Моя сестра обладала особым даром. Она предчувствовала, нет, скорее предвидела судьбу близких ей людей. И стоило ей прочитать вашу фамилию в лондонской газете, она увидела сон, который и определил судьбу ее завещания.
— Но при чем тут дедушка? — Настя посмотрела на графиню покрасневшими от слез глазами и шмыгнула носом. Мать торопливо подала ей носовой платок.
— А разве вам не известна эта весьма романтическая история? — вопросом на вопрос ответила графиня. — Неужели он даже на старости лет никому не рассказывал о своей любви к моей младшей сестре?
Настя и Ольга Ивановна переглянулись, и старшая Меркушева впервые за вечер сказала:
— Алексей Николаевич был замкнутым человеком, и даже его сын, мой покойный муж, ничего не знал о его прежней жизни.
— Странно, — покачала головой графиня. — Я помню Алексея Меркушева очень веселым и остроумным молодым человеком, а уж разговорчивым и подавно, — она откинулась на спинку кресла и доброжелательно посмотрела на своих погрустневших гостий. — Думаю, мне следует рассказать вам эту весьма печальную историю, которая случилась с двумя молодыми и красивыми людьми добрых шесть десятков лет назад. — Она перевела дух и велела лакею, безмолвно застывшему у дверей гостиной:
— Принеси-ка нам, голубчик, чаю! — И обратилась уже к женщинам:
— На кухне у меня пекут превосходные пирожные, а чай настаивают на семи индийских травах.
Потом они пили чай, а Ксения Романовна рассказывала им историю, которая объясняла и угрюмую отчужденность старика Меркушева, и странный каприз герцогини Гилфорд, пожелавшей женить своего двоюродного внука на никому не известной девушке, прожившей почти всю свою жизнь в далекой Сибири…
Алексей был единственным сыном капитана Меркушева, погибшего во время русско-турецкой войны. После смерти мужа его мать с горя опустилась, стала играть в карты, пить, и вскоре имение Меркушевых пошло с молотка за долги. Мать вскоре умерла, и с той поры Алексей мог рассчитывать только на свои силы. По причине денежных затруднений он не смог продолжать учебу в Санкт-Петербургском университете, но ему удалось устроиться учителем младшего сына графа Ратманова, Петруши.
— Я не знала, — продолжала свой рассказ Ксения Романовна, — что между Анной и Алексеем вспыхнула любовь, никто в семье не подозревал об этом. Вероятно, они сами понимали, что им никогда не позволят пожениться. Я была к тому времени уже замужем, у меня только-только родился сын, будущий отец Андрея и Сережи. Однажды поздно ночью на извозчике ко мне в дом приехала Анна. Она была убита, захлебывалась слезами и твердила о том, что нынче не старые времена и никто не имеет права отдавать ее замуж насильно. С трудом я успокоила сестру, она призналась, что они с Алексеем любят друг друга, а мой отец по каким-то политическим соображениям собирается выдать ее замуж за английского герцога Сайреса Гилфорда. При дворе надеялись, что это повлияет на улучшение отношений между Англией и Россией. Лорд Гилфорд был видным государственным деятелем, определяющим политические симпатии Великобритании, членом палаты лордов, пэром, и его влюбленность в Анну сочли за доброе предзнаменование, и, естественно, мнения моей сестры никто и не подумал спросить. Ее желания в расчет не принимались, — графиня поднесла чашечку из тончайшего фарфора ко рту и сделала глоток. Потом прикоснулась к губам салфеткой и посмотрела на притихших гостей. — На следующий день я встретилась с Алексеем. Он был достойным молодым человеком, но даже если бы обладал значительным состоянием, не смог бы рассчитывать на руку Анны. Они вздумали бежать и тайно обвенчаться, но я убедила молодых людей не совершать безумного поступка. Идти против воли родителей — всегда грех, кроме того, их поступок затронул бы государственные интересы, и, если бы беглецов поймали, это грозило серьезными неприятностями прежде всего Алексею. Его могли серьезно наказать, отправить солдатом на Кавказ или сослать на вечное поселение в Сибирь… Вскоре после нашего разговора Алексей взял расчет и уехал, а Анну герцог увез в Англию, — Ксения Романовна вздохнула. — За все эти годы моя сестра в своих письмах только единожды упомянула его имя, когда написала, что своего сына назвала Алексеем. К сожалению, мальчик был безнадежно болен, прожил до пяти лет и умер. Больше детей у Анны не было, — графиня покачала головой. — Она никогда не жаловалась на свою судьбу, но по письмам можно было понять, как глубоко несчастна… — Она промокнула батистовым платком выступившие слезы и улыбнулась. — Лет двенадцать назад в моем доме появился старик. Заросший по самые глаза бородой, очень высокий, с насупленными бровями и удивительно знакомыми глазами… Да-да, вы не ошиблись! — Она заметила удивленные взгляды, которыми обменялись мать и дочь, и подтвердила их догадку:
— Это действительно был ваш дедушка, Настя, Алексей Николаевич Меркушев.
