И намёки насчёт меня… Всё это, Семён, дурно пахнет. Воняет, ежели точнее. Подвох, явный подвох! Но в чём?
– Подвох там, или не подвох, – Семён встал из кресла, – но, как выразился четырёхугольный дед: «Слово сказано». Стало быть, надо мне сейчас двигать в тот Мир, где хранится кадуцей и делать дело. А там, на месте, разберусь, что к чему! Если украду, то тысяча золотых мне никак не помешает… да хрен с ним, с тем золотом, не бедствую я, – мне просто неприятно, что этот главный воровской сморчок меня дураком и недотёпой считает!
– Да уж, – Мар тяжело вздохнул. – Я и говорю, на «слабо» тебя дедуля зацепил. А ты и пошёл у него на поводу: нет, чтобы сначала подумать, со мной посоветоваться, а уж после давать ответ! Если эту фигню лучшие специалисты Империи украсть не смогли, то, подозреваю, задание невыполнимо принципиально.
И вообще, зачем Главе воровской Гильдии нефритовая безделица? Для коллекции? Не верю! Платить тысячу золотых за ненужную вещь по меньшей мере глупо. Мыслю я, что кадуцей не настолько уж и прост…
– Ты коллекционеров не встречал, – Семён вышел из рабочей комнаты, – они все с одинаковым мозговым вывихом. Ежели такой вывихнутый чего решил в свою коллекцию заполучить, то ни за какими расходами не постоит! Последние штаны продаст, но купит.
– То-то Мастер в халате сидел, – недовольно проворчал медальон, – штаны у него явно закончились… Всё же, Семён, есть у меня подозрение, что от тебя хотят избавиться! Ты в Гильдии не состоишь, работаешь сам по себе, хлеб у остальных воров отбиваешь. И в общак взносы не делаешь, какой Гильдии от тебя прок? Опять же твои похождения на виду, можно сказать, ты – имперская знаменитость! Почему бы и не сунуть палку в твои колёса? Нефритовую. – Мар безрадостно хохотнул над собственной шуткой. – Устроить полиментовскую засаду по анонимному сообщению о готовящемся ограблении… или наёмного убийцу в тёмном уголочке заначить… или ловушку-самострел наладить… или…
– Мар, у тебя, похоже, начинается паранойя, – Семён остановился у стрельчатого окна и, пользуясь им как зеркалом, превратил свой пляжный наряд в чёрное трико и мягкие туфли; за окном всё также фосфорно сиял океан, но зелёной луны видно не было: наверное, ушла на другую сторону замка-пансионата. – Сам себя пугаешь и меня заодно! Тут к работе подготовиться надо, настроиться, а не жуткими пророчествами заниматься… А ты на что? Вот и следи, чтобы всяких неприятностей с нами не случилось, ловушечно-полиментовских!
– Паранойя? – медальон призадумался. – О, знаю такое слово! Правильное слово, умное. Это, Семён, у обывателей та паранойя болезнью считается, а в нашем деле без неё никак нельзя. Больше опасаешься – дольше живёшь!
– Жаль, новости не узнали, – не слушая умных рассуждений медальона, сказал Семён. – Заморочил мне голову дед-угловик! Когда вернёмся, первым делом именно новостями займусь. Украду жезл и займусь… Мар, а где находится зал с кадуцеем? В каком Мире?
– Секундочку, – медальон тихо забубнил что-то невнятное. Видимо, по имперскому списку истинных Миров адрес проверял.
– Вот, нашёл, – Мар замялся. – Э-э… странное название. Окраинный Мир, это где ж он находится? Никогда там не был. Захолустье небось какое-то, на самом краю Вселенского Диска…
– Какая разница, – Семён отвернулся от окна. – Не пешком же! Запускай адрес, сейчас посмотрим, насколько он Окраинный, тот Мир.
– Угу, – ответил Мар и включил транспортное заклинание.

Глава 2
Сокровище Ловкача, Исключающее Милость и Пощаду

Просторный холодный зал, в котором очутился Семён, вовсе не был похож на музейное помещение, где хранятся разные древние ценности. И на антикварную лавку – со стеллажами и выставленным на них дорогостоящим антиквариатом – никак не походил. Зал, скорее, напоминал складское помещение после панической эвакуации: по мраморному полу были разбросаны обрывки упаковочной бумаги, какие-то разбитые ящики, тряпки, грязные верёвки-бечёвки, гнутые гвозди и прочий мусор. Создавалось впечатление, что здесь совсем недавно то ли что-то спешно распаковывали, то ли не менее спешно запаковывали.
По стенам, тут и там, висели длинные полотнища, схожие с воинскими штандартами, разрисованные непонятными эмблемами и надписями – некоторые из полотнищ были безжалостно оборваны до половины. Словно их пытались второпях содрать со стен, а времени проделать это аккуратно не было; между полотнищами виднелась голая каменная кладка: Семён поднял голову – арочный потолок зала тоже был каменным.
