Он тоже сменил позицию. Ну, а что ты на это скажешь? Я прыгнул с передним сальто. Он не мог не открыться. И открылся. И получил заряд краски как раз в свою "беретту". Краска, конечно, не пуля, пистолет не вышибла, но руку сбила, его заряд ушел в воздух. Второй раз выстрелить он не успел, я уже ящеркой скользил по траншее.
Судья объявил:
-- Боец в "ночке" ранен в правую руку, имеет право стрелять только левой.
Вот засранец. Да из чего же он может стрелять? Из пальца? Если бы это была не краска, а 9-миллиметровая пуля, его "беретта" летела бы сейчас со свистом хрен знает куда.
С трибун заорали:
-- Судью на мыло!
Понимающий кто-то нашелся.
Ладно, хватит экспериментов. Я начал работать по школе. Грамотно. Но не более того. А он наоборот -- максимально активизировался.
Ничего не понимаю. Кто кому и что демонстрирует? Может быть, он кому-то показывает, какой он крутой?
А ведь и в самом деле крутой. Ни единого шанса не упускал. Три заряда у него осталось. А у меня пять. Не верил я, что среди них есть боевой патрон. Не верил ни на грош. А все же давило. А вдруг? Поэтому я и стрелял не на поражение. Хотя пару раз он серьезно приоткрылся. Без поддавков.
Боевой опыт у него, конечно, был. И немалый. Афган, возможно. Или Чечня. Все эти надолбы и траншеи он задействовал так, будто знал их наизусть. Этому ни в какой школе научить нельзя. Перекаты у него были просто на загляденье. Рывки тоже ничего себе. Ну, и реакция, само собой. Только вот вертикаль плохо использовал. А на полигоне было полно разных стеночек. Не говоря уж про бронетехнику.
Интересная мысль, стоит проверить.
А ведь и в самом деле не умеет работать на вертикали.
Я тут я наконец понял, кто он.
Боевой пловец.
Точно.
"Тюлени" -- так они себя иногда называют. А иногда - "пираньи".
Ух ты! Это серьезные ребята. Несерьезные там до подполковников не доживают. Не Афган, значит. И не Чечня. Если бы он работал в Чечне, я бы его знал. Какая бы степень секретности ни была, такого специалиста не скроешь.
Обязательно проявится. Пусть не сам, но дела подскажут. В Чечне я всех серьезных ребят знал. И меня знали. И не только наши, к сожалению, но и чеченцы.
Так-так. Боевой пловец, значит. Очень похоже. Йемен, Мозамбик, Ангола. Или Балтика и скандинавские фиорды, где в 80-х вода кипела от таинственных подлодок и прочих неопознанных плавающих объектов. Никакие не ВДВ, выходит.
ГРУ. Сюда-то какими течениями тебя занесло?
Ух, нахалюга! Хотел перехватить меня на противоходе. И чуть не перехватил. Ну, очень хочется ему победить.
-- До конца раунда осталось пять минут! -- объявил судья.
Хватит, пожалуй. Не было у меня никакого желания растягивать это удовольствие еще и на второй раунд. Хочет победить? Пусть побеждает. Только это нужно сделать чисто. Я и сделал. Рванул через открытое место, оступился и покатился по земле, дотягивая до стеночки. Дотянул. Но он успел высадить в
меня три оставшихся заряда. И все три раза попал. Публика замерла. Вся моя камуфляжка была залита красной пентбольной краской. Краской все-таки. Все-таки краской. Вот сука.
-- Бой окончен! -- объявил судья. -- Победа чистая! Выиграл подполковник Егоров! Аплодисменты победителю!
Аплодисменты были обвальные. Но и свистели тоже. Кого-то я, видно, разочаровал.
Я сел на землю и выпустил в ближний бетонный блок все оставшиеся заряды. Краска, конечно.
Егоров протянул мне руку, помог подняться. Усмехнулся:
-- Я пошутил.
-- Хорошая шутка, -- оценил я и захромал вслед за ним к судейской трибуне.
Пока награждали дипломом и чествовали победителя, Ольга с тревогой ощупывала мою ступню.