— Но почему он вдруг решил встретиться с вами? После стольких лет? Неужели он хотел узнать о вашей сестре?
— Он не задал мне ни единого вопроса о ней, так же как отмел все мои попытки узнать что-нибудь о его жизни.
Ольга Ивановна и Настя опять переглянулись. Графиня могла об этом и не говорить. Меркушев-старший никогда и ничего не рассказывал о себе даже ближайшим родственникам.
— Но с какой целью он приехал к вам? — спросила графиню Ольга Ивановна. — Насколько я знала покойного свекра, он очень ценил свое время, и если и отправлялся к кому-то с визитом, то только не ради приличия…
— Он приехал уговорить меня продать ему поместье «Вишневое». Там он впервые встретился с моей сестрой. Очевидно, это единственная причина, по которой он буквально заставил меня продать имение. Честно говоря, из-за чрезмерной отдаленности «Вишневое» было мне в обузу. В свое время оно досталось моей матери в наследство от какой-то дальней родственницы, так что после некоторых раздумий я согласилась.
— Вероятно, по той же причине ваша сестра и мой свекор настояли на том, чтобы венчание состоялось в «Вишневом», — произнесла Ольга Ивановна задумчиво. — До этой минуты мы не знали, чем вызваны столь странные условия завещания.
— Надеюсь, теперь все разъяснилось, — графиня печально улыбнулась. — Очень необычная ситуация, Ольга Ивановна! Но моя сестра предчувствовала, что не все будет гладко при заключении брака между двумя совершенно незнакомыми молодыми людьми. И поэтому просила вас, Настя, прочитать это письмо, — Ксения Романовна подала девушке небольшой листок бумаги.
Настя взяла его в руки и сквозь набежавшие на глаза слезы разобрала несколько слов, выведенных дрожащей старческой рукой: «Настя, милая моя девочка! Любовь — это прежде всего великое терпение, понимание и умение прощать даже самые тяжкие грехи, если они были совершены во имя любви!» Настя вздрогнула, вспомнив вдруг почти те же самые слова, которые ей прошептала другая пожилая женщина на крыльце самарской гостиницы. Только теперь она поняла, почему они были сказаны. Мария Егоровна знала о том, что Фаддей — это не Фаддей, и старалась предотвратить надвигающуюся катастрофу. А она не поняла, не почувствовала этого предупреждения, потому что сразу забыла про него… Теперь ее предупредили вторично. Но хватит ли у нее сил внять словам Анны Романовны?..
— Настя, я не настаиваю на вашем немедленном решении, — Ксения Романовна отодвинула от себя чашку с недопитым чаем. — Я прошу вас об единственном одолжении: выслушать Сергея. Он сейчас в соседней комнате…
Настя побледнела.
— Нет, нет, я совсем не готова! — И тихо добавила:
— Возможно, в другой раз?
— Когда же? — жестко спросила графиня. — Нас торопит время.
Настя растерянно оглянулась на мать. Ксения Романовна заметила ее взгляд и усмехнулась.
— По рассказам Сергея, я представляла вас более смелой девушкой, которая, не задумываясь, принимает решения и сама же их выполняет, а не перекладывает на плечи других.
Настя гордо вздернула подбородок и с вызовом посмотрела на бабушку Сергея.
— Я обещаю подумать и постараюсь сообщить о своем решении до конца недели.
Старая женщина с осуждением поджала губы.
— Но тогда до дня рождения Сергея останется совсем немного времени.
— Да, всего четыре дня, — ответила девушка и чуть не проглотила собственный язык от досады, заметив выражение торжества, мелькнувшее в глазах графини. Настя только что полностью разоблачила себя, не задумываясь, указав количество дней, оставшихся до рокового в ее судьбе дня — дня рождения Сергея. Мать, похоже, тоже это заметила и переглянулась с графиней.
«Воистину, язык мой — враг мой!» — подумала Настя и покраснела. Более всего на свете ей хотелось сейчас провалиться сквозь землю, хотя нет, самым сильным желанием все-таки было желание взглянуть на Сергея. Ведь она не видела его уже целых пятнадцать дней…
Но тайные мысли так и остались тайными, а наяву она лишь подтвердила свое решение:
— Я сообщу вам об этом, Ксения Романовна, в письме…
Через полчаса карета Меркушевых отъехала от крыльца огромного дома графини Ратмановой. А сама хозяйка, наблюдавшая из окна за отъездом гостей, повернулась к внуку, стоявшему за ее спиной, и устало произнесла:
— Будь я моложе, Сергей, выдрала бы тебя как сидорову козу. Такую девушку упустил!
— Вы думаете, что я ее упустил? — побледнев, спросил граф.
