быстро роднить со своей боевой семьей новичков. Не сговариваясь, они окружают нового своего товарища заботой, стараются показать свое подразделение и себя, конечно, в лучшем свете. Наташа почувствовала это уже в первый день своего появления у разведчиков, и у нее было хорошо, радостно на душе. Ей хотелось как можно больше сделать для своих новых друзей.
К полудню вернулись командир и Аким. Ванин слышал, как Аким, смущенно улыбаясь, рассказывал Шахаеву:
- Стихи просил прочесть... Узнал от кого-то, что я пишу... Приказал обязательно принести ему мои стихи... Говорю -- плохие, товарищ генерал!.. А он свое: принеси, посмотрим! Неудобно получилось...
-- Почему неудобно? Покажи.
Сенька, нетерпеливо ожидавший конца их разговора, не выдержал, таинственно поманил к себе Акима и шепнул ему на ухо про Наташу. Лицо Акима сделалось краснее столового бурака.
-- Собственно... а ты не врешь?
-- "Собственно" не вру! -- передразнил оскорбленный Сенька.
-- А где она?
-- И чего это, Аким, находят в тебе девки хорошего? -- вместо ответа спросил Сенька.
-- Ну, довольно же! Скажи, где?..
Ванин кивнул в сторону маленькой хаты.
-- Может, проводить? -- предложил он.
-- Нет, уж я как-нибудь один...
Аким направился к Наташе, но, опережая его, в хату вошел командир роты. Он легко, мягкими прыжками, вбежал по старым, подгнившим ступенькам и скрылся за дверью. Аким круто повернулся и широкими шагами пошел по двору. Его остановил Сенька.
-- Что это ты, Аким, вздумал строевой подготовкой заниматься? -дурашливо спросил он. Аким не ответил. Подошел к Лачуге:
-- Что-нибудь поесть найдешь?
-- Каша вот.
Аким попробовал и отшвырнул котелок.
-- Когда ты, Миша, перестанешь пичкать нас этим кондером? -- подоспел Сенька.-- Видишь, даже Акиму не нравится. У всех повара как повара, кормят солдат на славу. А в нашей роте... черт знает что!
-- Вон со старшиной разговаривайте, а я тут ни при чем,-- просвистел сквозь выщербленные зубы Лачуга.
-- Как это ни при чем? Старшина тебе дает хорошие продукты, да ты, Миша, не умеешь ими пользоваться. Ты сам на перловке жевательную мощность потерял и теперь хочешь, чтобы и мы остались без зубов. А разведчику крепкие зубы нужны... Так ведь, Аким?
Аким не ответил.
-- Впрочем, наш Аким и с зубами -- беззубый. Немцев по головке гладит. Знала бы об этом Наташа, она бы на него и смотреть перестала. Девушки не любят слабонервных нюнь... Им настоящие парни больше нравятся, вроде вот меня. А что толку от тебя, Аким? Вот раскусит хорошенько Наташа, сразу...
Сенька не договорил. Худое лицо Ерофеенко покрылось багровыми пятнами.
-- Ты!.. Когда ты перестанешь... -- захрипел он, весь содрогаясь. -Если ни черта не понимаешь, так учись! Заладил одно и то же! Глупо все, неумно!.. -- губы Акима тряслись. -- Дальше своего носа ничего видеть не хочешь!.. Парторг, видимо, совершенно напрасно хорошие слова на тебя тратит!.. И вообще мне надоели твои остроты, Ванин! Поищи для них кого-нибудь другого!.. А я больше не хочу ни говорить с тобой, ни слушать твоих неумных шуток!..
Сенька опешил и не знал, как защищаться.
-- Ты, ты... Аким! Что взорвался-то?.. -- наконец пробормотал он, пытаясь все обратить в шутку. -- Или тебя собака бешеная...
-- Что мне с тобой говорить? -- все еще взволнованный, но уже более спокойно продолжал Аким. -- Тебе кажется -- только ты один по-настоящему воюешь, а другие -- так себе!.. Впрочем -- довольно!.. И прошу тебя об одном -- не подходи больше ко мне!..
