Биллингски пускал или не пускал людей в клуб, руководствуясь исключительно своей прихотью. При этом выставлялся какой-нибудь смехотворный предлог.
Он отказался пропустить Милтона Берля и Джекки Глисона, когда они были на вершине популярности. Его поступки были настолько лишены всякого смысла, что это даже не раздражало, а забавляло. Некоторые считали делом чести для себя прорваться за бархатное заграждение.
Шоу «Сторк-клуб» стало комедией ошибок, и Мэнсфилду приходилось буквально стоять на ушах, чтобы не выпустить ситуацию из-под контроля. Однажды в ходе жаркой дискуссии о будущем передачи руководство Си-Би-Эс поставило Мэнсфилду в упрек, что он не появляется на репетициях. Ответ был краток: «Биллингски меня не пускает».
Шоу «Таков Бродвей» телезрители увидели в мае 1949 года. Успех был относительным. После небольшой трансформации передача снова пошла в сентябре под названием «Таков шоу-бизнес». Ее признали остроумнейшей программой Америки, а Джеки получила возможность появиться на малом экране.
В передаче «Таков шоу-бизнес» была предпринята рискованная попытка свести «китов» индустрии развлечений с так называемыми экспертами. После каждого номера исполнитель – певец, танцовщик, музыкант или комик – ставил какую-нибудь проблему, а команда экспертов должна была тут же найти решение.
Эта команда состояла из Арбитра (в этой роли выступил бывший председатель жюри конкурса знатоков Клифтон Фейдиман), Критика (сначала его обязанности выполнял Эйб Берроуз, а затем Сэм Левенсон), Гуманиста (на эту роль обычно приглашали даму, как правило – Жаклин Сьюзен) и, наконец, – гвоздь программы! – в кресле «метра», ведущего, восседал именитый мастер бытовой комедии Джордж С.Кауфман. Он-то и вносил в передачу терпкий спонтанный юмор, благодаря которому «клуб одиноких сердец» превращался в ристалище остряков.
Когда у Мэнсфилда впервые зародилась идея цикла передач «Таков шоу-бизнес», он как раз имел в виду Джорджа С.Кауфмана, его авторитет одного из самых известных американских драматургов и необычайное остроумие. Без Кауфмана не стоило и начинать. В свое время их познакомил Александр Вулкотт – правда, впоследствии по своей миленькой привычке Кауфман отрицал факт знакомства. Мэнсфилд обиделся, но его восхищение Кауфманом от этого ничуть не пострадало.
Джеки также была знакома с Кауфманом. По ее словам, она как-то пробовалась на роль в одной из его пьес. Не успела она открыть рот, как метр изрек: «Не думаю». Услышав в одной передаче этот рассказ, Кауфман прокомментировал его следующим образом: «Весьма увлекательная, но в высшей степени апокрифическая история». Джеки сконфузилась, так как не знала, что такое «апокрифическая». Впрочем, возможно, и сама эта история столь же сомнительна.
Мэнсфилд жаждал заполучить Кауфмана на роль ведущего в своем шоу, но добиться аудиенции было нелегким делом. Телефон и адрес метра держались в секрете, к тому же Кауфман не принадлежал к тем людям, к которым можно взять и подойти на каком-нибудь приеме. Приятельница Джеки Джоан Кастл время от времени встречала Кауфмана в одной знакомой компании. Джеки уговорила ее в двух словах рассказать ему о новой передаче и попросить телефон. Мэнсфилд позвонил и после нескольких ключевых слов – «сэр», «участие», «гонорар» – добился того, что Кауфман проявил интерес. Программа «Таков шоу-бизнес» стартовала на радио, а затем перекочевала на телевидение и обрела долгую, счастливую жизнь в эфире.
Пригласив Кауфмана, Мэнсфилд стал не просто режиссером, автором еще одного хита, но и всеобщим благодетелем, давшим публике возможность лицезреть своих кумиров. Кауфман тоже получал удовольствие от участия в передаче и своей новой популярности в роли ведущего.
Обычно во время передачи Кауфман вел себя так: поначалу просто сидел и наблюдал; на губах у него играла саркастическая улыбка. Потом он вдруг резко перехватывал инициативу, и вся страна покатывалась со смеху. Его коньком было развенчание кумиров. Гнев делал их еще смешнее. Некоторые из его хлестких словечек разошлись по всей Америке.
В одной передаче комик Джой Адамс, исполнив свой номер, поставил перед «жюри» задачу: коль скоро написанная им книга имела успех, стоит ли ему оставаться артистом или заделаться писателем? «А что, Джордж, – как ни в чем не бывало продолжил он, – не взяться ли нам за это сообща? Тандем Кауфман – Адамс… Нет, лучше Адамс – Кауфман».
Немедленно последовал ответ: «Я прочел вашу книгу – во всяком случае, столько страниц, сколько вообще в силах одолеть, – и думал, что знаю ответ на этот вопрос. Но теперь, когда я увидел вашу игру, я бы посоветовал вам открыть кондитерскую».
Адамс и не думал сдаваться.
