— Хорошо, — сказала я.
На самом деле, конечно, хорошего было мало, но, произнеся это слово, я почувствовала себя лучше.
Астор Михаэле улыбнулся.
— Значит, теперь мы в этом деле заодно, да, Перл? Мы должны заботиться о здоровье и благополучии Мин, чтобы все наши немалые труды — твои и мои — не пропали даром. Даже если некоторые ее поступки по-настоящему злят и раздражают тебя. Договорились?
Я прищурилась, глядя на него.
— Типа чего?
— Ну, я имею в виду то, что она не всегда может… контролировать себя. Эта болезнь делает людей безумными, вспыльчивыми и в особенности сексуально озабоченными. Иногда даже я не в состоянии контролировать себя.
— Может, вы не так уж и стараетесь?
Он широко улыбнулся, обнажив острые зубы.
— Вполне скромная плата за искусство.
Зомби навострил уши, спрыгнул с моих колен и подбежал к двери. Спустя мгновение послышалось звяканье ключей.
— Ну, вот они и дома. — У Астора Михаэлса снова задергалось веко. — Помни главное — мы все хотим, чтобы эта группа добилась успеха. Поэтому не своди бедную Мин с ума. Я собственными глазами видел, что это такое, и ты даже вообразить не можешь, через что ей пришлось пройти. Будь с ней милой, ладно?
Голова у меня снова пошла кругом.
«Они дома», — сказал он.
Они!
Дверь открылась, в комнату ворвалась Мин. Следом вошел Мос, неся потрепанную спортивную сумку.
— Мосси! Ты только глянь, кто здесь! — воскликнула Мин, ослепляя меня своей физумительной красотой, своей каннибальской харизмой.
Мос просто стоял и смотрел на нас; вид у него был удивленный, но не виноватый.
Чувствуя, как внутри все сжалось, я вспомнила, как обеспокоенно сегодня утром звучал по телефону голос его матери. Он скинул с плеча сумку, и она плюхнулась на пол, словно мертвое тело, так была набита. Он перебрался сюда.
— Привет, Перл. Как дела?
Я попыталась ответить, но живот окончательно свело, казалось, все выпитое вчера шампанское поднимается к самому горлу. Минерва подошла к Мосу и, как бы защищая, обняла его за плечи.
Теперь он принадлежал ей. Целиком и полностью.
Сейчас, когда они втроем собрались здесь, я видела происшедшие с Мосом изменения, все признаки, на которые прежде закрывала глаза: глянец кожи, прекрасную, нечеловеческую архитектуру лица. В точности как Мин весной — когда голод только пробудился в ней, — он стал настолько привлекателен, что было больно сердцу.
Даже прищуренные — чтобы уберечься от тусклого света свечи, — его глаза мерцали, исполненные жалости ко мне. Наверно, он знал, чего я хотела.
Но вместо меня это получила она.
Внезапно ощущение пустоты в душе смыло неудержимой яростью: Минерва снова сделала это, завела роман с музыкантом группы — моей группы. Наплевала на то, что произошло с Марком и «Системой», наплевала на все, что говорила ей Лус, — Мин снова сделала это со мной. Я стиснула кулаки. И конечно, она швырнет мне все это в лицо именно сейчас, когда мы так близки к подписанию контрактов.
Я почувствовала на себе взгляд Астора Михаэлса, взывающий к моему самообладанию. Ради блага группы. Ради блага нового звука… этой музыки монстров.
Он расстегнул замки портфеля и достал ручку.
Я проглотила вопли; они обожгли и оцарапали горло, словно остро нарубленные кубики льда.
— Привет, ребята, — сказала я. — Тут очень мило.


Часть V
Выступление


Тщательно изучите Черную смерть, и вы поймете одну истину: когда дела начинают идти плохо, человеческие существа всегда находят способ сделать их еще хуже.
В тот год, когда смерть пришла в Европу, был осажден город на пороге Азии под названием Коффа. Когда нападающие обнаружили, что их косит странная новая болезнь, они приняли мудрое решение — бежать. Но прежде они катапультировали через стены осажденного города трупы погибших от чумы — и в результате заболели обе враждующие стороны. Блестящее решение.
Когда Черная смерть достигла своего пика, церковь занялась поисками того, кого можно в этом обвинить, и начала преследовать еретиков, мусульман и иудеев. Опасаясь гонений, эти люди покидали насиженные места, и болезнь убегала вместе с ними. Чистая работа.
За год до прихода Черной смерти между Англией и Францией разразилась война, но вместо того, чтобы заключить перемирие хотя бы на время, пока бушует пандемия, они продолжали сражаться. Фактически они сражались 116 лет, обрекая своих людей на бедность и скудное питание, что повышало их восприимчивость к болезням. Сейчас это рассматривалось бы как преступление.
Черной смерти помогали война, паника и даже погода, но не было у нее лучшего союзника, чем человеческая тупость. Иногда можно удивляться, как это наш вид вообще до сих пор жив. Не без помощи, уверяю вас.
Магнитофонные записи Ночного Мэра: 411–421


23
«Moral Hazard» «Моральный риск».




