Казалось, земля вот-вот разорвется, и болото поглотит незваных пришельцев.
– За мной, почтенные собратья мои! – крикнул отшельник, и тройка дружинников отчаянно рванула за Радживом в глубь острова. Главное было уйти из ловушки, где непонятное землетрясение грозило уже задышавшей в лицо смертью. Они перевели дух только на противоположной стороне острова. Пот застилал им глаза, а от пережитой опасности всех, кроме старца, Кузнецова и Задова, била нервная дрожь.
За эти минуты небо успело затянуться полностью тяжелыми тучами, а на болото невесть откуда опустился густой туман. Над лежащим вокруг мхом поднимались струйки желтоватого пара, и в вонючем воздухе появился запах горького миндаля. Где-то за пеленой тумана послышались протяжные и злобные стоны, перемежаемые рычанием. Стоны и рычание раздались уже совсем близко. Можно было различить, что душераздирающие звуки издает не животное, а женщина.
Из тумана плавно выплыла массивная тень, принявшая очертания женщины с красивым лицом, слепыми глазами и загадочной улыбкой на губах. У нее было шесть рук: две сложены на груди, две согнуты в локтях и подняты вверх, а еще две угрожающе вытянуты вперед. В вытянутых и поднятых руках великанша сжимала изогнутые мечи, похожие на косы. На шее болталось ожерелье из человеческих черепов.
– Это не Мбем-бе! – возмутился бек, болезненно переживавший любой обман.
– Однако я не так как-то представлял свою смерть, – мрачно оценил обстановку Кузнецов, расстегивая кобуру без энтузиазма и уверенности.
Батыр тем временем лихо сбросил с плеч вещмешок и, отстегнув саперную лопатку, начала торопливо окапываться. До воды он докопался быстро, поэтому тут же остановился и, твердо сжав шанцевый инструмент в руках, решил продать свою жизнь подороже.
– Что делать-то будем, старый? – обреченно спросил бледный Задов, обернувшись к отшельнику и трясущимися руками пытаясь прикурить папироску.
Раджив стоял с посохом в руке, и на лице его отражалось спокойное ожидание.
– Время реинкарнации, брат мой. Лично над моей жизнью волен только Шива, – ответил он. – Не противься злу насилием. И не кури: вредно. Впрочем, всем нам свойственно ошибаться.
Чудовище перевело взгляд на отшельника, подняло одну из опущенных рук и крючковатым мизинцем поманило старца к себе. Глаза шестирукой были не человеческие и не звериные – сплошные белки! Они были неестественно выпучены и часто мигали. А в довершение ко всему женщина сладострастно улыбалась. Это была застывшая мертвая улыбка хищно оскаленными острыми зубами. Продолжая манить Раджива пальцем, женщина запрокинула голову, глухо зарычала и сделала пару шагов вперед.
То, что случилось дальше, еще долго впоследствии обсуждалось в курилках отряда. Вещмешок Батыра начал дергаться и несколько раз высоко подпрыгнул на месте. С громким треском прочный брезент лопнул, и из него вылез белый грязноватый кролик с длинными ушами. Он сел на задние лапки и, щуря красные гнойные глазки, начал оглядываться вокруг. Кролик был как кролик, ничего особенного. Только очень длинные передние желтые зубы его чуть не достигали пояса. А еще у него не было передней лапки, и культю кролик бережно прижимал к своей волосатой грудке.
Чудовище изумилось, резко остановилось и опустило руки. Кролик женщине не понравился. Она неестественно покачала угловатой головой и сделала шаг назад к трясине, откуда появилась. Кролик длинными прыжками на трех лапках заскакал к ней и без лишних разговоров сразу же вцепился в ногу. Молниеносным движением великанша попыталась поразить его мечом, но промахнулась и насквозь пронзила себе ногу. Кролик высоко подпрыгнул и, вцепившись в нижний череп ожерелья, ловко полез наверх. Карабкаясь, он не забывал работать своими резцами, подбираясь поближе к горлу. Из рваных ран на груди женщины тугой струей хлестала темная жидкость. Попадая на мох, жидкость шипела, испаряясь густым желтым паром. Мох словно выгорал.
