникал ему в самую душу.
И Дуглас, и герцог понимали, что у него выбора нет. Ему так же нужно расторгнуть этот брак, как и Элизабет. Но ему до зарезу нужны его земли, и он пойдет на все, чтобы вернуть их. Даже если ему придется разыгрывать из себя мужа пару месяцев.
— Согласен, ваша милость.
Одержав победу, герцог спокойно кивнул.
Шотландец встал и пошел к двери. В каждом его шаге сквозила едва сдерживаемая ярость. Герцог за его спиной не мог не усмехнуться. Потому что он заметил, как Маккиннон смотрел на его дочь, когда та вошла в гостиную, как не мог оторвать от нее глаз. Сьюдли прекрасно знал этот взгляд. Он прекрасно понимал, что он означает. Точно таким же взглядом он смотрел на свою Маргарет в тот вечер в опере, когда впервые увидел ее после возвращения из Европы четверть века назад.
Этот взгляд, несомненно, выражал желание, страстное и неотвратимое.
И это наилучшее желание из всех, какие только могут быть.
Глава 7
Герцог подождал, пока за ужином не будут поданы все шесть перемен, и объявил о своем решении.
— Вы хотите, чтобы я сделала что?!
Элизабет чуть было не подавилась лимонным кремом. Этот воздушный десерт всегда был ее любимым блюдом, но сейчас показался ей кислятиной. Она поспешно запила его мятным чаем. Девушка надеялась, что не расслышала отцовских слов.
Ей очень хотелось думать, что это Кэролайн закашлялась, или что залаял Агамемнон, или часы в холле пробили девять — подошло бы что угодно, лишь бы объяснить, почему она решила, что ей послышалось нечто немыслимое.
Но если она ошиблась, если отец не говорил этого, тогда почему все, сидевшие за столом, внезапно замолчали? Неужели…
О Боже! Она все расслышала верно.
За все время возвращения из Шотландии, за те часы, что прошли после этого дома, Элизабет ни разу не пришло в голову, что отец пожелает продолжения ее брака с шотландцем. В конце концов, в уме герцогу Сьюдли не откажешь. Во всяком случае, почти всегда он вел себя разумно.
— Вы, конечно, не хотите сказать, что желаете, чтобы я осталась за ним замужем, чтобы я с ним жила? Нет, отец, вы не могли сказать ничего подобного! Ибо если вы так сказали, это означает одно — вы не обдумали даже одного из десяти тысяч двадцати трех резонов, почему мы, — она взглянула на шотландца и решила, что ей вовсе не хочется говорить о нем и о себе как о чем-то целом, — почему мистер Маккиннон и я не можем провести всю жизнь вместе. Ведь мы совершенно не знаем друг друга, у нас нет абсолютно ничего общего. Я не ожидала от вас такого. Никак не ожидала!
— Вот как? — Герцог скрестил руки. — Тогда скажите, чего вы ждали от меня, когда вернулись домой с сообщением о замужестве, Элизабет?
Она запнулась.
— Я… я ожидала, что вы напишете письмо, либо пошлете за вашим стряпчим, либо сделаете еще что-нибудь, чтобы покончить с этим мнимым браком! Я даже не понимаю, — продолжала девушка, — как это я позволила Изабелле убедить меня пойти на это. Единственное объяснение — что во всем виновато это дурацкое виски. Оно меня одурманило, но вы не можете сослаться на такую причину. Нет, право же, отец, что вы думаете на самом деле?
Герцог посмотрел на Элизабет через весь стол, за которым сидело множество людей.
— На самом деле я полагаю, Элизабет Реджина, что у всего происходящего есть причина. И какова бы она ни была — дело ли рук это Господа нашего, святых угодников ли, или хотя бы духа вашей покойной бабушки, — существует какая-то причина, из-за которой вы стали женой мистера Маккиннона.
— Это дело рук Изабеллы, отец, а вовсе не Господа нашего и уж, разумеется, не бабушки Минны. Бабушка ни за что не одобрила бы такого опрометчивого поступка.
— Каким бы он ни был опрометчивым, — возразил герцог, — я не могу, будучи в здравом уме, пытаться разрушить брак — любой брак — да еще так поспешно. Супружеские узы — это святое. Разве я не женился на вашей дорогой матушке, хотя был совсем молодым человеком и никогда раньше ее не видел? В то время я вообще не хотел жениться, тем паче на тринадцатилетней девочке, но я сделал это из уважения к своим родителям, — он взглянул на герцогиню, — и то было самое лучшее из всех принятых мной решений.
Элизабет нахмурилась. Это был тупик. Она попробовала зайти с другой стороны:
— Ну ладно, я буду состоять с ним в браке два месяца, если вы этого желаете. Но зачем же при этом отсылать меня на остров Скай?
— Потому что в вашем муже там нуждаются, а долг жены следовать за супругом.
Муж…
Жена…
Долг…
От этих слов по спине у Элизабет пробежал неприятный холодок.
Она почти не сознавала, что отец продолжает говорить, пока он не произнес:
— Поэтому я тщательно обсудил все с мистером Маккинноном, и мы вместе пришли к соглашению.
Вместе?
Она повернулась к шотландцу.