– Как, вы знаете мою книгу, мистер Кауфман? Кто прочел ее вам?
– Тот же, кто написал ее за вас, – был ответ. Кауфман не щадил и Жаклин Сьюзен. Джеки считалась крупным специалистом по научной фантастике; она жадно поглощала книгу за книгой. Однажды вечером, перед началом передачи, она со знанием дела вела разговор на эту тему с Клифтоном Фейдиманом. Кауфман молча поглядывал то на нее, то в окно, за которым сгущались сумерки.
«К своей чести, я нисколько не нервничала, – рассказывала потом Джеки, – а просто сыпала фактами и цифрами так, будто мой собеседник – Альберт Эйнштейн. Кауфман встал, потянулся и посмотрел на меня, как на существо с другой планеты. „Кажется, я не убедила вас, Джордж? – спросила я. – Но все, о чем я говорю, научно доказанный факт. Вы, кажется, сомневаетесь?“ – „Ну что вы, Жаклин, я вам верю на сто процентов, – ответил Кауфман. – Почему бы и нет? Если уж в двадцать девятом году я советовался с известными комиками братьями Маркс относительно биржевого курса ценных бумаг, почему бы сейчас мне не поучиться у вас научной фантастике?“»
В канун Рождества 1952 года Кауфман одной из своих острот растревожил осиное гнездо, и потребовались незаурядные дипломатические способности Мэнсфилда плюс вмешательство всемогущей прессы, чтобы сохранить Кауфмана в роли ведущего. Когда его, вслед за прочими членами жюри, спросили, какой подарок он хотел бы получить на Рождество, Кауфман пробурчал: «Чтобы хоть в этой передаче обошлось без пения рождественского псалма „Тихая ночь“…»
Общественный гнев был мгновенен и сокрушителен. Не успела закончиться передача, как на Си-Би-Эс обрушился шквал телефонных звонков, а затем – писем и телеграмм. Кауфман мог смеяться над чем угодно, но он слишком далеко зашел, покусившись на церковный праздник. Это посчитали выпадом против одной из христианских святынь. Спонсоры программы – «Американская табачная компания» и рекламное агентство «Баттен, Бартон, Дарстин и Осборн» – получили по нескольку мешков писем протеста.
Кауфман и не подозревал о разразившейся буре. Сразу после передачи он выехал к жене, актрисе Льюин Мак-Грат, на премьеру новой пьесы. Зато Мэнсфилду досталось на орехи. Спонсоры вызвали его на ковер и предъявили ультиматум: либо он расстается с Кауфманом, либо «Американская табачная компания» прекращает финансирование телепрограммы.
Мэнсфилд очутился в щекотливом положении. Он позвонил Кауфману и все ему рассказал.
– Должен ли я понимать это так, что ты меня увольняешь? – уточнил Кауфман.
– Мне бы этого очень не хотелось, но спонсоры грозят прекратить финансирование передачи.
– Ты тоже считаешь, что я сболтнул лишнее?
– Как тебе сказать… Они боятся, что верующие перестанут покупать их продукцию. Слушай, ты, кажется, собирался в отпуск – вот и бери его сейчас. Может быть, за это время все утрясется.
– Нет, это меня не устраивает. Я хочу, чтобы люди знали, почему я больше не веду передачу. Ложь есть ложь. Не волнуйся, я сам сделаю заявление для прессы.
К счастью, это не понадобилось. Один из руководителей Си-Би-Эс, никак не связанный с шоу Ирвинга Мэнсфилда, оказался горячим поклонником Кауфмана и посчитал, что с ним несправедливо обошлись. Он объяснил обозревателю «Таймс» Джеку Гоулду, что Кауфмана неверно поняли. Гоулд связался с Льюин, и та подтвердила, что ее муж не имел намерения нападать на церковный гимн, а просто выразил протест против коммерциализации Рождества. Кауфман не стал оспаривать эту версию.
Вслед за «Таймс» ее подхватили и другие газеты. Хлынул поток писем и телеграмм в поддержку Кауфмана, в том числе от лидеров христианской и иудаистской общин. Теперь на повестке дня оказалась свобода слова. Тем временем компания Си-Би-Эс предпринимала попытки заменить Кауфмана.
Она предложила место ведущего поочередно Фреду Аллену, Джону Дейли и Гарри Муру, но все трое отказались. Компания капитулировала – Кауфмана попросили вернуться.
Не желая раздувать пожар войны, Кауфман принял их предложение и вернулся в шоу – правда, ненадолго. Передача понемногу зачахла и сошла на нет.
Глава 6. ДРАМА ЗА ШИРМОЙ ИДИЛЛИИ
В начале пятидесятых годов все нью-йоркские газеты часто уделяли внимание семейной идиллии и творческим успехам Ирвинга Мэнсфилда и его жены. Сама Джеки в это время говорила о себе как о «счастливой жене, матери, домохозяйке и по совместительству – актрисе». Она нередко появлялась на экране телевизора в составе разных жюри и время от времени – в телепостановках. Имея мужа преуспевающего режиссера, получать роли было не так уж сложно.