На стенах, кроме драных штандартов, ещё имелось множество металлических чаш-светильников, в которых негромко шипело жёлтое газовое пламя: в зале было хоть и сумрачно, но разобрать, где что находится, Семён мог. Во всяком случае освещения хватало, чтобы не налететь в потёмках на какой-нибудь ящик или не пропороть ногу гвоздём.
Посреди зала, на чёрном возвышении, стоял хрустальный гроб. Нацеленный на необычную домовину луч единственного потолочного светильника был узконаправленным и ничего более не освещал; гроб сиял как витрина ночного супермаркета.
– Мар, – тихонько позвал Семён, – ты никакой засады не видишь?
– Вроде всё в порядке, – неуверенно ответил медальон. – Никого и ничего… Кроме смертного сундука, разумеется: там кто-то лежит. Дохлый кто-то… И магией оттуда тянет, от той стекляшки! Сильной магией… Ты уж будь поосторожнее, плохое это место. М-м, давай я на всякий случай невидимость включу?
– Давай, – Семён осторожно, на цыпочках, направился к хрустальному гробу.
Колпак невидимости, накрывший Семёна от макушки до пола, несколько искажал перспективу и слегка затемнял без того слабое освещение, потому Семён один раз чуть не налетел на битый ящик, но в последний момент всё же смог увернуться; смертный сундук, как его обозвал Мар, был окружён невероятным количеством хлама. Словно кто-то решил забаррикадировать гроб всяческим мусором от нежелательных посетителей.
– Наверное, экспонаты вывозили, – прошептал Семён, обходя очередной завал, – в срочном порядке. Как дед-угловик и предупреждал. А гроб на завтра оставили… Почему?
– Хрен его знает, – отозвался медальон. – Может, он неподъёмный какой? Или с ним особое обращение нужно… Э, какое нам дело до этого: берём палку и сразу же сваливаем, нечего нам задерживаться! Больно уж гнусное заведение, – Мар цыкнул, словно сквозь зубы сплюнул. – Не располагает к душевному комфорту.
– Эт-точно, – согласился с медальоном Семён. – Никакой радости, сплошная тоска и разрушение… Вешаться здесь славно. Включить «Реквием» Моцарта, послушать минут пять и повеситься на ближайшей чашке с огнём, в знак согласия с композитором. Типа положительной критики.
– Тут мертвяков и без самодеятельных критиков хватает, – уныло сказал Мар. – Вон, лежит красавчик… И кадуцей в руках держит. – Семён остановился возле гроба.
Возвышение оказалось узким дубовым столом, покрытым длинной чёрной скатертью; в хрустальном ларе, сложив руки на груди, лежал хорошо сохранившийся мужик бандитской внешности, с бритым черепом и густой бородой-лопатой, в серой долгополой сутане. В руках у мужика был зажат зелёный жезл, по виду вылитая милицейская палочка-выручалочка – вроде той, которой оснащены все гаишники. Казалось, что мужик вот-вот откроет глаза, откинет прозрачную крышку гроба и, обличительно грозя Семёну той палкой, потребует у него для начала водительские права, а после и какой другой документ, разрешающий всяким посторонним находиться в разорённом зале.
– Ну-с, и где та надёжная магическая охрана? – Семён медленно пошёл вокруг стола, приглядываясь и к гробу, и к самому столу: пока что никакой защитной магии не наблюдалось. Вообще.
– Знаешь, Мар, – озадаченно сказал Семён, завершив осмотр и вернувшись на прежнее место, – а ведь нету никакой колдовской защиты! Очень это меня настораживает…
– Ловушка! – категорично заявил медальон. – А дохляк в гробу – наёмный зомби-убийца. Ты крышку приоткроешь, а он тебя хрясть по лбу своей кадуцеиной и все мозги на пол. Что я, с зомбями не сталкивался, что ли? Вон, вроде давно мёртвый, а всё ещё свежий как огурчик. Лежит и, небось, коварные планы насчёт всяких черепно-мозговых травм строит… У, подлюка! Станса Ксанса на тебя с топором нету, начальника из зомби-филиала. – Мар крепко выругался.
– Погоди лаяться, – Семён взялся за крышку гроба. – Может, на самом деле он совсем мёртвый и неопасный! Проверить сначала надо, – Семён осторожно приподнял тяжёлую крышку, подождал немного – никакого шевеления в гробу не случилось – и, поднатужившись, поднял хрустальный верх. Крышка повернулась на хрустальных же петлях и остановилась в вертикальном положении; Семён на всякий случай резво подался от гроба в сторону.
Постояв с минуту на месте и убедившись, что ничего опасного не произошло – не завыла сигнализация, не появились разъярённые сторожа или наряд полиментов из вневедомственной охраны, да и сам подозрительный покойник так и продолжал лежать по команде: «Смирно! Всем умереть!» – Семён подошёл к открытому гробу и остановился в нерешительности.
– Чего тянешь, – забеспокоился Мар. – Думать о смысле жизни после будешь, на досуге, под пиво и воблу. Хватай палку и ходу отсюда, ходу!
– Погоди ты суетиться, – огрызнулся Семён, не отрывая глаз от жезла-кадуцея. – Тут такая, понимаешь, загогулина выходит…
– Где?! – всполошился медальон, – где выходит? Из носа? Изо рта лезет? Ничего не вижу! Ты уверен, что загогулина тебе не почудилась?
