– Привет, Тим. Как дела? – рассеянно отозвался Мальком.
– Отлично. А вы? Проблем нет, я надеюсь. – Он бегло взглянул на Флейм, словно адресуя ей свою последнюю реплику, обеспокоенный тем, не возникло ли непредвиденных осложнений с крупнейшим клиентом агентства.
– Никаких, – заверил его Мальком.
– Хорошо, – он вздохнул с видимым облегчением, и его широкая улыбка стала менее фальшивой.
Мужчины несколько минут поболтали о делах, после чего Мальком закончил разговор:
– Прошу прощения, Тим, но у меня назначена еще одна встреча. – Он посмотрел на Флейм. – Пообедаем вместе на следующей неделе. Моя секретарша позвонит и сообщит тебе день, – сказал он так, словно то, что она найдет для него время, подразумевалось само собой. И, конечно, так оно и было.
В тот вечер, одна у себя в квартире, Флейм еще раз просмотрела пачку документов, присланных Хэтти. Когда она дошла до фотокопии собственного свидетельства о рождении, то задержала его в руках, вглядываясь в имя, которым ее нарекли, – Маргарет Роуз. Ее губы тронула улыбка, мягко заигравшая в уголках рта. Единственный, кто ее так называл, была мама.
Для всех остальных она всегда была Флейм.
Но только не для мамы. Для мамы – никогда.
Ее взгляд скользнул на сумочку, лежавшую открытой на стеклянном столике рядом с креслом. После некоторых колебаний Флейм извлекла из нее маленькую пудреницу – мамин подарок на тринадцатилетие.
«Особое событие требует особого подарка», – любила говорить мама.
А этот был действительно особенный. На пудренице была изображена ваза с букетом маргариток и роз. Где-то когда-то ее мать прочла или услышала, что по-французски Маргарет означает «маргаритка».
Отец же, погладив в очередной раз ее ослепляюще-рыжие волосы, пошутил, что свеча с высоким пламенем была бы куда уместнее, но мама нашла это замечание не очень-то остроумным.
Мама, по-видимому, считала, что со временем Флейм избавится от своего прозвища.
Однажды – Флейм уже не помнила, когда именно – мама сказала ей, что выбрала имя Маргарет Роуз за его гордость и достоинство, которые ей импонировали.
Разумеется, Флейм считала его ужасно старомодным и всякий раз поеживалась, когда мама называла ее Маргарет Роуз.
Сейчас никто ее так не называл, никто, кроме Хэтти Морган.
Зазвонил телефон.
– Легка на помине, – пробормотала Флейм, подходя к телефону. Прижав трубку к плечу, она сунула пудреницу обратно в сумочку. – Да, алло!
– Флейм? Это Ченс.
– Ченс, какой приятный сюрприз. – Она придвинула трубку ко рту, взяв ее обеими руками.
– Правда? – Было слышно, что он улыбается. – У меня высвободилось несколько минут перед началом встречи, и я решил позвонить, чтобы справиться о твоих планах на выходные.
– Я надеюсь, что… у нас будут общие планы, – она улыбнулась собственной беззастенчивой навязчивости. – Ты прилетишь?
– Вообще-то расстояние порядочное. Но придется, чтобы только забрать тебя с собой.
– Куда мы едем?
– Секрет.
– Это несправедливо, – запротестовала Флейм. – Я же должна знать, что мне взять с собой. Хотя бы намекни: мне понадобятся лыжи или купальник?
– Купальник. И может быть, простое вечернее платье и что-нибудь, чтобы набросить сверху.
– И все?
– Об остальном догадайся сама.
– В таком случае я захвачу с собой какую-нибудь вещицу из черного кружева. – Она улыбнулась в трубку.
– Совсем ничего – тоже подойдет, – многозначительно добавил Ченс. – Я пришлю за тобой машину на работу к четырем часам. Хорошо?
– Я буду готова.
– Я тоже.
15
Когда лимузин въехал на бетонированную площадку, заправочная машина откатила от сияющего белого самолета «Гольфстрим» с монограммой «Стюарт корпорейшн», золотом выгравированной на фюзеляже. Флейм почти тотчас же увидела Ченса – он стоял у крыла с одним из членов экипажа. Заслышав звук приближающегося автомобиля, он быстро повернул голову. На долю секунды напряженно замер, затем что-то сказал своему собеседнику – человеку крепкого телосложения, и двинулся навстречу лимузину.
Когда она выходила из машины, он встречал ее у дверцы. И вновь Флейм ощутила эффект электрического разряда, заглянув в его синие глаза, а потом пьянящее тепло его губ во время медленного властного поцелуя. Когда он отстранился, Флейм оглядела его дерзкие черты, такие тонкие и резкие одновременно. Флейм со страхом гадала, испытает ли она тот же прилив чувств, когда снова увидит его, не изменилось ли что-то за минувшую неделю. Но нет, ничего не изменилось. Ее пульс бился так же бешено, и дыхание перехватывало от того же необъяснимого волнения. Но то были физические, легко распознаваемые проявления. Гораздо труднее поддавалось определению сильное эмоциональное влечение, ликование, словно при возвращении домой – то самое, которое подпадает под диагноз «любовь».
