https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Am-Pm/inspire/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Д.Юм
Исследование о человеческом разумении

Перевод С.И.Церетели
(по изданию: Д.Юм. Исследование о человеческом разумении.
М., "Прогресс", 1995)

ОГЛАВЛЕНИЕ

Вступительное замечание
Глава I. О различных видах философии
Глава II. О происхождении идей
Глава III. Об ассоциации идей
Глава IV. Скептические сомнения относительно деятельности ума
Глава V. Скептическое разрешение этих сомнений
Глава VI. О вероятности
Глава VII. Об идее необходимой связи
Глава VIII. О свободе и необходимости
Глава IX. О рассудке животных
Глава X. О чудесах
Глава XI. О провидении и о будущей жизни
Глава XII. Об академической, или скептической, философии

----------------------------------------------------------------------------
ВСТУПИТЕЛЬНОЕ ЗАМЕЧАНИЕ

Большинство принципов и рассуждений, содержащихся в этом томе, были преданы
гласности в трехтомном труде, озаглавленном "Трактат о человеческой
природе", труде, который был задуман автором еще до оставления им колледжа,
а написан и опубликован вскоре после этого. Но, видя неуспех названного
труда, автор осознал свою ошибку, заключавшуюся в преждевременном
выступлении в печати, переработал все заново в нижеследующих сочинениях,
где, как он надеется, исправлены некоторые небрежности в его прежних
рассуждениях или, вернее, выражениях. Однако некоторые писатели, почтившие
философию автора разбором, постарались направить огонь всех своих батарей
против этого юношеского произведения, никогда не признававшегося автором, и
высказали претензию на победу, которую, как они воображали, им удалось
одержать над ним. Это образ действий, весьма противоречащий всем правилам
чистосердечия и прямоты в поступках и являющийся разительным примером тех
полемических ухищрений, к которым считают себя вправе прибегать в своем
рвении фанатики. Отныне автор желает, чтобы только нижеследующие работы
рассматривались как изложение его философских взглядов и принципов.