Сенька остолбенел: этого он мог ожидать от кого угодно, но только не от Акима!.. Растерянный и жалкий, Сенька пытался оправдываться, но Аким уже не слушал его. Он вскочил из-за стола и, ссутулившись, метнулся прочь. Округлившимися глазами Ванин смотрел ему вслед, мигая светлыми, опаленными ресницами. Казалось, он готов был зареветь.
Аким выскочил в огород. С размаху сел на кучу обмолоченной соломы. Раздувая ноздри, втягивал в себя знакомый с детства горячий, душный запах полыни и сухой березки. Мальчонкой он любил зарываться в соломе, проделывать в ней норы, устраивать с товарищами кучу-малу, прыгать с высоких копен. В этих ребячьих играх всегда принимала участие и Наташа. Она больше находилась среди ребят, а не с девочками: за это подруги сердились на нее.
Запах полыни, мысли о Наташе успокоили Акима, но тут же в сердце возникла безотчетная тревога. Не оттого ли, что лейтенант зашел к Наташе? Аким задумался. Ревность?..
Аким лег на солому, стал задумчиво смотреть на небо, редкими белесыми облаками сбегающее за синеющий горизонт.
"А этот... ну чего ему от меня нужно? -- подумал Аким, вспомнив Сеньку. -- Пристал и пристал!.."
Когда офицер вошел в хату, Наташа быстро одернула на себе гимнастерку, отбросила на спину густые светлые кудри и, смущаясь, доложила:
-- Товарищ лейтенант, санинструктор Голубева! Занимаюсь перевязкой раненых!
-- Вольно! -- шутливо-громко скомандовал Марченко. -- Почему не представились раньше? -- изогнув брови, с напускной строгостью спросил он.
-- Простите, товарищ лейтенант. Но вас не было.
-- Ладно. Пустяки это, -- уже серьезно заговорил он. -- Как устроились?
-- Спасибо. Очень даже хорошо.
-- Так быстро и уже хорошо? -- удивился Марченко, не спуская с разрумянившегося лица Наташи своих цепких глаз.
-- У вас чудесные ребята. Это они мне все устроили.
-- Ребята, конечно, молодцы. А командир? -- он засмеялся одними глазами.
-- Каков командир -- таковы и его подчиненные. Так ведь говорят, товарищ лейтенант? -- нашлась она и тоже засмеялись. На ее щеках и полном подбородке горели алые ямочки.
-- Вы, кажется, знаете нашего Ерофеенко? Он говорил мне о вас.
-- Да, он мой друг.
-- Вот как? Даже друг.
-- Друг, -- подтвердила она с гордостью и даже, как показалось лейтенанту, с некоторым вызовом.
-- Так вы спешите с ним увидеться. Через два часа рота уходит на серьезное задание.
Марченко заметил, как девушка сразу немного побледнела.
-- Не волнуйтесь, -- успокоил он ее. -- Все будет и порядке. Аким вернется. Мы ведь разведчики, и такие разлуки будут у вас часто. -- Марченко ласково глядел на девушку. Ему очень хотелось ей понравиться. -- Не бойтесь... Наташа!
Она с благодарностью посмотрела на его худое красивое лицо. Потом вышла вслед за командиром роты во двор. Поискала глазами Акима среди расположившихся на бревнах и чистивших автоматы разведчиков и не нашла его. Лачуга, коловший дрова, указал ей на огород.
Аким лежал на соломе, заложив руки за голову, и задумчиво глядел на небо. Услышав скрип калитки и увидев в ней Наташу, он стремительно вскочил на ноги, стряхивая с себя прицепившиеся соломинки.
-- Наташа! Здравствуй, родная моя!..
-- Здравствуй, Аким!..
Ерофеенко обнял ее и тихо, как ребенка, поцеловал. На ее тонкой, почему-то не тронутой загаром шее, как в ту памятную ночь их первой встречи, билась крохотная жилка. Светлые волосы наполнились воздухом и пылали.