АЛАНА РЕЙ

Я еще не приняла решения, но мои руки были спокойны.
Я находилась здесь, в ночном клубе, уже больше трех часов, ни разу за все это время не испытав потребности барабанить пальцами или прикасаться ко лбу. Ритм вселенной как будто замер в эти моменты перед игрой, и подстраиваться к нему не было необходимости.
Клуб находился в конце длинной улочки в районе, где производят мясные консервы. Никакого мусора, стены разрисованы гигантскими фресками и граффити. Я прошла внутрь через огромную погрузочную платформу, грузовики с грохотом въезжали туда один за другим, ожидая разгрузки.
Внутри пространство было больше трехсот футов от сцены до задней стены, эхо лениво гуляло по залу, отставая почти на целую секунду — два удара на сто двадцать ударов в минуту. Бесполезно для игры, но замечательно для меня. Мне нравилось мое импровизированное эхо с этой группой, нравилось контролировать хоть что-нибудь. Мои видения, мои эмоции, даже узоры моей игры — все, казалось, выскакивало непрошеным прямо из воздуха, но, по крайней мере, эхорезонаторы повиновались мне.
Астор Михаэле попросил меня прийти пораньше, чтобы проверить звук и дать возможность инженерам приспособиться к моим ведрам для краски. Я принесла тридцать шесть штук, чтобы разложить их в восемь пирамид, плюс особые ведра: необычного размера и толщины, а одно даже с трещиной, которое издавало жужжание.
В отличие от Перл, инженеры поблагодарили меня за то, что от моего пульта к их я протянула всего два канала связи. Этим вечером им предстояло обслужить четыре группы — и в каждой имелся собственный набор из основного трио, баса, устройств звуковых эффектов и регуляторов уровня громкости; конечно, им хотелось, чтобы все было как можно проще. Они позволили мне находиться рядом, пока проверяли звук, а потом липкой лентой закрепляли ноты на огромном микшерном пульте клуба. Сбоку из него отходил целый клубок кабелей, помеченных разными цветами по принадлежности к каждой из четырех групп.
Я все еще наблюдала за их работой, когда почувствовала за спиной присутствие Астора Михаэлса.
— Мисс Джонс, — сказал он, держа в руке пачку бумаг.
— Я предпочитаю — Алана Рей. Он улыбнулся.
— Прости за официальный тон, но нам нужно оформить коммерческую сделку. — Он зашелестел бумагами, и воздух пошел рябью. — Ты единственная, кто до сих пор не поставил свою подпись. Может, у тебя проблемы с письменной речью?
— Лучшая в классе. Далеко обгоняла всех остальных.
— Ну и прекрасно. — Он вытащил толстую авторучку. — Уверен, твоя подпись будет более разборчива, чем Захлера — или его матери, если уж на то пошло.
Барабанщик на сцене начал долгий пассаж, проверяя всю свою установку. Звук фазировался и искажался, пока инженеры осуществляли свою настройку. Несколько мгновений мы оба молчали.
Потом барабанная дробь смолкла, и Астор Михаэле разложил контракты на микшерном пульте.
— Итак?
Я смотрела на них, на эти тщательно подобранные, мелкими буквами отпечатанные слова. Пока я читала контракт, он сплетался в моем сознании в клубок, пронумерованные параграфы с перекрестными ссылками обвивали друг друга, словно тема фуги.
— Что-то не так?
— Меня беспокоит… этическая сторона подписания этого документа.
— Этическая сторона? — Он засмеялся. — Помилуй, Алана Рей! В этой группе четверо несовершеннолетних, двое из которых не в своем уме. Минерва подписала свой контракт с отсрочкой на неделю. Кроме того, у нас имеются простофиля и сексуально озабоченная распорядительница. Этическая сторона твоей подписи? Практически ты среди них единственная в здравом уме.
Мне не нравилось, как он говорит о других, но прежде я должна была объясниться.
— Меня беспокоит не собственная правомочность. Меня беспокоит сегодняшний вечер.
— Волнение перед выходом на сцену? — Его тон смягчился. — Это связано с твоим состоянием?
Я покачала головой.
— Дело вообще не во мне. Что, если подписание этого контракта содержит в себе риск причинить вред другим людям? На языке закона это называется моральный риск. Моральный риск — вероятность того, что само существование контракта приведет к изменению поведения одной или всех сторон контракта; невозможность полного контроля за действиями сторон контракта после того, как он подписан.


