Если известны все действующие факторы, можешь построить модель и предсказывать будущие состояния изучаемой системы. Но в реальной жизни количество действующих сил слишком велико, нужен набор каких-то особенно сильных факторов, которые нейтрализовали бы все остальные.
Подмастерье таки достал из ножен катану, повертел ее в руках и стремительным движением рассек Воздушную Ловушку Дмитрия пополам.
– Так вот, в последнее время мне кажется, что нашими действиями управляет кто-то очень хитрый и сообразительный. Кто-то создал для нас такие условия, в которых у нас остается только один путь, на котором мы способны победить. Подумай, какова вероятность того, что мы, только-только познакомившись с главой местных рационалистов, встречаем человека, подыскивающего механика для капитана Немо? Чуть больше нуля, на грани чуда. А случай с Сугимото, подоспевшая вовремя помощь от Катани? И наконец, этот приют, в котором степень нашей свободы сведена к минимуму.
– А каков, по-твоему, пятый способ предсказать будущее? – выигрывая время для размышления, поинтересовался Дмитрий.
В том, что говорил напарник, было рациональное зерно. Ктонибудь, не обладающий способностями к Мастерству, назвал бы монолог Николая параноидальным бредом, но Ледянников и сам обладал слабо развитым стилевидением, а потому тоже ощущал странную ауру, пропитывающую все вокруг. Странную – самое точное из возможных определений, поскольку ничего, кроме ощущения театральности происходящего, она не вызывала.
– Пятый способ предсказать будущее – говорить наугад, – пояснил подмастерье, поигрывая катаной. – Самая низкая вероятность, но зато предсказателем может стать кто угодно. Как в примере с миллионом обезьян с «Ундервундами» – всегда есть шанс, что кто-то из них попадет в точку.
Капитанская каюта на «Линкольне» служила местом для проведения особо важных совещаний. При необходимости из стен выдвигались раскладные табуреты, удобные настолько, чтобы не провоцировать собравшихся на затягивание обсуждений.
– Завтра приступим к сборке гидроплана, – напомнил капитан Тесла, делая какие-то отметки в записной книжке. – Необходимо обсудить ряд вопросов, связанных с его отправкой на материк. Что необходимо «Линкольну» в первую очередь? Без чего нам никак не обойтись? Я внимательно слушаю.
– Экипаж, – выдохнул Дэвид Джонс. – Во время боя техника тоже пострадала, но ее можно починить, а вот с людьми сложнее. Нам ведь нужны особые люди, чтобы без всякой там психотехники, умелые и верные. Найти таких будет непросто – я всерьез опасаюсь, что источник в Сан-Франциско себя исчерпал. Пора налаживать контакты с республиканцами в Лос-Анджелесе, Монтерее или даже в Сан-Диего.
– Я бы предпочел Сакраменто, – проворчал Джон Голд. – Дальше от берега, но зато там много меньше япошек. В любом случае, сейчас придется лететь во Фриско, там разведанные места и не будет особых проблем с запасными частями – в тамошних конторах, ведающих распределением деталей, сидят республиканцы.
– С механиками постоянно какие-то проблемы, – тут же подал голос Арчибальд Гудвин, командир абордажной группы, которого с легкостью опознал бы любой представитель Комиссии – именно его снимал Куросава с патрульного дирижабля. – У меня в отряде тоже есть потери: целых одиннадцать человек! Это вам не пара техников, а почти половина абордажной группы. Поэтому я за то, чтобы идти в Сан-Франциско. Тамошний руководитель республиканцев дает нужных людей, даже не спрашивая, что мы с ними делаем.
Николас Тесла сделал очередную отметку в записной книжке и лишь после этого поднял голову.
– С боевыми группами и даже с оружейными расчетами в Сан-Франциско проблем не будет, – заметил он. – Таких людей можно нанять в любом прибрежном городе протектората. С механиками сложнее, поскольку все, или почти все, местные механики на счету у японской военной полиции. Если до японцев дойдет весть, что кто-то похищает определенных людей из столичного города в протекторате, поднимется шум. А будет шум, набегут военные, и с поставками запасных частей придется разбираться в других местах, не столь оживленных. В последний раз нам повезло – механик оказался беженцем из Орегона, но много ли механиков прибежит в обороняющееся изо всех сил государство, через многочисленные посты, заставы, минные поля и армейские патрули? Второй раз так не повезет.