-- Да ничего страшного, -- успокоил я ее. -- Просто легкое растяжение.
В душевой я внимательно разглядел своего счастливого соперника. Так и есть. Тело белое, а лицо и шея с глубоким загаром. Не свежим, но въевшимся намертво. Ни следа от плавок. Ну, понятно, не на пляжах же они валяются, а
работают в гидрокостюмах.
-- А ты, парень, ничего, -- одобрительно заметил он, когда мы одевались в предбаннике. -- Этот выстрел с сальто был просто люкс. Ничего, ничего. Честно сказать, я ожидал худшего.
-- Где уж нам тягаться с "тюленями"!
Он быстро взглянул на меня:
-- О чем это ты?
-- Да так, к слову пришлось. Не люблю проигрывать. А вы любите?
Он похлопал меня по плечу:
-- Страви давление. Согласен, шутка была не из лучших. Но мне нужно было посмотреть, как ты ведешь себя в нештатной ситуации.
Он так и сказал: "нужно было". Не "хотел", а именно "нужно".
-- Посмотрел?
-- Посмотрел.
Он протянул мне листок размером с визитную карточку. На нем был телефонный номер.
-- Позвони мне по этому номеру. В любое удобное время. Есть разговор.
-- Так говори.
-- Не сейчас. Извини, дела.
Я пожал плечами и сунул листок в карман. Дела так дела. Интересные они у него, судя по всему. Хотелось бы еще знать,
какие именно.
И уже тогда у меня появилось странное ощущение, что я это узнаю.
Чуть раньше. Или чуть позже.
На выходе нас перехватил запыхавшийся вестовой:
-- Пастухова просит к себе генерал-лейтенант Нестеров! Он сейчас проводит начальство и будет в своем кабинете.
-- Пока, рейнджер! -- кивнул мне подполковник Егоров и направился к черным "Волгам", в которые уже грузились высокие московские гости.
Ольгу и Настену я оставил возле дощатого пятачка в гарнизонном скверике, где наяривал специально приглашенный эстрадный оркестрик и народ разминался кто как умел, а сам направился в кабинет начальника училища, не забывая прихрамывать.
За время учебы в этом кабинете я был всего два раза, и каждый раз не по самым приятным житейским поводам, поэтому и сейчас не ожидал ничего хорошего. Хотя очевидных причин вроде бы не было. Но такое уж свойство у памяти.
В кабинете сидели Нестеров и Митюков с видом людей, покончивших с докучливым, но необходимым делом.
Митюков сразу начал возить меня мордой по столу:
-- Опозорил ты нас, Пастухов! В такой день! Не сумел защитить честь училища! А мы так на тебя рассчитывали!
-- При чем здесь честь училища? -- удивился я. -- Егоров тоже наш выпускник.
-- Ну, это конечно, конечно, -- поспешно согласился Митюков. -- Но и от тебя мы ожидали большего. Трижды рейнджер! А так обосрался!
-- Слушая вас, я снова чувствую себя курсантом, -- сделал я ему комплимент и обратился к Нестерову: -- Вы так же считаете?
-- С судьей не спорят, -- уклончиво отозвался он. -- Я бы засчитал тот выстрел с лету.
-- А первый тур? -- не сдался Митюков. -- Скажешь, не просрал? Милиционера подстрелить! А если бы это было в реальной обстановке?
Нужно было, конечно, смолчать. Но почему-то его слова меня зацепили. Я вспомнил, сколько свиданий с Ольгой не состоялось из-за этого говнюка, и не сдержался.
-- Прикажите принести сюда афишку с этим ментом, -- попросил я Нестерова.
-- Зачем?
-- Объясню.
-- Распорядитесь, -- кивнул генерал Митюкову.
Тот скорчил недовольную рожу, но послушно вышел.
-- Скажите, Пастухов, почему вы ушли из армии? -- спросил Нестеров. --Вы подавали большие надежды.
Я пожал плечами:
-- Меня уволили.
-- Это я знаю. Но не знаю другого -- почему.
-- Вы могли бы навести справки.
