Она сидела на низеньком диванчике около стола, на котором стояла красивая лампа с большим красным абажуром, — и была не в обычном своем поношенном черном кашемировом платье, а в нарядной пунсовой шелковой кофточке и серой юбке. Эта пунсовая кофточка очень шла к ее лому лицу с блестящими черными волосами; и так оделась она с утра не без надежды, что Невзгодин, быть может, приедет. Ей показалось, что он ушел от нее после последнего свидания несколько заинтересованный ею и без прежнего слегка насмешливого отношения к ней, как к миллионерке, заботящейся только о наживе. В его речах были теплые, сочувственные ноты, и, припоминая их, она радовалась. Радовалась и ждала Невзгодина, чувствуя, что он вдруг ей стал необыкновенно дорог. Целый день она думала о нем и уж теперь не противилась, как раньше, захватившему ее чувству. Он ей нравился, очень нравился, и она впервые познала прелесть любви, которая так поздно пришла к ней, нежданная, и словно бы придала настоящий смысл всей ее жизни и сделала ее необыкновенно чуткой и восприимчивой. Она чувствовала себя как-то чище, просветленнее и за последние дни далеко не с прежним интересом занималась делами. Еще недавно эти дела захватывали ее всю, а теперь главным в жизни она считала привязанность к ней Невзгодина. О, если б он полюбил ее, как бы она была счастлива!И мысль, что он никогда ее не полюбит и не может полюбить, считая ее за женщину-дельца, за женщину, сознательно эксплуатирующую чужой труд (он об этом без церемонии говорил ей в Бретани), приводила в уныние Аглаю Петровну.Он ведь не увлечется одной только физической красотой. Для такого человека этого мало. Ему нужен ум, нужно взаимное понимание, нужна чуткая душа… И она ведь ищет в нем не любовника только, а друга на всю жизнь… Меньшего она не возьмет.И наконец, он, слишком впечатлительный, вечно склонный к анализу, разве способен на долгую привязанность, если б и увлекся?Такие мысли отвлекали молодую женщину от чтения английской книги в изящном белом переплете, которая лежала перед Аглаей Петровной.Кто-то постучал в двери.— Войдите!Вошедший слуга доложил, что приехал господин Невзгодин.— Просите сюда! — проговорила Аглая Петровна, чувствуя, как сильно забилось ее сердце при этом известии.Она призвала на помощь все свое самообладание, чтобы не обнаружить перед Невзгодиным своей тайны. Властная и гордая, она, разумеется, не покажет своего чувства, чтоб не вызвать в ответ благодарного сожаления. Ей этого не надо. Любовь за любовь. Все или ничего.Он не должен ничего знать. Просто рада умному и интересному человеку, с которым приятно поболтать, — вот какой она возьмет с ним тон.— Вот это мило с вашей стороны, Василий Васильич, так скоро исполнить обещание!Она проговорила эти слова с приветливой улыбкой радушной хозяйки, но не обнаружила радости, охватившей ее при появлении Невзгодина.И, пожимая его маленькую руку своей крупной белой рукой, попросила садиться.— А вас разве это удивляет, Аглая Петровна? — спрашивал Невзгодин, присаживаясь в кресло около дивана.— Признаюсь, немножко.— Почему?— Я не ждала, что после короткого промежутка вам захочется опять со мной поболтать.— Как видите, ошиблись. Захотелось.— И большое вам спасибо за это.— Напрасно благодарите… Я ведь в данном случае преследовал свои интересы.— Вы… интересы? Какие?— Свои собственные… Мне просто хочется поближе познакомиться с такой интересной женщиной, как вы…— Чтоб после описать?— А не знаю… Быть может…— Спасибо и на том, Василий Васильич… Только я и без вашего подчеркивания знала, что вас люди занимают только как интересные субъекты, и не рассчитывала на большее! Но все-таки очень рада вас видеть, Василий Васильич, с какими бы целями вы ни приехали.— В свою очередь мне приходится благодарить вас.— К чему? Ведь я тоже имею в виду исключительно свои интересы… Недаром я деловая женщина…— Можно спросить: какие?— Поболтать с умным и хорошим человеком… Значит, мы будем изучать друг друга. Не правда ли?— Отлично… Пока не изучим и…— И что?— Не надоедим друг другу…— Ну, разумеется. Боюсь только, что интересного во мне мало, Василий Васильич…— Об этом предоставьте судить другим, Аглая Петровна…— Обыкновенная купеческая вдова! Пожалуй, недолго и изучать… И тогда простись с вами… Вас и не увидишь?— Так что ж? Вам, я думаю, от этого не будет ни холоднее, ни теплее…— Вы думаете? Напрасно… Я привыкаю к людям… И, во всяком случае, будет жаль потерять интересного знакомого…— Другой найдется… А насчет того, что вы обыкновенная купеческая вдова, позвольте с вами не согласиться…— Что ж во мне необыкновенного, Василий Васильич?— Будто сами не знаете?— Себя ведь мало знаешь.