— Плащишка на нем добрый, — сказал второй. — За такую шкуру можно получить хорошую цену.— Сейчас он ее получит, — ответил его спутник. — Подойди к нему осторожно. А я попробую зайти сзади. Говорят, коль эти лопари побегут, их никак не догонишь. Да улыбайся же!Они подходили, вожак лицемерно улыбался, отчего становилось только заметней, что из его носа в виде луковицы капало, и тонкая струйка стекала по его тяжелым усам и бороде.Я ждал, пока они не окажутся в нескольких шагах от меня, а потом произнес отчетливо:— Привет вам. Эта медвежья шкура не продается.Оба замерли на месте. От удивления как будто дар речи утратили.— Равно как те меха, на связке которых я сижу, — продолжал я. — Ваши меха лежат вон там. Это справедливая мена за товары, что вы оставили.Оба пришли в себя, осознав наконец, что я говорю на их родном языке.— Откуда ты свалился? — спросил вожак воинственно, по ошибке приняв меня за купца-соперника. — Это наше место. Никто сюда не лезет.— Я пришел вместе с мехами, — сказал я.Сначала они мне не поверили. Потом увидели следы лыж моих спутников-саами. Следы явно шли от опушки безмолвного леса и возвращались обратно. Потом торговцы заметили мою саамскую меховую шапку и башмаки из оленьей кожи, которые сшила мне Аллба.— Мне нужно добраться до берега, — сказал я. — Я хорошо заплачу.Торговцы переглянулись.— Сколько? — напрямик спросил тот, с сопливым носом.— Две шкурки куницы — одна другой пара, — предложил я.Должно быть, предложение это было щедрое, потому что оба разом кивнули. Потом вожак обратился к своему спутнику и сказал:— Слушай, давай посмотрим, что они нам оставили, — и начал рыться в мехах, оставленных охотниками саами.Явно удовлетворенный, он повернулся к своему лагерю и издал оглушительный рев. Из чащи появилась серая вереница людей. Четыре человека, закутанные в грязную и рваную одежду, пробирались на маленьких квадратных снегоступах, привязанных к ногам, волоча за собой грубые сани. Это были те, кого мои спутники-саами назвали «людьми-оленями», носильщики и тягло торговцев пушниной. Они грузили сани, а я понял, что этим пришибленным рабам известно лишь несколько слов из языка их хозяев. Каждое приказание сопровождалось пинками, ударами и простыми жестами, показывающими, что нужно сделать.Два торговца пушниной, Вермунд и Ангантюр, сказали мне, что собирают меха в пользу их товарищества. Этим же словом йомсвикинги обозначали свое воинское братство, однако в устах торговцев пушниной смысл его совершенно был извращен. Их братство-товарищество — кучка торговцев, которые дали клятву помогать друг другу и делиться доходами и тратами. Но очень скоро стало ясно, что Вермунд и Ангантюр оба готовы обмануть своих товарищей. Куньи шкурки, мою плату, они потребовали вперед и спрятали их среди своих вещей, а когда мы добрались до места встречи с торговым товариществом в городе Альдейгьюборге, они как-то забыли упомянуть об этих лишних мехах.Никогда в жизни я не видывал столько грязи, сколько в Альдейгьюборге. Куда ни пойди, всюду грязи почти по щиколотку, в первой же луже я оставил оба башмака Аллбы, и мне пришлось купить пару тяжелых сапог. Выстроенный на болотистом берегу реки, Альдейгьюборг стоит в той стране, которую норвежцы называют Гардарики, стране крепостей, а сам он служит воротами в земли, простирающиеся к востоку на невообразимое расстояние. Это место окружено бескрайними лесами, так что все дома там строятся из дерева. Стволы валят, бревна обтесывают и складывают в срубы, на кровлю идет деревянная дранка, и высокие частоколы огораживают двор каждого дома. Дома же строятся где попало, и нет там главной улицы, и ни пройти там, ни проехать почти невозможно. Кое-где уложены на землю бревна, вроде настила, но весной эти настилы тонут в зыбкой почве и от дождей становятся осклизлыми. Повсюду стоят лужи от помоев, выливаемых с дворов. Нет ни единой канавы, и когда я был там, каждый хозяин пользовался своим двором как отхожим местом и свалкой и никогда не вычищал грязь. В результате город вонял и гнил в одно и то же время.Но все же Альдейгьюборг поражал воображение. Вереницы лодок постоянно прибывали и причаливали к берегу, к сходням. А нагружены они были товарами из северных лесов — мехами, медом, пчелиным воском, либо приобретенными задешево в обмен, которому я сам был свидетелем, либо, чаще, прямым вымогательством. Ватаги тяжело вооруженных торговцев отправлялись в отдаленные края и требовали дань с лесных обитателей. А еще зачастую они обязывали туземцев снабжать их носильщиками и гребцами, так что покрытые грязью улицы Альдейгьюборга кишели полянами, кривичами, берендеями, северянами, печенегами и чудью, а также людьми из племен столь неведомых, что у них и названий нет. Немногие из них торговали от себя, большинство же были холопами — рабами.