– Капитан, – обратился к Тесле Джонс. – Радиостанция на маяке не работает, а потому нам придется лететь на свой страх и риск. Не исключено, что японцы обнаружили, что их смотритель занимается противозаконной деятельностью. В последнее время в окрестностях маяка было слишком много народу. Я предлагаю послать небольшой отряд на разведку. Если все в порядке, он же передаст сообщение о найме новых членов экипажа руководителю революционеров, а также закупит недостающие детали. А потом уже прилетит гидроплан и заберет весь груз с собой.
– Кто войдет в состав разведывательной группы? – тут же поинтересовался капитан. – У тебя, Дэвид, уже есть предложения?
Дэвид Джонс полез во внутренний карман и достал оттуда небрежно набросанный список.
– Макалистер, я, Гамильтон от оружейников и трое из абордажной группы – тут я полностью доверяю мистеру Гудвину. Большее количество людей если и поместится в гидроплане, то лишь за счет груза. Надеюсь, возражений нет?
– Возражения есть! – Джон Голд недовольно посмотрел на Дэвида Джонса и выразительно постучал металлической ногой по полу.
– Возражение первое: Финна я вам не отдам. Под моим началом ходили пятеро механиков, теперь только трое. А пока кто-то из этой троицы прохлаждается, бегает по земле в поисках комплектующих, остальным придется вкалывать на полную катушку, между прочим. Потому как повреждений много, а нас мало. И без Финна я с ремонтом не справлюсь. Кто мне пульт отладит обратно, если почти все асы по части электроники выбыли из строя? Мне самому копаться? Так я разорваться пополам не смогу – мне и без того несладко придется. Так что пошлите на поверхность этого Айлендера – он пока что наименее полезный из моих ребят, когда дело доходит до ремонта, зато еще не выцвел от отсутствия солнечного света и не будет привлекать излишнего внимания, шляясь по городу.
– Я еще не вполне ему доверяю, – чуть помявшись, признался Джонс. – А вдруг это британский шпион? У нас не так много контактов с республиканцами Орегона, проверить его легенду на сегодняшний день невозможно. Стоит ли давать такому человеку возможность покидать подводную лодку, на которой он просто вынужден, чтобы себя не раскрыть, приносить пользу?
– Не доверяешь – проверь! – заметил капитан Тесла. – Пускай один из абордажников или даже двое отправятся вместе с ним и проследят, шпион этот Алекс или нет. А не доверять и при этом сохранять статус кво – верный путь к поражению. Ты же понимаешь, Дэвид, что механиков на корабле после отлета гидроплана останется только трое? Если Айлендер шпион или диверсант, у него появится возможность совершить любую диверсию, и никто не сможет его проконтролировать. Другие механики будут заняты, а остальные члены экипажа просто не имеют должной квалификации, чтобы отличить полезные действия от вредоносных. Где лучше держать такого человека – на борту субмарины, на которой нам же потом и ходить, или под присмотром и негласным контролем поодаль? Так что берешь этого Айлендера – и в путь. Как поступить, если обнаружишь утечку информации, – сам знаешь. Но не торопись, сначала убедись, что никакой ошибки нет. Пока революционеры отыщут для нас новых механиков, пройдет как минимум неделя. А целая неделя всего с тремя людьми, способными починить автомат на «Линкольне», – это слишком большой срок. Того гляди, мне придется вспомнить, кто спроектировал субмарину, и самому взяться за гаечный ключ!
Последнее предложение прозвучало как откровенная угроза, а потому Дэвиду Джонсу, заместителю капитана, пришлось согласиться с тем, что в Сан-Франциско поедет Алекс Айлендер.
Кася лежала на кухне, на табурете возле огромного кухонного стола, сытая и вроде бы даже довольная. Со стороны, тем более человеку, могло показаться, что кошка спит. Спит настолько крепко, что видит сны и даже передергивает лапками в какие-то моменты. И ведь этот гипотетический наблюдатель, в роли которого периодически оказывалась Оксана, был бы по-своему прав. Иное дело, что сон сну рознь. Великие мастера и гроссмейстеры психотехнических искусств знали о существовании разновидности снов, позволяющих общаться с другими спящими, независимо от того, в какой точке планеты они находятся, – был бы заранее установлен эмоциональный контакт. Транс, кома, лунатизм, дрема и еще десяток специальных терминов – вот весь словарный запас человечества по отношению к снам. Говорят, в древности хазары владели еще множеством специальных слов, но где теперь эти хазары, кто, кроме пары сотен ученых, читает их словари?