-- Ну... желаю тебе счастья, Аким!.. Ведь ты тоже идешь?
-- Конечно!
-- А меня не возьмете?
-- Нет, Наташа, лейтенант не разрешит...
-- Ты... побереги себя, Аким!.. Прошу тебя!..
Он улыбнулся.
-- Да разве мы впервые уходим на такое? Не беспокойся, Наташа, все будет в порядке!
-- Ну, я жду тебя, родной!
Они вышли во двор.
Там их встретил Ванин, очевидно давно ожидавший Ерофеенко.
-- Давай... автомат твой почищу, -- услужливо предложил Сенька.
Но Аким молча прошел мимо.
-- Ты почему ему не ответил? -- спросила Наташа Акима.
Ей было очень приятно, что об Акиме заботятся другие разведчики. Она не знала, что Аким только что рассорился с Сенькой.
5
Дивизия Сизова залегла в трех километрах от Краснограда, перед небольшим селением. Противник яростно отстреливался. По показаниям пленных офицеров, немцы стремились во что бы то ни стало удержаться на этом рубеже и сосредоточили для контратаки около двух десятков тяжелых и средних танков, а также восемь бронетранспортеров. Однако сведения, полученные от пленных, требовали подтверждения.
Поэтому генерал Сизов решил послать в село группу разведчиков. На этот поиск было отправлено отделение старшего сержанта Шахаева.
К полуночи, миновав рощу, разведчики вышли на опушку леса, где начинался наш передний край. Впрочем, переднего края в полном смысле этого слова здесь не было. Под таким названием обычно понимается: траншеи, ходы сообщения, окопы, пулеметные и стрелковые ячейки, дзоты, блиндажи, колючая проволока в несколько колов, минные поля и прочее. Тут же ничего этого не было. Бойцы лежали в неглубоких ячейках, наспех выкопанных саперными лопатами. Некоторые устроились -- притом не очень удобно -- в воронках от снарядов и бомб. Иные же просто лежали за какими-нибудь бугорками, не успев откопать для себя даже ячеек. В мертвенном свете месяца тускло светились покрывшиеся росой темно зеленые каски лежавших в беспорядке бойцов. Так вот в лунную ночь светятся арбузы на большом колхозном баштане. Изредка промелькнут две-три согнутые фигуры и тут же скроются, вслед им прогремит несколько звонких выстрелов.
Аким направился к длинному каменному строению -- колхозной конюшне. Шахаев послал его туда попросить у стрелков проводника. Все двери конюшни были занавешены плащ-палaтками.
В одном конце конюшни стояли лошади. Аким их не видел. Но было слышно, как они жуют овес, всхрапывают, гремят недоуздками и обмахиваются хвостами. На другом конце на соломе храпели бойцы, должно быть ездовые из батальонных хозяйственных взводов. У изголовья спящих на перевернутых вверх днами кормушках горели стеариновые свечи. Одна свеча пригнулась, и жир стекал с нее прямо на густую черную шапку волос какого-то паренька, лежавшего в обнимку с карабином.
Аким поправил свечу и принялся будить черноволосого.
-- Эй, ты, сгоришь!
Тот открыл глаза и, нисколько не удивившись тому, что над ним стоит незнакомый солдат в очках, буркнул:
-- Чего надо?
Аким рассердился.
-- Сгоришь, говорю, дурья твоя голова! Пощупай свои волосы.
Красноармеец не спеша потеребил волосы, недовольно проворчал:
-- Наставили свечей, черти!.. Что тебе нужно? -- спросил он Акима.
-- Командира или старшину роты, которая тут оборону занимает.
-- Командир -- не знаю где. А старшину сейчас кликну.
Солдат нехотя поднялся, вышел из конюшни. До Акима долетел его сонный хрипловатый голос:
-- Сержант Фетисов! Вас зовут...
"Фетисов! -- обрадовался Аким. -- Неужели вернулся из госпиталя?"
По каменной стене конюшни, как горох, застучала пулеметная очередь. Ездовой быстро вернулся.
