Она поспешила к нему, протянув руку и воскликнув с нотками радостного удивления в голосе:
– Ах, Адам!
Он тут же поднялся и взял ее руку, но, хотя он улыбнулся и ответил на ее приветствие, в глазах его застыла мрачная сосредоточенность, и он почти тотчас же повернулся обратно к леди Оверсли.
– Надеюсь, что вы правы, мэм. Я не знаю – впрочем, я, как вы сказали, совершеннейший невежда в этих делах. – Он протянул руку для прощания. – Я должен идти. Возможно, когда вы увидитесь с Дженни… В любом случае ваш визит пошел бы ей на пользу, уверен. А вы потом скажете мне, каково ваше мнение.
Она согласилась, сердечно пожав его руку и ободряюще похлопав по ней.
– Конечно скажу! Но я убеждена, что у тебя не может быть никакой причины для тревоги.
– Что такое? – спросила Джулия, пытливо вглядываясь в лицо Адама. – У тебя неприятности?
– Вовсе нет! – ответил он улыбаясь. – Просто немного беспокоюсь за Дженни, вот и приехал спросить совета у твоей мамы. – Он посмотрел на часы. – Мне пора ехать! Нет, не стоит звонить, мэм! Я выйду сам. До свидания, Джулия. Я рад, что повидался с тобой, – и не спрашиваю, как у тебя дела, потому что вижу, что ты Прекрасно выглядишь и эти отвратительные туманы тебе нипочем!
Короткое рукопожатие – и он ушел, оставив Джулию обратившей озадаченный взгляд на леди Оверсли.
– Как странно он разговаривал! Беспокоится за Дженни? Почему, мама? Она больна?
– О нет, дорогая! Просто она в положении, и ей немного нездоровится. Думаю, это пустяки. Я и сама часто прескверно себя чувствовала в это время.
– В положении! – безучастно повторила Джулия. – Ты ведь не хочешь сказать… Ах, мама, нет! Леди Оверсли тревожно смотрела на дочь.
– Ну, милая, умоляю, не принимай это близко к сердцу! Этого следовало ожидать, и знаешь, это очень хорошо для них обоих!
Джулию сотрясала дрожь; она подошла к окну.
– Этого следовало ожидать. Как… как глупо с моей стороны! – произнесла она странным голосом.
Леди Оверсли не пришло в голову, что на это ответить. Через некоторое время Джулия с усилием проговорила:
– Дженни скверно себя чувствует, и Адам беспокоится. У него на уме одна только Дженни.
– Ну естественно, любовь моя.
– Естественно, мама? Естественно? Когда совсем еще недавно… – Голос Джулии пресекся; она быстро вышла из комнаты.
Тем не менее, к большому облегчению леди Оверсли, дочь казалась совершенно спокойной, когда спустилась к обеду. Она даже предложила поехать с матерью навестить Дженни на следующий день; но ее светлость отказалась под тем предлогом, что хочет поговорить с Дженни по поводу ее самочувствия с глазу на глаз.
Дженни была рада увидеть ее, но говорила мало. Она сказала, что чувствует себя прекрасно; и в самом деле казалась настолько обычной, что леди Оверсли сказала Адаму, что она не находит повода для беспокойства.
– Конечно, она выглядит немного раздраженной, но тебе не стоит слишком об этом задумываться, – посоветовала она. – По-моему, твоя жена хандрит, и, неудивительно – такая отвратительная погода! Жаль, что у нее нет сестры, чтобы составить ей компанию. Не сомневайся, все дело в этом: ей слишком уж одиноко, вот она и предается грустным раздумьям, которые Гибельны даже для человека крепкого, потому что от этого так сильно падаешь духом!
Адаму пришлось довольствоваться этим объяснением; но, когда Дженни устроила ему яростный разнос за то, что он обсуждал ее положение с леди Оверсли, он подумал, что, какой бы бодрой с виду она ни предстала перед леди, она очень далека от обычного своего состояния. Ей было настолько несвойственно приходить в ярость по пустякам, что он встревожился даже сильнее, чем Показал ей. Как всегда мягкий и обаятельный, он сумел унять ее раздражение, но, обещая самому себе воздержаться в дальнейшем от переживаний по поводу ее, в то же время прокручивал в голове самые разные планы, имеющие целью ее благополучие.
Три дня спустя Адам сказал ей, что собирается уехать из города по делам, и его не будет два дня. Она спросила довольно уныло, не в Фонтли ли он едет, но он только покачал головой:
– Нет, не в Фонтли. Вряд ли я не буду ночевать дома больше одной ночи, дорогая, но могу немного задержаться, так что ты, добрая Дженни, будешь иметь возможность приготовить для меня один из свои восхитительных ужинов в среду.
Она не могла удержаться от улыбки, но это было помимо ее воли, и ее голос явно был обиженным, когда она сказала:
– Не нужно торопиться домой из-за меня! Пожалуйста, не приезжай в среду, если для тебя это неудобно!
– Не приеду, – пообещал он, добавив негромким голосом:
– Вот скандалистка-то!
– Я не скандалистка! И если ты предпочитаешь не говорить, куда ты едешь, мне, конечно, все равно!