— Скажи спасибо, что я только предполагаю это! — сердито ответила Ксения Романовна и шлепнула внука по лбу сложенным веером. — Девочка пообещала подумать и сообщить мне, готова ли выслушать твои объяснения. Молись богу, дружок, чтобы ее решение было в твою пользу! — И добавила, заметив радостный блеск в глазах внука:
— Погоди раньше времени радоваться и не прекращай осаду. С завтрашнего дня они начинают выезжать. Ты приглашен на бал к Гнездовским, и Меркушевы определенно там будут. Да не спеши ты так! — остановила она Сергея и добавила:
— Любит тебя эта негодница, вижу, что любит, но и гонору у нее, — она перекрестилась, — не приведи господь! Что ты, что она — два сапога пара!
Глава 26
Прошло пять дней после их посещения графини Ратмановой. И сейчас Настя сидела за завтраком в столовой Глафиры Афанасьевны и выслушивала, как ее мать, хозяйка дома и их верная подруга Дарья Писку-нова обсуждают последние события, новости и слухи.
— Сергей Ратманов подобным поведением только Унижает себя, — торопливо басила Пискунова, весьма довольная, что есть повод поупражнять свои язык. — На балу у Гнездовских он стоял за колоннами в нижнем зале и весь вечер не спускал с Насти глаз. Он просто поедал ее глазами, когда она спускалась по лестнице. Но я крайне поражена, что и старший Ратманов почтил своим вниманием Гнездовских. Я слышала, что он не очень высокого мнения о главе семейства из-за его чрезмерного увлечения… — Дарья быстро оглянулась на Настю и процедила сквозь зубы что-то, судя по интонации, не очень красившее бывшего тайного советника Гнездовского, и тут же перевела свой по-рысьи пристальный взгляд на Ольгу Ивановну. — Кажется, граф Андрей хотел пригласить вас на вальс, дорогая, но вы отказали ему?
— После всех переживаний у меня нет никакого желания танцевать, тем более с человеком, чей брат опорочил имя моей дочери, — ответила сухо Ольга Ивановна, пожелав в душе, чтобы у Дарьи отсох язык.
— Да, твой жених, Настя, не замечал ни одну из барышень, и тем более дам, все время вертевшихся поблизости от него, — уточнила Глафира и протянула мечтательно:
— Нет ни малейшего сомнения, он в тебя влюблен не на шутку. Возможно, не следует мучить его слишком долго, дорогая!
Настя дернула плечом и негодующе фыркнула в ответ на это замечание. Она отлично помнила тот эпизод и ни в чьих подсказках не нуждалась. На балу Настя спускалась по лестнице, но, миновав три ступеньки, к своему ужасу, заметила Сергея. Поймав ее взгляд, он вышел из-за колонны, за которой стоял, и попытался привлечь ее внимание видом мученика, подвешенного в мрачном подземелье за ребро безжалостным палачом. Правда, этот «несчастный» в элегантном, безупречно сшитом смокинге выглядел так великолепно, что сочувствия, естественно, не вызывал!
Настя попыталась придать своему лицу гордое и независимое выражение. Но вдруг ей перестало хватать воздуха, дыхание участилось, ладони похолодели, и она отвела взгляд, хотя ей этого больше всего не хотелось делать! За ее спиной прошелестел возбужденный шепоток. И она услышала, что ее имя в сочетании с именем Сергея, как эхо, отлетело от стен и пошло гулять по верхнему и нижним залам, подобно сквозняку, от которого невозможно избавиться, пока не закроешь окна.
И прежняя обида опять вернулась к ней!
Слава богу, что несносный Никита караулил ее у подножия лестницы и тем самым спас от встречи с графом Ратмановым. Он быстро увлек ее в бальную залу. И Настя, в награду за его чрезмерную настырность, станцевала с отпрыском Глафиры несколько танцев, и, убей ее бог, сейчас она не могла даже вспомнить, какие именно!
Ей не хотелось вновь переживать те события, о которых вспоминали подруги матери, но имя Сергея тем не менее действовало на нее как противоядие тех жалящих взглядов, которые она постоянно ловила на себе, и как средство против шепотков, что вспыхивали как спички везде, где бы она ни появлялась. Настя прижала ладони к щекам, пытаясь унять невольную дрожь, пробежавшую по всему телу, и вздохнула.
— А вспомните, как он пытался дважды пригласить Настю на танец на балу у княгини Дубовской? Притом по отношению ко всем дамам вел себя очень невежливо. И после того, как получил отказ, встал у стены и смотрел на Настю и на все вокруг так мрачно и уныло. Ну просто Чайльд Гарольд! — Дарья восторженно всплеснула руками. — Никогда он не был на балу так мрачен. Никто из его друзей даже не решился к нему приблизиться! Даже ваш Фаддей…
— Он такой же мой, как и ваш! — резко оборвала словоохотливую приятельницу Глафира и зарделась, словно девица на выданье, когда ей объявляют, что она наконец-то засватана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51