ГЛАВА 1 О РАЗЛИЧНЫХ ВИДАХ ФИЛОСОФИИ
Моральную философию, или науку о человеческой природе, можно трактовать
двумя различными способами, каждый из которых имеет особое преимущество и
может способствовать развлечению, поучению и совершенствованию
человечества. Согласно одному из них человек рожден преимущественно для
деятельности и в своих поступках руководствуется вкусом и чувством,
стремясь к одному объекту и избегая другого в зависимости от той ценности,
которую он приписывает этим объектам, и от того, в каком свете они ему
представляются. Так как добродетель признается наиболее ценным из всех
объектов, то философы этого рода рисуют ее в самых привлекательных красках,
обращаясь за помощью к поэзии и красноречию и трактуя свой предмет легким и
ясным способом, который более всего нравится воображению и пленяет чувства.
Они выбирают самые поразительные наблюдения и случаи из обыденной жизни,
надлежащим образом сопоставляют противоположные характеры и, увлекая нас на
путь добродетели видениями славы и счастья, руководят нами на этом пути с
помощью самых здравых предписаний и самых ярких примеров. Они дают нам
почувствовать разницу между пороком и добродетелью, пробуждают и направляют
наши чувства и, как только им удается вселить в наши сердца любовь к
правдивости и истинной чести, считают цель всех своих трудов вполне
достигнутой.
Философы другого рода рассматривают человека с точки зрения не столько
деятельности, сколько разумности и стремятся скорее развить его ум, чем
усовершенствовать его нравы. Эти философы считают человеческую природу
предметом умозрения и тщательно изучают ее с целью открыть те принципы,
которые управляют нашим разумением, возбуждают наши чувства и заставляют
нас одобрять или порицать тот или иной частный объект, поступок или образ
действий. Они считают позором для всей науки то, что философия до сих пор
еще не установила непререкаемых основ нравственности, мышления (reasoning)
и критицизма и без конца толкует об истине и лжи, пороке и добродетели,
красоте и безобразии, не будучи в состоянии указать источник данных
различений. Никакие препятствия не отвращают их от попыток разрешить эту
трудную задачу; переходя от частных примеров к общим принципам, они
продвигаются в своих изысканиях все дальше, к еще более общим принципам и
не удовлетворяются, пока не дойдут до тех первичных принципов, которые во
всякой науке необходимо полагают предел человеческой любознательности.
Пусть их умозрения кажутся отвлеченными и даже невразумительными заурядному
читателю-они рассчитывают на одобрение ученых и мудрецов и считают себя
достаточно вознагражденными за труд целой жизни, если им удастся обнаружить
несколько скрытых истин, которые могут служить поучением для потомства.
Несомненно, что большинство людей всегда предпочтет легкую и ясную
философию точной, но малодоступной и многие будут рекомендовать первую,
считая ее не только более приятной, но и более полезной, чем вторая. Она в
большей мере соприкасается с обыденной жизнью, воспитывает сердце и
чувства, а касаясь принципов, влияющих на действия людей, исправляет
поведение последних и приближает их к тому идеалу совершенства, который
описывается ею. Напротив, малодоступная философия, будучи продуктом такого
типа ума, который не может вникать в деловую и активную жизнь, теряет свой
престиж, как только философ выходит из тени на свет, и принципам ее нелегко
сохранить какое бы то ни было влияние на наше поведение и образ действий.
Наши чувства, волнения наших страстей, сила наших аффектов-все это
сокрушает ее выводы и превращает глубокого философа в заурядного человека
(plebeian).
Надо также сознаться, что самую прочную и в то же время самую справедливую
славу приобрела именно легкая философия, тогда как отвлеченные мыслители,
кажется, пользовались до сих пор лишь мимолетной известностью, основанной
на капризе или невежестве современников, но не могли сохранить свою славу
перед лицом более беспристрастного потомства. Глубокому философу легко
допустить ошибку в своих утонченных рассуждениях, но одна ошибка необходимо
порождает другую, по мере того как он выводит следствия, не отступая ни
перед какими выводами, даже необычными и противоречащими
общераспространенному мнению. Если же философ, задающийся целью всего лишь
представить здравый смысл человечества в более ярких и привлекательных
красках, и сделает случайно ошибку, он не пойдет дальше, но, снова
обратившись к здравому смыслу и естественным воззрениям нашего ума,
вернется на правильный путь и оградит себя от опасных заблуждений. Слава
Цицерона процветает и теперь, тогда как слава Аристотеля совершенно угасла.
Лабрюйер известен за морями и все еще сохраняет свою репутацию, тогда как
слава Мальбранша ограничивается его народом и эпохой. Эддисона, быть может,
будут читать с удовольствием, когда Локк будет уже совершенно забыт.
Обычный тип философа, как правило, не пользуется большим расположением в
свете, ибо предполагается, что такой философ не может ни приносить пользу
обществу, ни способствовать его развлечению: ведь он живет, стараясь быть
подальше от людей, проникнутый принципами и идеями, столь же далекими от
обычных представлений. Но, с другой стороны, невежду презирают еще больше,
и ничто не может служить более верным признаком духовной ограниченности в
такую эпоху, когда у какой-нибудь нации процветают науки, как полное
отсутствие вкуса к этому благородному занятию. Принадлежащим к наиболее
совершенному типу признают того, кто занимает середину между этими двумя
крайностями, того, чьи способности и вкус одинаково распределены между
книгами, обществом и делами, кто сохраняет в разговоре тонкость и
деликатность, воспитываемые изящной литературой, а в делах-честность и
аккуратность, являющиеся естественным результатом правильной философии. И