Бороздки на его щеках углубились, выдавая улыбку, хотя губы остались почти неподвижными.
– Ну, здравствуй.
Удивительно, как много можно сказать таким вот ласковым тихим приветствием.
– Ну, здравствуй, – прошептала она в ответ.
Она бы с радостью прижалась к нему, но его взгляд в сторону напомнил ей о том, что они не одни.
Слегка обернувшись, Флейм увидела, как шофер вынул из багажника два ее чемодана и передал их второму человеку в летной форме, моложе и стройнее первого, с ярко выраженными чертами латиноамериканца.
– Хуан Эйнджи Кордеро, – представил его Ченс, полностью назвав испанское имя. – Но мы зовем его Джонни Эйнджел. В кабине его место справа. Джонни, познакомься, Флейм Беннет.
– Рад приветствовать вас на борту, мисс Беннет, – отозвался он на безупречном английском, восторженно глядя на нее горячими темными глазами.
– Спасибо.
– А это наш главный пилот, Мик Донован, – сказал Ченс, указывая на подходившего к ним мужчину, того самого, с которым он разговаривал, когда она подъехала. – Флейм Беннет.
– Здравствуйте, капитан.
Она сразу отметила, что его сильные широкие черты словно скопированы с гравюры, выполненной спокойными и сдержанными линиями. Его лицо внушало доверие, а чуть тронутые преждевременной сединой виски усиливали это впечатление.
– Мисс Беннет… – Уголки его рта приподнялись в легкой дружелюбной улыбке, а прозрачно-голубые глаза смотрели ласково. – Я только что получил прогноз погоды. Похоже, я могу обещать вам приятный полет.
– Понятно. Куда? – спросила она.
Он в нерешительности бросил беглый взгляд в сторону Ченса, потом улыбнулся.
– В рай, мисс Беннет. В рай по-стюартовски.
– Ты так и не скажешь мне, куда мы направляемся, а, дьявол?! – В ее глазах читался легкий упрек.
– Пусть это будет для тебя сюрпризом. – Он улыбнулся ей и обратился к пилоту:
– Все готово?
– Как только Джонни разместит багаж мисс Беннет, мы будем готовы отбыть по вашему первому слову.
– Тогда пошли. – Положив ей руку на талию, он повел ее к ожидавшему самолету.
В этот момент Флейм показалось, что она видит ястребиный профиль, преследующий ее вот уже на протяжении десяти дней. Она еще раз посмотрела на мужчину, направлявшегося к диспетчерской частной авиакомпании. С такого расстояния она не могла сказать наверняка, что узнала его, однако ей стало не по себе.
Поначалу она отмахнулась от шпика, как от назойливой мухи, думая, что все это организовал Мальком. Но она ошибалась. Она понятия не имела, кто же все-таки за этим стоит. Может, и никого. В городе полно сумасшедших, и не исключено, что этот – один из них. А такая вероятность пугала еще сильнее.
Она что-нибудь предпримет, когда вернется, но не сейчас. Ей не хотелось, чтобы ее уик-энд с Ченсом был отравлен чем-то или кем-то. Тем более что она даже до конца не уверена, тот ли это человек. Ей могло померещиться. Да и по пути в аэропорт зеленого седана позади не было. Это точно. Улыбаясь, она подошла с Ченсом к трапу.
Частный самолет всегда предполагает определенную роскошь интерьера, однако элегантнейший салон явился для Флейм неожиданностью.
Стены были покрыты замшей цвета бледной слоновой кости. Тот же оттенок повторялся в обивке вращающихся кресел, но уже с добавлением нитей цвета морской волны и парижской лазури. Это сочетание цветов служило выгодным фоном для множества скульптур, составленных здесь и незаметно закрепленных; среди них были работы Бранкузи, Джакометти и Мура.
Коллекция являла собой поистине созвездие имен скульпторов двадцатого века. В то же время не было ощущения излишней, показной роскоши. Напротив, возникало впечатление изысканности.
– Нравится? – Ченс стоял сзади, обхватив ее за руки и дыша ароматом ее волос.
– Невероятно. Здесь чувствуешь себя как… в маленькой гостиной частного дома – удобной, красивой, предназначенной для отдыха и удовольствия.
– Дело в том, что это и есть мой второй дом, – признался он. – Неизвестно, где я провожу больше времени – здесь или в Талсе. – У них за спиной раздался звук поднимающегося трапа, затем – мягко закрывающейся двери. – Нам лучше сесть, – заметил Ченс. – Мик не любит мешкать после того, как ему дадут зеленый свет. Когда мы взлетим, я проведу тебя по моему «дому вдали от дома».
– Замечательно.