– Меня это не особенно радует, – сказал он серьезно, – потому что я предпочитаю не говорить тебе, пока мое дело не выгорит, – вот тогда я и выложу все начистоту.
Ее лицо сморщилось, она отвернулась, сказав охрипшим голосом:
– Прости! Не обращай на меня внимания! Ты, должно быть, думаешь, что женился на сущей мегере!
– Нет, всего лишь на колючке! – заверил он ее, чтобы утешить.
Она утихомирилась и даже смогла, как обычно, рассмеяться; но, когда в среду вечером пробило десять, она оставила всякую надежду, поняв, что он бессердечно воспользовался ее разрешением не возвращаться домой, и погрузилась в печаль. То соображение, что столь удручающим положением вещей она обязана лишь собственному скверному характеру, нисколько не ослабило ее горя, но прежде, чем ей удалось убедить себя, что он ищет утешения в объятиях какой-нибудь ослепительной райской пташки, она услышала, как с улицы подъезжает экипаж, и стала жадно вслушиваться в звуки, разрываясь между надеждой и комичным желанием не утратить своей скорби. Но это был Адам. Она услышала его голос и поспешила в гостиную, чтобы заглянуть вниз в лестничный проем. И, увидев его, воскликнула:
– Это ты!
Он посмотрел вверх, посмеиваясь над ней.
– Да, и мне вовсе незачем рассказывать тебе, что у меня было за дело! Лучше вы мне скажите, мэм, ну разве не приятный сюрприз я вам привез?
В следующий миг его грубо отпихнули в сторону, и Лидия стрелой помчалась вверх по лестнице с криком:
– Дженни, ну разве не замечательно? О, до чего я счастлива снова быть здесь у вас! Правда, замечательная идея пришла Адаму в голову? Ты рада меня видеть? Пожалуйста, скажи, что рада!
– Лидия! – ахнула Дженни, заливаясь слезами. – Ах, Лидия!
Она очень быстро пришла в себя после этого в высшей степени необычного проявления чувств, вынырнув из объятий Лидии с изменившимся лицом и несвязно бормоча:
– Ах, я еще никогда ничему так не радовалась! Как любезно со стороны леди Линтон! Ах, Адам, подумать только: ты предпринял такую вещь и даже ни словом мне не обмолвился! Я бы немедленно позаботилась, чтобы подготовили твою комнату, дорогая! Если бы я только знала!.. Скорее заходи в тепло – ты, должно быть, замерзла!..
Она, вне всякого сомнения, была в восторге; приезд Лидии подействовал на нее как живительное средство, и в течение каких-то нескольких минут ее усталости как не бывало: они посмеивалась с Лидией над ее жизнью в Бате и ее описанием некоего сэра Торкуила Трегони, которого та настойчиво называла своим «трофеем» Дженни, с округлившимися от изумления глазами, поняла из предоставленного ей красочного описания, что этот неизвестный баронет был настолько преклонного возраста, что стоял одной ногой в могиле; но Адам, знающий свою фантазерку-сестру, заключил (и вполне правильно!), что «старому дураку» где-то около сорока лет и что он слегка подвержен ревматизму.
– Сказочно богат! – объявила Лидия, кладя себе на тарелку третьего омара в тесте. – Ах, Дженни, ты не представляешь, какое это истинное блаженство – снова быть здесь с вами и есть такие роскошные вещи! А ты не собираешься попробовать хоть одного из этих вкусных омаров? Ты ничего не съешь?
– Пожалуй, нет, тем более что я пообедала всего пару часов назад!
– Кусочком цыпленка и печеным яблоком, – вставил Адам.
– Боже правый, неужели, если ждешь ребенка, непременно нужно голодать? – с ужасом спросила Лидия. – Я никогда этого не знала. И должна сказать…
– Конечно же я не голодаю! – сказала Дженни – Да что мы все обо мне да обо мне! Расскажи нам про этого своего сэра Торкуила!
– Ах, про него. Ну, мама считает его вполне подходящей партией. Более того, она всячески потворствует его ухаживаниям! Отчасти потому, что у него очень хорошие связи, но в основном из-за его богатства. Конечно, я понимаю, что если выйду за него замуж, то смогу есть омаров в тесте каждый день, но омары в тесте, в конце концов, это еще не все. Не так ли?
– Совершенно верно! – согласился Адам. – Есть еще холодные фазаны, хотя даже состояние сэра Торкуила не позволит тебе питаться ими каждый день. На вот тебе, обжора! Если я мало для тебя порезал, говори, не стесняйся! Между прочим, дозволь тебе заметить, что, по словам мамы, ты и сама склонна поощрять ухаживания сэра Торкуила!
– Ну да! – признала Лидия – Но лишь потому, что сидеть каждый вечер дома, наблюдая, как миссис Папуорт лебезит перед мамой, стало невыносимо! Видишь ли, сэр Торкуил хотел сопровождать нас в свет, и я знала, что мама поедет, если он нас пригласит.
– Ах, Лидия, негодная девчонка – воскликнула Дженни, очень позабавленная – Нашла с кем флиртовать! А балы тебе понравились – балы в Бате?