-- Фриц... носа высунуть не дает, -- простодушно заметил он.
-- А ты б еще погромче кричал.
-- Так для тебя ж.
-- Ну что? Придет старшина?
-- Должен прийти... Да вот, кажется, он и идет...
Плащ-палатка поднялась.
-- Кто меня звал?
-- Это я, товарищ сержант, Аким.
-- Аким? Разведчик?! Ты как сюда?.. Ну, пошли ко мне! -- тоже обрадовался Фетисов. -- Только потише, а то тут постреливают.
Они вошли в небольшую каменную сторожку. На этот раз разведчик увидел на столе Фетисова длинный и тяжелый ствол бронебойного ружья.
-- Опять вы что-то тут мудрите? -- спросил Аким.
-- Опять, -- признался сержант, кладя руку на ствол бронебойки.
-- Зачем вы ее притащили сюда?
-- Как зачем? -- удивился сержант. -- Надо же найти ей лучшее применение. Вот я и думаю, нельзя ли приспособить к ПТР* оптический прицел, использовать бронебойку как, скажем, снайперскую винтовку: бить по амбразурам вражеских дотов и других укреплений. Ведь скоро мы будем подходить к границе, а там, наверное, доты встретятся. Из винтовки их, конечно, не поразишь. Да и из орудия не всегда попадешь, особенно в амбразуру, а вот из бронебойки, если она будет с оптическим прицелом...
* Противотанковое ружье.
Фетисов замолчал и задумался.
-- Вот только одну штуку не могу никак придумать... Надо посоветоваться с генералом. Напишу рапорт на его имя. Подам по команде. У него на этот счет голова хорошо работает. Он, говорят, книгу о войне пишет.
Не художественную, а свои соображения излагает насчет ведения современной войны. Ведь он ученый!.. У него будто какая-то степень имеется...
-- Вполне может быть, -- согласился Аким, вспомнив генеральский стол, заваленный книгами, и свою последнюю беседу с комдивом.-- Солдат, ставший ученым... Ведь здорово!..
-- Что ж, может, скоро наступит такое время, и солдаты все наши будут иметь высшее образование. К тому дело идет. А я с этой штукой обязательно обращусь к генералу, -- Фетисов снова посмотрел на свою бронебойку.
Аким не стал допытываться, какая это штука тревожит старшину, -разведчику просто было некогда. Однако идея снайперской бронебойки понравилась и ему. Он, как и в тот раз, долго смотрел в простое и вечно озабоченное лицо Фетисова.
"Однако какой беспокойный ум у этого агронома,-- подумал он про сержанта. -- Будто новые сорта семян выращивает..."
Аким попросил дать проводника до немецкого переднего края.
-- Только поскорее. Меня ждут, -- добавил он.
-- Сейчас дам. Переднего-то края у немцев почти нет. Отдельные узлы только. В случае чего, огоньком вас поддержим.
-- Нет, огоньком не надо. У нас дело тихое.
Вышли на улицу. Натолкнулись на какого-то солдата.
-- Ануфриенко, ты?
-- Я, товарищ сержант!
-- Проводи разведчиков. Куда -- они тебе сами объяснят, -- тихо приказал Фетисов и, пожелав Акиму счастливого пути, вернулся к себе в сторожку.
Боец-проводник указал разведчикам место, где, по его мнению, у немцев никого не было. Часа полтора разведчики еще наблюдали. Затем, ощупав на себе гранаты, автоматы, диски, ножи, поползли.
К селу они пробрались далеко за полночь. Где-то горлопанил еще не съеденный немцами петух, ворчали на грейдере автомашины.
Выбрали безопасное место. Здесь остался один Шахаев, а остальные разведчики поползли к селению.
Акиму досталась центральная часть села.
Он пробирался огородами, то и дело перелезая через плетни. Так он добрался до середины села. Услышал скрип колодезного журавля. Темным и узким переулком он вышел к улице и увидел у колодца женщину; наполнив деревянной бадьей белые цинковые ведра, она приподняла их на коромысле. Аким решительно направился к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45