Шестирукая тщетно пыталась стряхнуть с себя длинноухого монстра. Кролик успевал увернуться, уверенно и целенаправленно подбираясь к горлу великанши. Резцы его удлинялись прямо на глазах, и без того красные глаза налились кровью, а задние лапы, раздиравшие грудь женщины, работали как шатуны. Было в исступленном кролике что-то от бормашины, бензопилы, рубанка и обезумевшей крысы одновременно. В конце концов нервы у чудовища сдали, и оно, чавкая жижей, бесследно растворилось в неподвижном тумане. Где-то далеко раздался чудовищный всплеск, тучи стали расходиться, а выглянувшее солнце подняло тяжелую завесу желтого тумана над болотом. Все произошедшее показалось бы дурным сном, если бы не выжженные пятна и развороченный мох на месте схватки. Глубокие следы огромных ступней быстро заполнялись темной водой.
Кузнецов, отшельник и Задов повернулись к беку. Тот сидел на корточках у разорванного вещмешка, суетливо перебирал лохмотья брезента и что-то нервно искал в своей небогатой рухляди.
– Ты в порядке, бек? – поинтересовался Кузнецов.
Батыр молча кивнул, продолжая копаться в обрывках, и поднял печальные глаза на Николая:
– Лапка моя куда-то пропала заячья. Латын за нее меня со света сживет.
– Малюта как-то обмолвился, что до призыва в отряд шаман был ведущим специалистом в каком-то закрытом НИИ, где занимались кролиководством, – припомнил Кузнецов, переводя взгляд на Леву. Тот кивнул:
– Я про нетрадиционное биологическое оружие тоже слышал.
Распихав вещи батыра по своим мешкам, они двинулись дальше уже по пояс в вонючей жиже, пока отшельник не свернул в едва заметный просвет между камышами. Темные стены из полированного камня выросли совершенно неожиданно. Крыша у стен отсутствовала, а сквозь огромные провалы окон просвечивало ясное небо.
– Опаньки, – тихо удивился Раджив, останавливаясь. – Гнездо Ганеши снова поднялось! Любопытно.
– В самом деле? – иронично переспросил его озлобленный Задов. – Как же это оно так, не предупредив? И кто такой Ганеша?
Бек предусмотрительно отошел в сторону, чтобы не портить себе нервы. Раджив, не обращая внимания на неуместную иронию и повышая голос, чтобы слышали все, пояснил:
– У истоков времен здесь стоял дом гиганта со слоновьей головой. Ганеша был одним из древнейших владык этого мира, и после битвы богов за эликсир бессмертия пропал. А дом ушел в болото. Все затянуло, – пояснил отшельник, благоговейно прикоснувшись к ступеньке крыльца в человеческий рост. – Но когда дом великана Ганеши поднимается – это не к добру.
– Кто бы сомневался, что не к добру, – продолжал злиться Задов. – Тут у вас вообще что-нибудь к добру случается?
Нащупывая палками дорогу под мутной водой, отряд продолжал путь. Край болота уже был виден невооруженным глазом. Внезапно отшельник остановился: внимание старика привлек кокон из тины и намотанных стеблей камыша. Старец поворошил кокон посохом, и из зеленого клубка показалась человеческая рука. Задов и бек, брезгливо морщась, освободили безжизненное тело из зеленого плена.
Незнакомец был одет в черную куртку свободного покроя и штаны, на которых были нашиты всевозможные карманы и кармашки. На голове у него был капюшон с маской, в которой были предусмотрены вырезы для раскосых глаз. На ногах – небольшие водные лыжи-плотики. Очевидно, на этих лыжах искатель приключений и хотел пересечь болото.
– Мбем-бе, – констатировал отшельник, указывая посохом на разбитую голову несчастного, – хвостом пришиб.
– Сытый Мбем-бе, – уточнил Задов, и Раджив согласно кивнул – на теле не было ни одного укуса.
– А я знаю, кто это, – надувшись от гордости, небрежно и высокомерно заметил Батыр, указывая на тело. – Баранов полгода назад читал лекцию «Наши невероятные противники» и диафильм крутил. Ниндзя это. Используются «Пасынками солнца» как наемные разведчики и диверсанты. Они особо зверски пытают пленных, читая им стихи начинающих самураев.
– Видал я таких, правда, тоже только мертвых, – задумчиво произнес Кузнецов. – На Халхин-Голе, помнится. По нашим тылам в таких балахонах пятеро шастало. Еще пружины на ноги цепляли. Допрыгались, правда, быстро. Особист наш один за водкой в аул пошел да с испугу и перестрелял всех пятерых из нагана. Его, правда, под трибунал отдали за то, что живьем их не взял. Он потом в СМЕРШе «Смерть шпионам», военная контрразведка.