В одной газетной статье приводилось ее высказывание: «Я бы не отказалась играть больше ролей, но боюсь, что это будет выглядеть не слишком естественно. Когда я обращаюсь на телевидение за ролью, мне часто отвечают: „Вы – жена Ирвинга Мэнсфилда, вам нет необходимости работать“. Но при чем тут необходимость – я просто люблю играть».
Далее в статье шло следующее: «Мистер Мэнсфилд внимательно слушал, пока говорила его жена. Потом ободряющим жестом накрыл ее руку своей ладонью и внушительно произнес: „До сих пор я ставил на телевидении в основном мюзиклы и различные конкурсы, но через год-другой намерен сосредоточить все усилия на шоу для Джеки. Еще не знаю, что это будет, но это будет!“»
В другой статье, в газете «Нью-Йорк пост», говорится о том, как легко совмещать карьеру с домашними обязанностями, если иметь снисходительного мужа. «Мисс Сьюзен не позволила замужеству отразиться на ее карьере, начало которой положило участие в „Женщинах“. В настоящее время она успешно выступает в популярном телевизионном ревю. Эта высокая, звенящая, словно струна, жгучая брюнетка делится опытом: „В принципе можно добиться успеха и в том, и в другом, если вам посчастливилось выйти за человека, который не требует, чтобы вы были образцовой хозяйкой. Мне в этом смысле повезло“».
«По словам мисс Сьюзен, – продолжает автор статьи, – телережиссер Ирвинг Мэнсфилд с самого начала проявил себя как любящий, все понимающий муж. „К примеру, Ирвинг знает, что я терпеть не могу готовить. Сразу после свадьбы ему довелось отведать кое-что из моей стряпни, и он тотчас предложил нанять кухарку. И больше мы к этому не возвращались. Я рассказала ему, что в Филадельфии учительница домоводства как-то дала нам задание на дом – приготовить сливочный крем. Мой получился точь-в-точь как свинцовые белила. Родители раз и навсегда выставили меня из кухни, а крем скормили кошке“».
«Однажды, – пишет далее автор статьи, – она попыталась поджарить для „всепонимающего“ Ирвинга бифштекс по случаю дня его рождения. Он прокомментировал это событие так: „Теперь я знаю, что за подарок ты мне приготовила: язву“».
«На безупречном небосклоне их брака есть только одно темное пятнышко, из-за которого любовь и терпение Ирвинга время от времени подвергаются серьезному испытанию. Это чеснок. Джеки его обожает, а Ирвинг терпеть не может. Она способна есть чеснок в сыром виде, а его мутит от одного запаха. Он до того ненавидит чеснок, что, когда Джеки пыталась заставить их шестилетнего сына Гая съесть хотя бы дольку, Ирвинг жаловался, что от ребенка разит, как от салями».
Если говорить серьезно, то, может быть, Джеки с Ирвингом потому и бросились очертя голову в работу, что она помогала им отвлечься от тяжелой семейной драмы. В 1948–1949 гг. они еще надеялись, что их сын Гай просто отстает в развитии. Но к 1953 году, когда появилась только что процитированная статья, у них уже не осталось сомнений: мальчик страдает аутизмом.
Аутизм – это особое состояние психики, когда вследствие мозговой травмы или по какой-либо другой причине человек полностью замыкается в себе и не приемлет помощи извне. С первых месяцев его жизни, когда счастливые, ни о чем не подозревающие родители и дедушки с бабушками возили Гая в коляске по аллеям Центрального парка, его болезнь постоянно прогрессировала. Для супругов, ведущих открытый образ жизни, привыкших самостоятельно выходить из любых положений, беспомощность перед лицом болезни оказалась трагедией. Приняв нелегкое решение поместить мальчика в специальную лечебницу – возможно, до конца его дней, – Мэнсфилды перестали упоминать о нем в своих интервью. «Он имеет право жить так, как хочет», – сказала Джеки. Кто мог бы измерить глубину их страдания? Они любили Гая так же сильно, как друг друга. И решили оградить его от своей популярности.
Глава 7. ХВАТИТ БЫТЬ «ДЕВУШКОЙ ШИФФЛИ»!
На протяжении двадцати лет Джеки играла на сцене, и особенно в телепостановках и коммерческих роликах. В течение последних четырех лет – с 1953-го по 1957-й – о ней говорили, что она одевается лучше всех на телевидении. Она почти стала телезвездой, как вдруг весной 1957 года скончался Роберт Сьюзен. Смерть отца стала для Джеки еще одним страшным ударом, невосполнимой утратой. Она до конца своих дней ощущала на себе его влияние. Его уход послужил еще одним поводом для самопроверки: оправдала ли она его ожидания?
Мэнсфилды принадлежали к верхушке шоу-бизнеса, его элите. Джеки узнавали на улицах, но она сознавала, что по большому счету мало чего добилась. Она была счастлива, но отнюдь не довольна собой. «Мне осточертело изображать девиц, которых то и дело душат или закалывают, – признавалась Джеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16