— А разве никому из вас не пришло в голову, что неплохо бы пригласить и меня к участию в этом разговоре? Особенно если учесть, что он касается меня и всей моей жизни? Вы не подумали о том, что я тоже имею право высказать свое мнение о том, как следует поступить?
Но герцог стоял на своем.
— Именно из-за этого вы и попали в столь затруднительное положение, Элизабет, — решив, что вы знаете, как поступить. И именно поэтому я не предлагаю вам высказаться по этому поводу. Все уже решено за вас. Вы поедете с мистером Маккинноном в его дом на острове Скай и будете жить с ним в качестве его жены в течение двух месяцев. И это мое последнее слово.
Герцог действительно говорил серьезно, невероятно серьезно. Это не какая-то гадкая шутка. И не страшный сон, который развеется, когда проснешься. Все происходило на самом деле.
Элизабет почувствовала, как у нее заломило в висках от сильной головной боли, и девушка сморщилась. Что случилось с отцом? Почему он не хочет замечать, как все это смешно? Почему не слушает ее?
Видя его явное упрямство, Элизабет предприняла последнее, что ей еще оставалось. Она обратилась к герцогине:
— Мама…
Ее милость, да благословит Господь пряжки на ее туфлях, немедленно стала на защиту дочери.
— Аларик, я не могу не согласиться с тем, что Элизабет окажется плохо приспособлена к роли жены простого крестьянина. — И она поспешно добавила: — Я не хочу вас обидеть, мистер Маккиннон.
Шотландец только пожал плечами:
— Здесь нет ничего обидного, ваша милость.
Элизабет обратилась к нему:
— Вы хотите сказать, что действительно согласны с этим… с этим нелепым условием?
Дуглас отпил вина и кивнул:
— Да, мисс, согласен.
— Но ведь вы даже не хотели со мной венчаться. Припомните — вас же просто заставили это сделать.
— Да, но я передумал.
— Как?!
— Вот так. — Он посмотрел на нее. — Поговорив с вашим отцом, я решил дать свое «добро».
— Вы решили дать ваше «добро»? — В глазах у Элизабет потемнело. — Как вы сме…
Она выпрямилась, сузила глаза и приготовилась разразиться потоком брани, но внезапно ее осенило, и она все поняла.
— Ну разумеется! Вы увидели наш дом и все, что в нем находится, и решили, что вам подфартило, не так ли? — Она посмотрела на отца: — Неужели вы не видите, в чем здесь дело, отец? Сомнений нет — он считает, что чем дольше он будет упираться, тем больше вы ему заплатите, чтобы от него избавиться.
Но герцог, казалось, вовсе не был встревожен.
— По правде говоря, Элизабет, поначалу я предложил мистеру Маккиннону любую сумму, чтобы он согласился на развод, но он отказался.
— Разумеется, отказался! Он ведь торгует скотом и знает, как заключать сделки, чтобы выручить побольше. Вы герцог, а я ваша старшая дочь, вот он и понял, что вы отдадите ему все, что он пожелает, чтобы…
— В действительности я склонен считать, что он согласился бы на развод совершенно бескорыстно.
Бескорыстно? Тогда в чем же дело?
Что-то здесь не так, и когда мужчины обменялись понимающими взглядами, Элизабет поняла, что они чего-то недоговаривают.
Она надменно вздернула подбородок:
— А если я откажусь поехать с ним?
Лицо герцога было абсолютно спокойным.
— Я ожидал, что вы ответите именно так, Элизабет. Поэтому я предлагаю вам некую уступку.
— Уступку? — Элизабет подалась вперед. — Что вы имеете в виду?
Герцог окинул дочь взглядом.
— Если вы дадите мне слово, что попытаетесь на самом деле сделать ваш брак желанным в течение этих двух месяцев и если по прошествии указанного срока вы по-прежнему будете настаивать на разводе, я сам подам прошение о нем королю. Более того, я назначу вам ежегодное содержание, и вы сможете всю жизнь прожить припеваючи. Я никогда больше не стану досаждать вам предложением вступить в брак и не сделаю ни малейших попыток найти вам мужа. Вы сможете жить здесь, в Дрейтон-Холле, либо обосноваться в одном из наших поместий, как пожелаете. Все равно они по большей части пустуют. Выбирайте.
Элизабет была ошеломлена и только молча смотрела на отца.
— Даже в лондонском особняке?
— Да, Элизабет, — спокойно ответил герцог. — Даже в лондонском особняке.
Лондон!
Всю жизнь Элизабет мечтала о том, чтобы жить самостоятельно в этом чудесном, необыкновенном городе, среди шума, многолюдья и тысячи всяких вещей, которые будут к ее услугам: театры, музеи, зверинец в Тауэре… Можно будет одеваться, как хочется, пусть даже ее сочтут немодной, и есть на ужин овсяную кашу, если вздумается. Она окружит себя людьми, сведущими в самых разных областях — в литературе, науке, политике, принадлежащими к разным слоям общества, даже к королевской семье. На ее вечерах женщины и мужчины будут вести умные разговоры на самые злободневные темы. И она будет писать, ах, она будет писать…
Тут заговорила герцогиня, оторвав Элизабет от великолепных картин, которые она рисовала в своем воображении:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30