– Вовсе нет! Все насмешники Бата сидят вдоль стенок и глазеют на меня; Броу говорит, что все они – сборище старомодных старых дев и что Бат – скучнейшее место на земле.
– Броу? – удивился Адам. – Он был в Бате? И почему-то ничего мне об этом не сказал!
– Да, он гостил у родственников по соседству. Ну, не то чтобы по-настоящему гостил, потому что остановился в «Кристофере» , но это и привело его в Бат.
– Родственники, живущие по соседству? Интересно, кто это может быть? Я думал, что знаком с большинством его родственников, но никогда не слышал, чтобы кто-то из них жил в Сомерсете.
– Не знаю, он нам не говорил, просто я думаю, что ему у них не очень нравилось, поэтому, кажется, он нечасто к ним ездил.
К этому моменту Дженни удалось наконец привлечь внимание Адама, устремив на него настолько проницательный взгляд, что тот заморгал, когда встретился с ее глазами.
– Понятно, – сказала она, переключая свое внимание на Лидию. – И как долго леди Линтон может позволить тебе пробыть со мной? Нужно написать, как глубоко я ей признательна.
– Она говорит, что я могу оставаться до тех пор, пока Шарлотта и Ламберт не поедут на Рождество в Бат. Знаешь, они собираются провести ночь в городе и тогда смогут забрать меня. Представляете, Шарлотта тоже в положений!
– Да что ты!
– В самом деле! Мама получила от нее письмо не далее как на этой неделе.
– Вот уж она, наверное, радуется!
– Да, вот только у мамы предчувствие, что ребенок Шарлотты пойдет в Ламберта. Но я должна сказать тебе, Дженни, про твоего ребенка она ничего подобного не говорила. Она, кажется, считает, что это будет вылитый Стивен, хотя почему – я понятия не имею. Тем не менее весть о твоем ребенке вызвала у мамы такой душевный подъем, что я старалась не высказывать никаких сомнений на сей счет. Так что я, – гордо сказала Лидия, – скоро буду дважды тетей!
Дженни узнала от Адама, что Вдовствующую вовсе не пришлось долго уговаривать отправить свою любимую младшенькую к ней. Известие о том, что Дженни скоро подарит Фонтли наследника, оказало на нее поистине ошеломляющее впечатление. Она так же мало, как и сама Дженни, сомневалась в том, что родится мальчик, и была в таком восторге, что передала великое множество заботливых пожеланий дорогой малышке Дженни и даже воздержалась от критических замечаний по поводу ее нездоровья. Адам передал их столько, сколько смог вспомнить, когда зашел в комнату Дженни пожелать ей спокойной ночи; и, как только Марта ушла, захотел узнать, почему она так свирепо смотрела на него во время ужина.
– Ведь не думаешь же ты, что Броу ухаживает за Лидией? – недоверчиво спросил он.
– Боже правый, Адам, конечно думаю! – воскликнула она. – Это ясно как Божий день!
– Но она ведь еще ребенок!
– Чепуха!
– Боже милостивый! Дженни, клянусь, ей никогда такое и в голову не приходило!
– Нет, пока еще, – согласилась она. – Но не будешь же ты утверждать, что она не отдает ему решительного предпочтения! А что касается его самого, полагаю, не можешь же ты считать, что это ради моего приятного общества он приезжал сюда всякий раз, когда Лидия была с нами, и повсюду сопровождал нас! Более того, стоит тебе теперь только дать знать, что она здесь, и я буду не я, если он тотчас не примчится в Лондон, – наверное, чтобы навестить кого-нибудь из своих родственников!
Он рассмеялся, но посмотрел на жену с некоторым сомнений:
– Я не дам ему знать. Если ты права, не думаю, что нам следует это поощрять – до тех пор, пока она не выезжает в свет! Я уверен: маме это не понравится.
– Да, совершенно верно, но, думаю, он знает об этом и пока не собирается делать ей предложение. Однажды он сказал мне нечто такое, что вселяет в меня уверенность: он знает, что ты и миледи скажете на это – еще слишком рано. Если дело дойдет до предложения, надеюсь, ты не отнесешься к этому плохо, правда, Адам?
– Боже правый, конечно нет! Я буду в восторге.
– А твоя мама? – спросила она.
– Да, думаю, и она не будет против. Хотя, конечно, Адверсейны бедны как церковные крысы, и, похоже, мысли мамы заняты сказочно богатым «трофеем», но…
– Уж не собираешься ли ты оказать мне, что она действительно хочет, чтобы Лидия вышла за сэра Торкуила замуж? Я думала, Лидия просто дурачится! Ну, надеюсь, вы решительно этому воспротивитесь, милорд! Подумать только! Жених! Да еще с таким именем!
– Не беспокойся! У меня не будет такой необходимости, – сказал он, смеясь. Он наклонился к ней, чтобы поцеловать в щеку. – Нужно идти, а не то Марта устроит мне нагоняй за то, что я не даю тебе спать до самых петухов, как она выражается. Доброй ночи, дорогая, спи крепко!
– Я знаю, что буду. До чего приятно, что Лидия снова с нами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55