-- Пытался. Никакой информации о вас нет. Только личное дело в архиве Минобороны. Но в нем нет ничего о причинах вашего увольнения. Лишь приказ, подписанный заместителем министра. Формулировка расплывчатая: "За невыполнение боевого приказа". Что произошло?
-- Это не мой секрет.
-- Вы не хотели бы вернуться в армию?
-- Нет.
-- Уверены?
-- Более чем. Да никто меня и не возьмет. Сами сказали, что приказ подписал замминистра.
-- Его уже нет. Как и самого министра. А с новым руководством этот вопрос, думаю, можно будет решить.
-- Это вы так думаете? -- уточнил я. -- Или кто-то другой?
-- Я приветствовал бы такое решение, -- уклонился он от прямого ответа. -- Я бы хотел, чтобы вы служили в нашем училище. Ваш боевой опыт будет очень полезен курсантам.
Я даже засмеялся:
-- Извините, но Митюкова с меня хватит на всю оставшуюся жизнь.
-- Митюков не вечен.
-- Вы ошибаетесь. Это я не вечен. И вы. А Митюков вечен.
-- Но вы все же подумайте.
Я пообещал. Просто чтобы не размазывать кашу по столу. Но даже и не собирался об этом думать.
-- Если позволите, у меня к вам тоже вопрос. Вас попросили пригласить меня на этот праздник?
Нестеров попытался уйти от ответа:
-- Вас бы и так пригласили.
-- Но вас просили об этом, верно? Подполковник Егоров?
-- Да.
-- И он же дал понять, что вопрос о моем возвращении в армию может быть решен? Кто же он такой?
-- Этого я не знаю. Меня попросил оказать ему содействие один из высокопоставленных руководителей.
-- Министерства обороны? - спросил я.
-- Нет. Прошу извинить, но больше ничего я вам сказать не имею права.
-- А я больше ничего и не спрашиваю.
Появился Митюков с афишкой, расстелил ее на столе.
-- Ну? Что ты хотел объяснить?
-- А сами не видите? Посмотрите внимательно на этого милиционера.
-- Ну, посмотрел, -- сказал Митюков. -- И что?
-- Вы тоже ничего не замечаете? - обернулся я к Нестерову.
-- Нет.
-- И в реальных условиях вы не стали бы в него стрелять? -- спросил я у Митюкова.
-- Разумеется, нет.
-- Вам повезло, что обстановка условная. Иначе сослуживцы уже собирали бы деньги вам на венок. Это же ряженый! Неужели не видите? У настоящих милиционеров на шинели по три пуговицы в два ряда. А у этого сколько?
-- И вправду! -- поразился Митюков. -- По четыре. Ну, это просто художник ошибся.
-- Может быть. Но в реальной обстановке я не стал бы об этом долго раздумывать.
Нестеров с усмешкой взглянул на озадаченного Митюкова. Потом как-то очень по-светски предложил:
-- Я надеюсь, Сергей Сергеевич, вы останетесь на наш небольшой товарищеский ужин? Моим офицерам доставит огромное удовольствие общество вашей очаровательной супруги. И нам с полковником тоже.
-- Спасибо, но мы с дочкой. А добираться до дому больше двух часов.
-- Отправьте Сергея Сергеевича домой на моей машине, -- распорядился Нестеров. Я открыл было рот, чтобы отказаться, но он не дал мне этой возможности: -- Мне приятно было увидеть вас, Пастухов. Надеюсь, это не последняя наша встреча. Желаю здравствовать.
-- Всего хорошего, товарищ генерал-лейтенант.
-- Сейчас уже чаще говорят "господин генерал", -- заметил Нестеров.
-- Да? В таком случае всего доброго, ваше превосходительство.
Я пожал ему руку и пошел к выходу.
-- А твоя нога? -- окликнул меня Митюков. -- Уже прошла?
Черт. Совсем про ногу забыл.
-- Нога? -- переспросил я. -- В самом деле. Прошла, как видите. Ну да. Надо же!
Нестеров и Митюков переглянулись.
Я обругал себя предпоследними словами. Прокол. Роли нужно доигрывать до конца. Что-то я от мирной деревенской жизни совсем расслабился. Как бы мне это боком не вышло.