И действительно, вскоре после того, как они набрали высоту, Ченс показал ей самолет. Интерьер являл собой восхитительное сочетание сдержанной роскоши, компактности и современной техники. Тонкая кожа, того же бледно-кремового оттенка, что и замша на стенах, обтягивала кофейный столик, который нажатием кнопки превращался в стол для совещания. Помимо оснащенного всем необходимым уголка для отдыха, здесь же находился персональный компьютер, с помощью которого Ченс мог по факсу передавать информацию в свою штаб-квартиру в Талсе и постоянно находиться в курсе деловых операций.
А содержимое небольшой буфетной, как сообщил ей Ченс, позволяло полностью накрыть стол на восемь персон. Шкафы в буфетной были обтянуты такой же кожей цвета слоновой кости, что и столы в основном салоне; здесь был столовый сервиз итальянского фарфора и набор серебра, а также достаточное количество полотняных скатертей и салфеток.
Туалетная комната являла собой то же сочетание замши и кожи с прожилками цвета морской волны и парижской лазури, а на полу лежал золотистый ковер.
Наконец, Ченс провел ее в хвостовой отсек самолета, отделенный от буфетной и салона дверью. Оглядывая небольшой служебный отсек, Флейм заметила двустворчатый стенной шкаф рядом с обтянутым кожей столом, также вмонтированным в стену. Движимая любопытством, она распахнула дверцы. Весь кронштейн был увешан плечиками с мужскими костюмами, спортивными куртками, пиджаками и брюками.
– Я держу на борту полный гардероб, – пояснил Ченс.
– Как удобно! – Она закрыла дверцы и теперь рассматривала мягкий диван с бархатистой обивкой цвета парижской лазури.
– Таким образом я избавлен от необходимости без конца укладывать и разбирать чемоданы, – сказал он. И добавил: – Диван раскладывается в двуспальную кровать.
– А это еще более удобно, – насмешливо произнесла Флейм, присоединившись к нему уже в дверях.
– Во время международных перелетов особенно, – обнимая ее шею обеими руками под волосами, он смотрел на нее нежно и в то же время по-хозяйски. – Ты представить себе не можешь, как я скучал.
Услышав хрипотцу в его голосе, она с легкостью призналась:
– А ты не можешь себе представить, как скучала я.
Она запрокинула назад голову, и он сразу же отыскал губами ее рот. В тот же миг Флейм ощутила разлившееся по телу тепло, которое он так умело вызывал даже тогда, когда их тела почти не соприкасались.
– Мне надо было бы устроить все так, чтобы продлить полет, – сказал он, с явной неохотой разжав губы и приблизив их к уголку ее рта. – Тогда у нас было бы время убедиться, что эта кровать годится не только для того, чтобы спать.
– Это означает, что мы уже почти прилетели? – Она положила ему руки на грудь, под пиджаком чувствуя тепло его стройного мускулистого тела.
– У нас в запасе еще около часа, может быть, больше. – Он с усилием отстранился от нее. – Но после целой недели ожидания я не хочу никакой спешки. Я хочу любить тебя в свое удовольствие.
– Но любовь наспех может быть только закуской, – изрекла Флейм, глядя на него без смущения, откровенно маня взглядом. – Разве ты не подаешь своим гостям закуску, прежде чем угостить их основным блюдом?
– Только я хочу и то, и другое в один присест. – Половинка его рта изогнулась в улыбке.
Со вздохом она опустила глаза на его рубашку и, забравшись рукой под галстук, провела по ряду пуговиц.
– Вряд ли ты сможешь ускорить полет.
– К сожалению. – Он мягко усмехнулся и поймал ее запястье.
– Мечтать никогда не вредно, – сказала она, покорно отправившись за ним в салон. Но, вспомнив боль утраченных иллюзий, оговорилась: – Во всяком случае, почти никогда.
– Обязательно надо мечтать, – откликнулся Ченс. – Иначе твои мечты не сбудутся.
– А твои мечты сбываются? – полюбопытствовала она.
– Некоторые – да. Над осуществлением иных я все еще бьюсь.
– Например? – Она попыталась угадать, о чем он мечтает.
– Чтобы этот самолет летел быстрее!
Она одобрительно засмеялась.
16
Солнце висело низко, озаряя облака на горизонте, когда самолет коснулся частной посадочной полосы на западном побережье Мексики. О том, что это Мексика, Флейм догадалась по тому, что они взяли курс на юг от Сан-Франциско – прибрежные горы находились слева, а Тихий океан – справа. Ченс подтвердил ее догадку в отношении Мексики, но и только.
Рядом с беговой дорожкой среди пальм и зарослей бугенвилеи стояло небольшое открытое сооружение. Когда самолет выруливал по посадочной полосе, Флейм заметила надпись на здании, которое явно было аэровокзалом. Однако надпись промелькнула слишком быстро, а ее познания в испанском были слишком ограничены. А потому она так и не узнала, где они находятся. Впрочем, это ее не беспокоило.
Напротив, налет таинственности лишь возбуждал ее интерес и усиливал приятное волнение в предвкушении выходных вдвоем с Ченсом.
На асфальте их уже ждала машина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56