При столь алчном и пестром населении Альдейгьюборг был местом беспокойным. По видимости город подчинялся князю, высшему правителю, сидящему в Киеве, большом городе в нескольких дневных переходах к югу, и править Альдейгьюборгом князь ставил членов своей семьи. Однако истинная власть находилась в руках торговцев, особенно же тех, кто был лучше иных вооружен. Этих обычно называли варягами. Я и сам позднее с гордостью носил это прозвание, но первые встреченные мною варяги вызывали у меня отвращение своими повадками. То были совершеннейшие негодяи. В основном выходцы из Швеции, они приезжали в Гардарики, чтобы нажить состояние. Они приносили присягу — клятву, которая объединяла их в товарищества — и становились сами себе законом. Иные нанимались торговцами к тому, кто готов был платить больше; иные же вступали в товарищества, которые только для вида занимались торговлей, а на самом деле были разбойничьими шайками. В мою бытность там самым известным из товариществ было то, к которому принадлежали Вермунд и Ангантюр, и ни одного варяга не страшились так, как их предводителя, Ивара по прозвищу Безжалостный. Вермунд и Ангантюр столь страшились его, что, едва мы пришли в Альдейгьюборг, они немедля повели меня к своему предводителю, дабы отчитаться перед ним и получить одобрение всему, что они сделали.Был у Ивара дворец — одно название, что дворец, — обширное хранилище рядом с причалами. Как и все постройки в Альдейгьюборге, оно было одноярусным, хотя и самым обширным среди прочих. У входных ворот бездельничали два нечесаных стражника, проверяя всякого входящего, отбирая любое оружие, какое только находили, и требуя мзду за проход. Меня провели по грязному двору в палаты Ивара — вот где была воистину варварская грязища. Единственный покой был убран по образу, как я узнал позже, излюбленному у правителей народов восточных. Богатая парча и ковры, все больше с красными, черными и синими узорами, висели на стенах. Подушки и диваны — единственная утварь, а освещалась комната тяжелыми латунными лампами на цепях. Хотя день был в самом разгаре, лампы горели, и в палате пахло свечным воском и несвежей пищей. Объедки на подносах, лежащих на полу, ковры в пятнах от пролитого вина и кваса — здешнего пива. Находились там с полдюжины варягов, одетых в приметные мешковатые штаны и препоясанные свободные рубахи. Они стояли или сидели на корточках у стен комнаты. Иные играли в кости, иные лениво переговаривались, но все старались показать, что каждый из них приближен к предводителю.Сам же Ивар относился к тем примечательным людям, чье присутствие вызывает немедленный страх. В своих странствиях я встречал куда более сильных, видел я и таких, кто умел вызвать страх угрожающими жестами или жесткой речью. Ивар же навязывал свою волю, просто излучая угрозу, и делалось это как-то само собой, не умышленно и без усилий. Было ему между сорока и пятьюдесятью годами, был он низкого роста и кряжист, как борец, хотя вид имел щегольской — бархатная туника цвета ржавчины и шелковые штаны, а на ногах желтые сапоги мягкой кожи, отороченные мехом. Короткие сильные руки с маленькими кистями завершались пальцами, похожими на обрубки и украшенными дорогими перстнями. Весь он был круглый и плотный. Кожа цвета старой моржовой кости имела оттенок, говорящий о смешанных кровях — отчасти северных, отчасти азиатских. Глаза темно-карие, а густую свою бороду он умащал и холил, отчего она лежала поверх туники, как блестящий черный зверек. Голова же у него была обрита начисто, кроме единственной пряди, которая свисала сбоку длинным локоном и доходила до левого плеча. Похоже, это считалось знаком королевского достоинства, на которое притязал Ивар. А еще я обратил внимание на его правое ухо. Оно было украшено тремя запонками — две жемчужные и между ними — один крупный бриллиант.— Так это ты залез в чужое владение? — вопросил он, драчливо набычив голову, словно собирался вскочить с дивана и сбить меня на пол.Я оторвал взгляд от его ушных запонок.— Не понимаю, о чем ты говоришь, — спокойно ответил я.От варягов, сидевших у меня за спиной, донеслось удивленное шушуканье. Они не привыкли, чтобы к их господину обращались таким образом.— Мои люди донесли, что ты собирал меха у лопарей в местах, где с ними имеет дело только мое товарищество.— Я не собирал меха, — ответил я. — Мне их подарили.Свирепые карие глаза уставились на меня. Но в них я заметил ум.— Подарили? За просто так?— Вот именно.— Как это произошло?— Я прожил среди них зиму.— Невозможно. Их колдуны заставляют свой народ исчезать, когда к ним приближается чужак.