Вот еще когда я об этом подумал.
Точно. Еще тогда.
Пока я извлекал Ольгу с Настеной из толпы танцующих, Митюков вызвал к КПП черную "Волгу" и приказал водителю:
-- Отвезешь этих господ. И сразу назад. Ясно?
-- Так точно, товарищ полковник.
-- Отставить, -- сказал я.
-- Почему? -- удивился Митюков.
-- Потому что у меня есть машина.
Я вышел за ворота и через две минуты подкатил к Ольге и Настене на своем внедорожнике "ниссан-террано". Про "патрол" была когда-то реклама: "Крепкий, как скала". А про какой-то другой джип: "Мощный, как танк". Так вот все это можно было сказать и про мой "террано". Эдакий с виду скромняга. Но не для тех, кто понимает. Водитель "Волги", судя по всему, понимал.
-- Ух ты! -- уважительно проговорил он.
До Митюкова тоже дошло.
-- Почем брал?
-- Около двух с половиной миллионов иен.
-- Почему иен?
-- В Японии брал.
-- Сколько же это на нормальные деньги?
-- Штук двадцать. Или чуть больше, -- небрежно отозвался я. -- Точно не помню.
-- Рублей?
-- Ну, полковник! Рублей! Баксов, конечно.
Я засунул Настену в салон, передал ее Ольге в руки, потом забрался сам и, помахав Митюкову, выехал из гарнизона, с нечестивым злорадством наблюдая в зеркало заднего вида, как Митюков стоит возле КПП, смотрит мне вслед и ошарашено чешет в затылке.
-- Я и не подозревала, что ты такой тщеславный, -- заметила Ольга.
Я возразил:
-- Я не тщеславный. Я мстительный. Как верблюд.
-- Разве верблюды мстительные?
-- Еще какие! Попробуй обидеть верблюда. Он тебя обязательно оплюет. Хоть через год.
-- Ты переплюнул верблюда. Оплевал бедного полковника через пять лет.
-- Бедного? Ты бы видела его дачу на Истре!
-- А ты видел?
-- Я строил на его даче забор. Еще в бытность салагой.
Некоторое время мы ехали молча. Потом Ольга спросила:
-- Ты ничего не хочешь мне объяснить?
-- Про что?
-- Почему ты проиграл бой этому Егорову?
-- И после этого ты говоришь, что я тщеславный?
-- Не увиливай. У тебя была возможность попасть в него не меньше трех раз. А ты не стрелял. Я сверху все видела.
-- Ну, знаешь! Со стороны всегда все видней.
-- Ну хорошо. А зачем ты сделал вид, что подвернул ногу?
-- Сдаюсь, -- сказал я. -- Ему очень хотелось выиграть. А мне на это было в высшей степени наплевать. Не веришь?
-- Верю, пожалуй. Но не понимаю. Ты всегда был очень азартный.
-- А я и сам не все понимаю, -- признался я.
И я действительно не понимал. Практически ничего. А когда начал понимать, было уже поздно.
-- Странный он, этот подполковник Егоров, -- помолчав километров пять, заметила Ольга. -- Чем-то похож на тебя.
-- Чем?
-- Вы из одной казармы.
Вот этим он меня и купил. Да, из одной казармы. Как я ни злился на него за эту проверку по форме 20, но он мне нравился. Он был свой. Он был из моей прошлой, но не забытой жизни, из которой я был вышвырнут волей паскудно сложившихся обстоятельств. Запах кожи офицерских портупей, оружейной смазки, острый озноб ночных диверсионных рейдов, сама атмосфера насмешливости, постоянных взаимных подначек. Он нес на себе печать этой жизни. И я ему, если честно, завидовал.
Потому и злился.
Подполковник Егоров. Хрен с бугра. Человек, который не любит проигрывать. А кто любит?
Я вспомнил про телефон, который он мне дал, и выбросил бумажку в окно.
Не собирался я звонить по этому телефону.
Нужно будет -- сам позвонит. И номер моего сотового узнает. Если нужно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46