— Не улавливаю мысли.
Я подняла взгляд от россыпи слов на микшерном пульте и, в конце концов, посмотрела Астору Михаэле в глаза.
— Мне кажется, сегодня вечером может произойти что-то очень опасное… из-за нас. Из-за того, кто такая Минерва.
— Ох! — Он удивленно уставился на меня. — Значит, ты… что-то видела?
— Только то, что вижу всегда, когда она поет.
— Твои милые лохнесские галлюцинации?
Он улыбнулся.
— Я видела то же самое и во время выступления «Армии Морганы», но сильнее.
Барабанщик ударил по малому барабану, эхо прокатилось по огромному клубу. Сегодня вечером здесь будут тысячи людей. По бокам сцены стояли огромные груды усилителей, сейчас негромко гудящих.
— Чем больше людей, тем больше зверь, — закончила я. — И чем громче звук, тем больше зверь.
— Надеюсь, что да, Алана Рей, но от этого он не становится реальным. — Астор Михаэле нахмурился. — Это тебе понятно?
— Понятно ли?
Некоторое время он пристально смотрел на меня с искренним недоумением, а потом покачал головой.
— Мы оба видели в жизни странные вещи, тут я согласен. И у нас обоих они вызывали особые… состояния. Но мы оба сумели что-то создать из них. Именно поэтому мы сидим тут над этим контрактом, ты и я.
Я поглядела на его зубы, вспомнив, что Перл рассказывала мне по телефону этой ночью. Как Астор Михаэле делает карьеру, создавая новых насекомых.
Он постучал по бумагам длинным ногтем.
— Вот это реально, а твои видения нет. И ты знаешь это.
Внезапно я разозлилась.
— Почему вы так уверены? Это ведь моя голова, не ваша. Никто не может видеть то, что я.
Он вперил в меня хладнокровный взгляд.
— Однако ты — самый логичный человек из тех, кого я когда-либо встречал, Алана Рей. И ты не пришла бы сюда проверять звук, если бы не собиралась играть сегодня вечером, а ты не будешь играть сегодня вечером, если не подпишешь эти бумаги. Выходит, на самом деле, ты не веришь ни в каких монстров.
Я сглотнула и посмотрела на свои руки — абсолютно спокойные, готовые играть. Я всю ночь мечтала о том, как буду барабанить, как окажусь на сцене, освещенная огнями рампы.
— Но вы же сами говорили, что Минерва способна изменять вещи. Что, если она сделает зверя реальным?
— Я уже два года наблюдаю за тем, как эта эпидемия катится по Нью-Йорку, но никогда не видел ничего подобного тому, что ты описываешь.
Я смотрела на него и очень хотела поверить. В конце концов, это Астор Михаэле открыл новый звук. Может, он и впрямь знает, о чем говорит.
— Ты не доверяешь мне? — спросил он, вертя в пальцах ручку. — Думаешь, я неправильно поступаю с тобой?
— Я думаю, это было очень правильно — то, что вы сделали для Минервы.
Он насмешливо фыркнул.
— Наконец-то хоть кто-то поблагодарил меня.
— Да. Спасибо вам.
Освобождение Минервы напугало Перл, но я видела слишком многих своих одноклассников в психиатрических больницах, приютах и тюрьмах. И я точно знаю, что запирать людей паранормально — против нормального, не рядом с ним.
Сидеть в заключении — это не лечит, это подавляет.
— Ну, в таком случае… — Он протянул мне ручку, мерцая глазами. — Я не думаю, что ты боишься меня или монстров. Я думаю, ты боишься собственного успеха.
Я покачала головой. Астор Михаэле очень, очень ошибался насчет этого. Сегодня утром я выбросила свое ведро для мелочи. Моральный риск или нет, но я хотела быть более реальной, чем человек, выпрашивающий подаяние на улицах.
Ну, я и подписала, в чем он, конечно, никогда не сомневался.

24
«10 000 Maniacs» «10 000 маньяков».




ЗАХЛЕР

Сейчас толпа заполняла зал — тысяча человек, сказал Астор Михаэле, но по шуму казалось, будто миллионы. Здесь, в закулисной раздевалке, этот шум звучал как жужжание, словно целый рой пчел только и ждал, как бы вонзить в кого-нибудь жало.
Чем дольше я вслушивался, тем больше создавалось впечатление, что они готовы освистать того, кто окажется на сцене. В особенности неумелого басиста, играющего всего четыре недели…
Я сглотнул. Никогда в жизни я так не нервничал.
Это реально. Это на самом деле. Это произойдет прямо сейчас.
Худшего места для упражнений, чем под флуоресцентными лампами раздевалки, нельзя было и придумать, но я сидел в кресле, ударяя по струнам. Может, я буду играть хоть чуть-чуть лучше; может, достаточно, чтобы избавить себя от унижения.
Иногда, играя на своем новом инструменте, я чувствовал, что пальцы движутся грациознее, чем когда-либо на гитаре. В последнее время я мечтал, чтобы весь мир расширился от размера гитары до размера баса, чтобы внезапно все подстроилось под меня и мои большие, толстые, неуклюжие руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30