— Колдун пригласил меня остаться.— Докажи.Я окинул взглядом комнату. Остальные варяги походили на свору голодных собак, ждущих подачки. Они полагали, что их предводитель попросту уничтожит меня. Двое прекратили игру в кости, а кто-то, прежде чем я успел ответить, в наступившей тишине громко сплюнул на ковер.— Дай мне игральную кость и поднос, — проговорил я как можно небрежнее.Объедки смахнули с тяжелого латунного подноса, и я жестом велел поставить его на ковер передо мной. Я молча протянул руку к игрокам, и мне тут же подали костяшку. Восседавший на диване Ивар напустил на себя скучающий вид, словно ему все уже стало ясно. Я же был уверен, что он ждет — ждет, что я использую колдовство при метании костей. Вместо этого я попросил еще несколько костяшек. Опять послышался шепот любопытства. Каждый варяг отдал свой набор, и я положил двенадцать костей на поднос, расположив их в виде квадрата, три на три. Первую в верхнем ряду я положил четверкой вверх. Две следующие костяшки я положил так, что вместе они составили число девять. Второй ряд я начал с тройки, а дальше следовали пятерка и семерка. В последнем же ряду выложил восьмерку, единицу и шестерку.В результате это выглядело так: 492357816 Проделав это, я, не говоря ни слова, отошел в сторонку. Настало долгое-долгое молчание. Все были в недоумении. Надо полагать, они ожидали, что кости начнут двигаться сами собой или возьмут и загорятся. Они долго и пристально глядели на кости, потом на меня, и все равно ничего не происходило. Я же смотрел прямо на Ивара, бросая ему вызов. Это он должен был увидеть волшебство. Он же глянул на кости и нахмурился. Потом глянул еще раз, и я заметил в глазах его вспышку понимания. Он посмотрел на меня, и мы друг друга поняли. Эту игру я выиграл. Я польстил его темному уму.Его же прислужники так ничего и не поняли. Никто не осмелился задать вопрос своему господину. Они слишком боялись его.— Ты хорошо учился, — сказал Ивар.Он понял магию квадрата: как ни считай — в любом ряду и по обеим диагоналям результат будет один — пятнадцать.— Мне сказали, что ты скоро отправляешься в Миклагард, — сказал я. — Мне бы хотелось отправиться с тобой.— Коли ты в торговле так же искусен, как в счисленьи, от тебя может быть польза, — ответил Ивар. — Но все же ты должен убедить моих людей.Варяги, все еще недоумевая, забирали свои кости с подноса. Я остановил одного из них, когда тот забрал свои кости.— Я поставлю на нее. Большая выиграет, — сказал я.Варяг ухмыльнулся, потом сделал бросок. Я не удивился, когда, упав, они показали двойную шестерку. Кости, конечно же, были утяжеленные, и мне подумалось — сколько же раз он выигрывал, надувая соперника. Больше двенадцати выбросить невозможно. Я взял его две кости, делая вид, будто собираюсь бросить их на поднос, да вдруг передумал. Одну костяшку я отложил в сторону, а взамен взял другую из кучки. Эта была потраченная, видавшая виды костяшка. Старая и вся в трещинах. Я решил воспользоваться не колдовством Рассы, а кое-чем иным, чему научился, живя среди йомсвикингов. Взяв обе кости в руку, я сильно прижал одну к другой и почувствовал, что старая костяшка начинает расщепляться. Вознеся безмолвную молитву Одину, я метнул обе костяшки на поднос изо всех сил. Одни, придумавший игру в кости для развлечения людей, услышал мою мольбу. Две кости ударились о медный поднос, и одна из них развалилась надвое. Фальшивая костяшка моего противника опять упала шестеркой кверху, зато другая показала шестерку и двойку.— Я выиграл, так мне кажется, — сказал я, и остальные варяги разразились грубым хохотом.Варяг же, которого я обыграл, насупился и замахнулся, собираясь прибить меня, однако Ивар рявкнул:— Фрогейр! Хватит!Фрогейр схватил свою кость и отошел, разъяренный и униженный, и я понял, что нажил опасного врага.Товарищество только и ждало возвращения Вермунда с Ангантюром, чтобы без промедления отправиться в Миклагард. Всего в товариществе я насчитал девять варягов, включая Ивара, и около трех десятков холопов, бывших гребцами на легких речных ладьях, нагруженных кипами пушнины. Иные из варягов взяли с собой своих женщин для стряпни и обслуги, и было ясно, что эти несчастные были отчасти рабынями, отчасти наложницами. Ивара же в соответствии с его положением сопровождали три женщины да еще двое его сыновей, пареньков не старше семи-восьми лет, которых он необычайно любил. И, в конечном счете, набралось полсотни человек с лишним.Чтобы попасть в Миклагард через Киев, нужно было плыть вверх по реке, и я удивился, когда наши ладьи, отойдя от речного причала, направились в другую сторону, вниз по течению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48