– Заткнись, – повысив голос приказал Семён: Мар немедленно заткнулся.
– Кадуцей, он абсолютно чёрный, – продолжил Семён. – На магическом плане. Такую черноту я видел только в Мире-Полигоне, когда мы от столба инферно спасались. Чёрный точь-в-точь как тот столб! Мне даже прикасаться к жезлу не хочется…
– Да? – расстроился медальон. – А что же тогда делать?
– Вот, стою и думаю, – пояснил Семён. – Прикидываю варианты. Скажи, Мар, а есть ли у тебя заклина…
Позади, в мусорной свалке, зашуршало; Семён обернулся – по мусору кто-то шёл. Кто-то, невидимый для обычного человека, не обладающего магическим зрением. Осторожно шёл, крадучись: если бы не жёсткая обёрточная бумага, попавшая под ногу невидимке, Семён не скоро бы заметил, что в зале он не один.
– Конкурент припёрся, – догадался Мар. – Ишь, крадётся… Ну, Семён, дождались мы подмоги! Сейчас всё и решится. Ты, главное, не мешай – пусть берёт кадуцей, пусть! Ежели его зомб не убьёт, и жезл ничего плохого с ним не сделает, тогда поступаешь так: бьёшь его сначала в подбородок, потом в солнечное сплетение, а после коленом в пах – нервная и осмысленная деятельность на время блокируется, мы берём кадуцей и гордо уходим за тысячью золотых… Надеюсь, ты видишь конкурента?
– Вижу, – еле слышно ответил Семён.
По залу, в направлении к хрустальному гробу, двигалось бирюзовое облачко, окутывающее тёмный человеческий силуэт – нерезкий, расплывчатый. Но, невзирая на расплывчатость, было видно, что человек ростом с Семёна, худощав и достаточно ловок: ящики и прочий хлам он огибал легко и грациозно, словно танцуя.
Семён отступил в сторону – незнакомец подошёл к гробу и остановился. Судя по тому, что невидимка стоял, оглядываясь по сторонам и не предпринимал никаких действий, таинственный конкурент был в растерянности – наверное, его смутила поднятая на гробе крышка. Семён осторожно пододвинулся ближе: он вовсе не собирался дать человеку бестолково погибнуть, пусть и конкуренту, – а то, что жезл смертельно опасен, в этом Семён ни капли не сомневался, нельзя такую чёрную штуковину голыми руками брать, – и чуть не закашлялся от неожиданности: от незнакомца пахло духами. Хорошими женскими духами, чем-то вроде знаменитой «Шанель», но несколько иначе. Хотя и не менее приятно.
– Он, гад, ещё и бабским одеколоном мажется! – изумился медальон. – Тем более в ухо ему, в ухо! То есть в челюсть. Но когда жезл возьмёт, не раньше. – Мар, посчитав инструктаж законченным, притих в ожидании.
Незнакомец склонился над гробом и протянул к жезлу руки.
– Стой, дурак! – Семён крепко схватил невидимку за плечо. – Не трогай, убьёт! – Человек вздрогнул, отпрянул от гроба и… И упал. Семён еле успел подхватить обмякшее тело.
– Что там? – забеспокоился Мар. – Чего он? С испугу помер? Вот незадача… Ты, Семён, поспешил однако. Вот учишь тебя, учишь, как надо грамотно поступать, а ты всё одно по-своему! Как мы теперь кадуцей сопрём? – закручинился медальон. Семён не ответил: положив незнакомца на пол, он осторожно похлопал того по щекам, пытаясь привести в чувства; под руку попались длинные волосы. Крякнув от изумления, Семён легонько провёл рукой по груди отключившегося с испугу конкурента – это была девушка. Без всяких сомнений.
Пальцы Семёна наткнулись на металлическую бляшку, лежавшую на груди девушки; круглая железка была прикреплёна к цепочке. Едва Семён прикоснулся к металлическому кругляшу, как бирюзовое облачко заморгало: Семён сжал бляшку в кулаке и облачко, делавшее нежданную посетительницу невидимой, исчезло. Семён разжал пальцы – бирюзовое сияние больше не появилось – и, отпустив кругляш, выпрямился.
– Ба! – радостно завопил Мар. – Узнаю! Узнаю кулон-плетёнку и камушек на полтора карата! Вон, и глаза с ресницами тоже на месте… Семён, да это же та самая девица из ресторана! Конкурентиха, чтоб я поржавел! Ха, мне всё ясно – никакая она не надзирательница, и это хорошо, а то я уж подумал… Да фиг с ним, чего я там сам себе понапридумывал, главное – она из наших, из своих! Фу, гора с плеч… Глянь-ка, глянь! Одета также, как и ты, в трико и мягкие туфли. Сговорились вы, что ли?… Ого! У неё на руках перчатки! Серебряные, надо же… То-то она так смело к нефритине потянулась.
– Выключи невидимость, – указал Семён, присаживаясь на корточки рядом с девушкой.
1 2 3 4 5 6