— Во-первых, красота…— И вы ее во мне находите, Василий Васильич? — сдерживая радость, спросила Аносова.— Да ведь я не слепой… И так как я не собираюсь ухаживать за вами, Аглая Петровна, то могу по совести сказать, что вы замечательно хороши! — прибавил Невзгодин, глядя на Аносову восхищенным взглядом.Она заметила этот взгляд, и алый румянец покрыл ее щеки.— А во-вторых? — нетерпеливо спросила Аносова.— Несомненно умная женщина, читающая хорошие книжки… Кстати, что это вы читаете, Аглая Петровна?— Карпентера… А в-третьих, четвертых и пятых?— Еще не пришел к определенному заключению…— Что так? В Бретани оно, кажется, у вас составилось.— Но теперь несколько изменилось…— Будто? — недоверчиво протянула Аглая Петровна. — Или вы деликатничаете… Не хотите сказать, что думаете обо мне. Так хотите, я вам скажу, что вы думаете?— Пожалуйста…— Вы думаете, что я сухая, черствая эгоистка, не доверяющая людям, холодная натура, никого не любящая… и потому живущая в одиночестве… Быть может, впрочем, она имеет и любовника, какого-нибудь юнца юнкера, но ловко прячет концы и пользуется репутацией недоступной вдовы… Юнкер ведь вполне подходит для такой женщины… Не правда ли? — добавила Аносова и нервно усмехнулась…И, не дожидаясь ответа, продолжала:— Вдобавок ко всему, занятая исключительно мыслями о наживе, как настоящая дочь своего отца… Кулак, несмотря на свои литературные вкусы… Эксплуататорка чужого труда и в то же время благотворительница ради тщеславия. Одним словом, одна из типичных представительниц капитала… Сытая, счастливая буржуазка. Скажите по совести, Василий Васильевич, ведь вы меня считаете такою?..Она пробовала было смеяться, но не могла. И в ее черных больших глазах стояло грустное выражение, когда она ждала ответа.— Не совсем такою, Аглая Петровна… Вы чересчур сгустили краски, передавая то, что, по вашему мнению, я должен думать…— Но все-таки доля правды есть… Вы так думаете?..— Каюсь, думал… Но, мне кажется, был не прав…— А если правы? — чуть слышно проронила Аглая Петровна.— Не хочу думать… И, во всяком случае, вы не должны быть счастливы… Не можете быть счастливы со всеми миллионами и именно благодаря им.— Пожалуй! — раздумчиво проронила Аглая Петровна.— Я уверен, что ничто так не портит людей, как богатство и власть… даже порядочных людей…— И вас бы испортило?— Еще бы!.. Что я? Известные исторические личности, пресыщенные богатством и властью, развращались и гнали то, чему прежде поклонялись…— А разве не было исключений?— Исключения подтверждают правило, Аглая Петровна.— Мрачно же вы смотрите на богатых людей, Василий Васильич… Я рада по крайней мере, что меня вы хоть не считаете счастливой миллионеркой…— Какая же вы счастливая… Вы в каждом должны видеть прежде всего посягателя на ваши деньги…— Но только не в вас, Василий Васильич!— Надеюсь! — заносчиво кинул Невзгодин. — От этого вы вот и одиноки… Вы, я думаю, и искреннему чувству не поверили бы. Вам все бы казалось, что любят не вас, а ваши миллионы. Не правда ли?— Правда… Но не совсем… Я чутка… Я поняла бы. Когда-нибудь я расскажу вам, Василий Васильич, плоды своих наблюдений с молодых лет. Тогда, изучая меня, вы, быть может, простите многое… Да, вы правы, Василий Васильич. Богатство развращает!Аглая Петровна притихла и словно бы виновато взглянула на Невзгодина. И в эту минуту миллионы ее казались ей только лишним бременем. Никогда не полюбит Невзгодин эксплуататорку миллионершу.А Невзгодин, с обычной своей манерой отыскивать везде страдания, уже жалел эту красавицу миллионерку. Не рисуется же она перед ним, и с какой стати ей рисоваться? Она, наверное, испытывает муки своего положения.И, польщенный, что она ему поверяла их, тронутый ее печальным видом, он в своей писательской фантазии уже прозревал драму, наделяя «великолепную вдову» теми качествами, какие ему хотелось самому видеть в созидаемом им эффектном образе «кающейся» миллионерки. И в эти минуты он даже забыл, что «кающаяся» не только делает все, что может делать представительница капитала, но и донимает рабочих на своих фабриках штрафами, о чем он знал от своего приятеля.Женщины, и особенно влюбленные, отлично умеют приспособляться, отдаваясь воле инстинкта, и Аглая Петровна хорошо поняла, что Невзгодина можно взять благородством. И он легко поддавался этому, несмотря на весь свой критический анализ и прежние мнения об Аносовой, тем более что его самолюбие было польщено, что такая писаная красавица желает перед ним оправдаться в чем-то. Он, конечно, далек был от мысли, что все эти грустные излияния «бабы-дельца», что эта внезапная перемена в ее настроении и во взглядах на «тщету богатства» явились под влиянием властного чувства, охватившего энергичную и страстную натуру Аглаи Петровны.