кровью вину до самого Берлина искупал. Много крови пролил…
– Коля, а ты того, ничего не путаешь? – воровато оглянулся Задов. – В балахонах да на пружинах… Это же «попрыгунчики» в Питере в 1918 году прохожих так шмонали.
– Я никогда ничего не путаю. Точно. А «попрыгунчиков» еще в том же восемнадцатом чекисты постреляли.
– Вот и не всех, – насупился Задов, но уточнять, до кого именно не дотянулась ЧК, не стал.
– Мужики, да тут их целая рассада, – азартно крикнул из камышей ушедший поискать грибы бек, указывая еще на четыре кокона, лежавших неподалеку.
– Уходим, – подытожил Раджив, – у Мбем-бе запасы не залеживаются. Да и недалеко тут уже.


* * *

Какамура Тосикаге, один из лучших воинов сегуна Набонаги Покемоно, уже несколько часов тупо отрабатывал приемы кен-до – искусства владения мечом, занудно гундося любимую мантру: «Один самурай – пять ниндзя – по харе, один самурай – пять ниндзя – по харе, один самурай…»
Отряд под командованием Тагунаки давно ушел по ущелью к развалинам, где должен был находиться священный источник.
Да, первоначально глава организации «Пасынки солнца» действительно хотел нанять три пятерки ниндзя для выполнения этого важного задания. Но эти парии, стоящие все закона и совести, заломили такую дикую цену, что дешевле оказалось отправить самураев. И это верно: кто такой ниндзя и кто такой самурай! Но теперь эти псы хотят сами наложить свои грязные лапы на бессмертие и продиктовать «пасынкам» свои условия. Куда катится этот бездуховный мир? «Один самурай – пять ниндзя – по харе». Уах!
Нет, многоопытный командир не зря оставил его на бессменном дежурстве в самом узком месте прохода между скал. Командиры не ошибаются. Если ниндзя пойдут тут, он должен отправить их в Великую Пустоту. А они пойдут тут – обходной дороги нет. А мимо него не проскользнет никто. Bay! Крутанувшись на месте, Какамура сделал особенно красивый выпад и застыл в восхищении от собственной ловкости.
Да, старый учитель остался бы им доволен. Он всегда любил его, даже слишком любил. И не зря же, вручая им мечи, почтенный наставник порезался и тихо сказал: «Как мне все это обрыдло, бараны вы». Какамура стоял рядом и все слушал. Тот еще знак. А великую мудрость простых слов учителя Какамура осознал только здесь, в этом проходе между скал. Уах! Ас-са!
Да, Какамура с полным правом мог быть довольным собой. В самурайской школе на способного паренька положили глаз сразу несколько учителей, но он верно служил лишь одному. Какамура частенько сопровождал своего престарелого наставника по местам, где особенно быстро воспитывался дух терпения и выдержки. А однажды вечером ему случилось наблюдать в окно совершенно возмутительную картину, перевернувшую всю его жизнь.
Молодая сопливая гейша отказалась подать его благородному учителю тапочки, за что тут же и была справедливо разрублена пополам. Но наглость подлой девчонки была так возмутительна, что ночью юный Какамура долго-долго плакал, а наутро принес и подарил наставнику свои первые в жизни танка:

Если откажет гейша хозяину,
Верный слуга не откажет хозяину;
Если слуги под рукой не окажется,
Преданный пес услужить не откажется;
Если и пес отлучится по случаю,
Долг самурая – преданность жгучая…

С той поры дружба учителя и ученика стала взаимной.
Некоторые самураи старой школы по поводу этих танка отзывались, правда, весьма неодобрительно, справедливо замечая в них серьезные отступления от классического стихосложения. Однако, по совету учителя, Какамура частенько почтительно навещал таких старых самураев, и в конце концов в определенных кругах самурайской богемы все признали его основоположником новой школы стихосложения.
Почтенный Тагунака, нынешний командир Какамуры, тоже рано или поздно должен был обратить внимание на жгучую личную преданность своего нового солдата, и Какамура не сомневался, что его опыт стихосложения…
Из густого кустарника вылетела тонкая стальная игла. Выпущенная из духовой трубки, она прервала раздумья подающего надежды юного японского воина, вонзившись ему в правый глаз. Самурай помер. А пять ниндзя один за другим, гуськом вылезли из кустов и решительно подошли к лежащему телу.
– Что это он там плел, Такеши?
– А я слышал?
– Уши не моешь, потому и не слышишь.
– Да я слышу, как сакура растет!
– Ерунду какую-то он плел.
– Не скажи, они иной раз такие стишки выдают – закачаешься.
– Ты смотри, Токугава, прямо в глаз!
– Раз в жизни, и то случайно…
– А катана-то – блеск. Одна рукоять на пару сотен иен.
– Совсем не случайно.
– Это не катана, это одати.
– Заткнись, Мусаси! Я лучше знаю!
– Извини, Тукова, но ты не прав, это настоящий одати.
– Вы что, не видите, это катана.
– Без сопливых разберемся!
– Ладно, хватит спорить! Заткнитесь!
– А я говорю – не случайно…
– Молчи, салага, когда старшие разговаривают!
– Козел ты, Мусаси!
– Сам козел ты, Ноги!
Последнего оскорбления Ноги не вынес. Он небрежно мотнул кистенем, и голова Мусаси ушла глубоко в плечи, забрызгав мозгами и кровью все вокруг.
– Урод, ты испачкал мою новую одежду!
– Кто-то еще думает, что это катана? Ай!
– Ну ничего себе! Прямо в глаз! Второй раз за пять минут! А ты говорил – раз в жизни, раз в жизни…
– А я говорю – случайно.
В ход уже пошли кастеты, ножи, велосипедные цепи и бутылки. Но скоро все стихло. Лужайка посреди ущелья была залита кровью, а победителем остался Такеши, который, зажимая рваную рану на груди, сделал несколько неуверенных шагов. Вскоре силы оставили его и, падая, он ударился виском об обломок скалы, торчащий из земли.
Дух самурая мог быть спокоен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38