ничто не может в большей мере способствовать распространению и воспитанию
такого совершенного типа, как сочинения, написанные легким стилем, не
слишком отвлекающие от жизни, не требующие для своего понимания ни особого
прилежания, ни уединения, сочинения, по изучении которых читатель
возвращается к людям с запасом благородных чувств и мудрых правил,
приложимых ко всем потребностям человеческой жизни. Благодаря таким
сочинениям добродетель становится приятной, наука-привлекательной, общество
людей-поучительным, а уединение-не скучным.
Человек-существо разумное, и, как таковое, он находит себе надлежащую пищу
в науке; но границы человеческого разума столь узки, что можно питать лишь
слабую надежду на то, чтобы как объем, так и достоверность его приобретений
в этой области оказались удовлетворительны. Человек не только разумное, но
и общественное существо, однако он не способен ни постоянно наслаждаться
приятным и веселым обществом, ни сохранять к нему надлежащее влечение.
Человек, кроме того, деятельное существо, и благодаря этой наклонности, а
также в силу различных потребностей человеческой жизни он должен
предаваться различным делам и занятиям; но дух нуждается в некотором отдыхе
и не может быть всегда поглощен заботами и деятельностью. Итак, природа,
по-видимому, указала человечеству смешанный образ жизни как наиболее для
него подходящий, тайно предостерегая людей от излишнего увлечения каждой
отдельной склонностью во избежание утраты способности к другим занятиям и
развлечениям. Удовлетворяй свою страсть к науке, говорит она, но пусть твоя
наука останется человеческой и сохранит прямое отношение к деятельной жизни
и обществу. Туманные размышления и глубокие исследования я запрещаю и
строго накажу за них задумчивостью и меланхолией, которую они породят в
тебе, бесконечными сомнениями, в которые они тебя вовлекут, и тем холодным
приемом, который выпадет на долю твоим мнимым открытиям, как только ты их
обнародуешь. Будь философом, но, предаваясь философии, оставайся человеком.
Если бы большинство людей довольствовалось тем, что предпочитало бы легкую
философию отвлеченной и глубокой, не относясь к последней с порицанием или
презрением, то, быть может, стоило бы согласиться с общим мнением и
позволить каждому человеку беспрепятственно следовать своим вкусам и
склонностям. Но ввиду того что люди часто заходят дальше, доводя дело даже
до безусловного отрицания всяких глубоких рассуждений, или того, что обычно
называется метафизикой, мы перейдем теперь к рассмотрению тех разумных
доводов, которые могут быть приведены в пользу последней.
Мы можем начать с замечания, что одним из важных преимуществ точной и
отвлеченной философии является помощь, оказываемая ею философии легкой,
житейской, которая без нее никогда не достигла бы достаточной степени
точности в своих представлениях, правилах или рассуждениях. Вся изящная
литература есть не что иное, как ряд картин, рисующих нам человеческую
жизнь в ее различных проявлениях и формах и возбуждающих в нас различные
чувства: одобрение или порицание, восторг или насмешку-в зависимости от
качеств того объекта, который они представляют. Достигнуть этой цели более
способен тот писатель, который помимо тонкого вкуса и способности к
быстрому схватыванию [объекта] обладает еще точным знанием внутренней
структуры и операций разума, действий страстей, а также знаком с различными
чувствованиями, посредством которых мы различаем порок и добродетель. Каким
бы трудным ни казалось это внутреннее изыскание, или исследование, оно
становится до некоторой степени необходимым для тех, кто хочет успешно
описать наглядные внешние проявления жизни и нравов. Анатом показывает нам
самые отвратительные и неприятные вещи, но его наука полезна живописцу для
создания образа даже Венеры или Елены; пользуясь самыми богатыми красками и
придавая своим фигурам самые грациозные и привлекательные позы, живописец
все же должен обращать внимание на внутреннее устройство человеческого
тела, на положение мышц и строение костей, на назначение и форму каждого
члена или органа. От точности всегда только выигрывает красота, а от
верности рассуждения-тонкость чувства, и напрасны были бы наши старания
возвеличить одно за счет умаления другого.
Кроме того, заметим, что дух точности, каким бы образом он ни был
приобретен, приближает к совершенству любые искусства, любые профессии,
даже те, которые ближе всего касаются жизни или деятельности, и делает их
более пригодными для служения интересам общества. И хотя философ может быть
далек от практических дел, философский дух, тщательно культивируемый
немногими, постепенно должен распространиться на все общество и сообщить
присущую ему точность каждому искусству, каждой профессии. Государственный
деятель приобретет большую предусмотрительность и тонкость в разделении и
уравновешении власти, юрист-большую методичность в рассуждениях и более
высокие принципы, а полководец внесет большую правильность в дисциплину и
станет осторожнее в своих планах и действиях. Устойчивость современных
государств в сравнении с древними и точность современной философии [в
сравнении с античной] совершенствовались и, вероятно, будут продолжать
совершенствоваться столь же постепенно.
Но если бы даже занятия философией не доставляли никакой выгоды, кроме
удовлетворения невинной любознательности, то и к этому не следовало бы
относиться с презрением, ибо это одно из средств достижения тех немногих
несомненных и безвредных удовольствий, которые доступны роду человеческому.
Наиболее приятный и безобидный жизненный путь совпадает со стезею науки и
познания; и всякого, кто может или устранить с нее какие бы то ни было
препятствия, или открыть новые горизонты, следует в силу этого почитать
благодетелем человечества.
1 2 3 4


А-П

П-Я