И Невзгодин с сочувствием взглянул на Аносову. Как не похожа она была теперь, притихшая, грустная, словно бы виноватая, — на ту самоуверенную, блестящую, «великолепную» вдову, которую он видел раньше!Точно благодарная за этот взгляд, Аглая Петровна протянула Невзгодину свою выхоленную белую руку. Он почтительно поцеловал ее, а Аглая Петровна крепко пожала руку Невзгодина и проговорила:— Значит, есть надежда, что мы можем быть приятелями?— Отчего же нет…— И пока вы будете изучать меня… я буду иметь удовольствие вас видеть…— Боюсь, не надоем ли?— Не кокетничайте…— Впрочем — надоем, вы прикажете не принимать. Это так просто.— Но только этого вы не скоро дождетесь… А теперь будем чай пить… Пойдем в столовую или здесь?..— Здесь у вас отлично…— Ну, так здесь…Аносова подавила пуговку и велела подавать самовар.— А вы сегодня были на похоронах? — спрашивала Аносова.— Был.— Надеюсь, Найденов не явился?— Да и вообще мало было.— Я слышала, мать Перелесова приехала!— Да?.. Несчастная!.. Она теперь осталась без всяких средств после смерти сына. Он ее содержал.— Спасибо, что сказали.— А что?— Как что? Необходимо устроить старушку!.. — участливо промолвила Аносова.— Истинное доброе дело сделаете, Аглая Петровна.— Завтра же напишу Сбруеву. Пусть придумает форму помощи, не обидную для старушки.— А вы как думаете ее устроить?— Предложу ежемесячную пенсию. Пятьдесят рублей пожизненно. Довольно?— Конечно. Сердечно благодарю вас за старушку, Аглая Петровна! — горячо промолвил Невзгодин.Он был решительно тронут ее отзывчивостью и быстротою решения. А он прежде думал, что великолепная вдова благотворит только из тщеславия, чтобы о ней говорили в газетах. Нет, она положительно добрая женщина!— Есть за что благодарить! — с грустной улыбкой ответила Аглая Петровна.Слуга подал маленький серебряный самовар, поставил варенье, сливки, ром и лимон и удалился.— Вам крепкий?— Нет…Невзгодин глядел, как умело Аглая Петровна заварила и потом перемыла стакан и чашку.— А еще где вы были сегодня, Василий Васильич? У Маргариты Васильевны были?— Вчера был…— Вы, кажется, часто у нее бываете?— Нет…— Что так?.. Окончили ее изучать?— Я Маргариту Васильевну не изучал. Я просто был в нее влюблен прежде…— И долго?— Долго.— А что значит по-вашему: долго?— Два с половиною года. Согласитесь, что очень долго.— А теперь?— А теперь мы добрые приятели, вот и все!Аглая Петровна радостно улыбнулась. Но вслед за тем спросила:— Но отчего же она не любит своего мужа?— Могу вас уверить, что не из-за меня… Да, кажется, ни из-за кого, а просто так-таки не любит. Это хоть редко встречается, но бывает…— А Николай Сергеич так ее любит!— Вольно же. Люби не люби, а насильно мил не будешь, Аглая Петровна.— Да, не будешь! — значительно проронила молодая женщина.Она подала Невзгодину чай и спросила:— А вы не боитесь возвращения чувства?— Оно не возвращается… А бедную Маргариту Васильевну придется огорчить! — резко оборвал Невзгодин тему беседы.— Чем?— Ваше письмо не подействовало.— Какое? Я ничего не понимаю.— Письмо к Измайловой. Я был у нее сегодня.— И что же?— Разумеется, отказ. Впрочем, я этого и ждал. По-моему, большая ошибка со стороны Маргариты Васильевны было давать мне такие поручения… Измайлова, говорят, любит антиноев до сих пор… Ну, а я… сами видите, что невзрачный кавалер… Тем не менее я рад, что видел знаменитую Мессалину в отставке. И какая же она страшная, эта раскрашенная старуха!..— Как же она вас приняла? Расскажите.— Не особенно любезно. Осмотрела с ног до головы и, прочитавши ваше письмо, недовольно повела своими накрашенными губами и наконец просила изложить, в чем дело… Несмотря на все мое красноречие, — а я был красноречив, даю вам слово! — Измайлова отнеслась к затее Маргариты Васильевны прямо-таки неодобрительно. «Какие театры да лекции для рабочих? Я этому не сочувствую…» Ну, спросила, конечно, дали ли вы пятьдесят тысяч или пообещали только, и когда я сказал, что пообещали, она… усмехнулась довольно-таки, признаться, многозначительно…— Не поверила, что я дам? — усмехнулась Аносова.— Как будто так. А затем стала допрашивать: кто такой я и почему к ней приехал, а не Заречный… Одним словом, полнейшее фиаско… Не осуществить, как видно, Маргарите Васильевне своего плана…— А вы его одобряете?— Отчего ж не одобрить. Дело, во всяком случае, полезное…— Ну, так план Маргариты Васильевны осуществится! — весело проговорила Аглая Петровна.— Каким образом?— Я одна выстрою дом, а вы, быть может, не откажетесь помочь нам советом, как лучше это сделать…Невзгодин был изумлен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32