У кошек существовало свыше пятнадцати тысяч базовых понятий, относящихся к тому состоянию, которое люди называют сном. Вот и сейчас вряд ли можно было адекватно передать на человеческом языке Касино состояние. Кася смотрела на тугие узлы причинноследственных связей и время от времени пускала в ход сонный эквивалент когтей. Ткань бытия послушно расходилась в стороны тысячами стрелок, однако моментально срасталась вновь, почти такая же, как прежде, но все равно немного иная.
Капля камень долбит, сказал бы, наверное, гипотетический наблюдатель, представься ему возможность неведомым способом подсмотреть, чем на самом деле занимается спящая кошка. Одна-единственная зверушка, весом немногим более полутора килограммов, против таинственного фактора фатума. Но наш гипотетический человек был бы снова не прав – Кася была не одна. По всему миру коты и кошки деловито затачивали когти – о древесину, обшивку дивана, только что наклеенные обои – и шли воевать во сне.
Тысячи кошек предотвращали страшную беду, расцарапывали мировые линии судьбы, лихорадочно меняли судьбы людей и погоду. Фактор фатума настойчиво продолжал свивать причинноследственные связи в единый гордиев узел, тот самый, который испокон веков разрубался единственным известным человечеству способом – при помощи войны.
Пока что катастрофа приближалась, хотя и намного медленнее, чем могла. Кошки старались изо всех сил, трудились не покладая лап. Благодаря оплошности фатума и самоотверженности Кодзо Сугимото у них была надежда победить. Один-единственный шанс, воспользоваться которым могли только люди, причем почти без кошачьих подсказок.
Весь путь до Сан-Франциско Дэвид Джонс пытался наладить общение с Айлендером, хоть как-то сгладить ту неприязнь, которая возникла между ними еще на маяке. За шпионом, считающим, что к нему неплохо относятся, намного легче следить. У него даже можно напрямую спрашивать, где он был, чтобы сверять его ответы со своими наблюдениями.
Алекс охотно шел на контакт – чем, кстати, возбуждал подозрения Дэвида еще сильнее, – смеялся, шутил, но при этом все равно волновался.
– Как ты полагаешь, – с интонациями человека, ищущего ответа на мучающий его вопрос, обратился механик к помощнику капитана. – Мне можно будет навестить кузена или оставить для него какую-нибудь весточку? Ты его видел на маяке, помнишь парнишку по имени Ник? Это он и есть. Или все же не стоит? Секретность там всякая и так далее… Очень не хотелось бы нарушить по незнанию какой-нибудь из наших неписаных законов, ведь наверняка какие-то правила посещения материка на субмарине имеются.
– Для начала исключи из лексикона слово «субмарина», – порекомендовал Джонс, – пока ходишь по берегу, не упоминай этого слова даже в шутку. И вообще, ничего о нас не говори. Мы это «объект». Без уточнений, поскольку сведущие люди – посмотри в список контактов – поймут. А остальным знать, кто мы такие и откуда, не обязательно. От избыточных знаний, говорят, линия жизни сокращается – до тех пор, пока вообще не исчезнет. Меньше знаешь – лучше карма.
– Помолчите немного, – попросил пассажиров пилот гидроплана. – Мы сейчас пролетаем над одним из японских дирижаблей, очевидно патрульным. Электрическая защита, разумеется, включена, но не стоит рисковать. Лучше послушайте, как мы пробираемся сквозь облака…
– Поэт, – пробормотал Дэвид Джонс, но замолчал. Подозрительный Алекс Айлендер тоже. Маскировочное устройство не подвело, часовые-психотехники гидроплана не заметили, а легкому рокоту моторов легкомысленно не придали значения. Выбранная в качестве посадочной площадки заводь оказалась чиста, без засад и скрытого наблюдения. Гудвин, вызвавшийся проследить за Айлендером собственноручно, только пожал плечами, когда Джонс посоветовал ему быть максимально бдительным.
– Ты лучше выясни, отчего замолчало радио на маяке, – заметил старший в абордажной команде. – А уж я прослежу по полной программе. Только не рассчитывай, что я приду к тебе со скальпом Алекса и скажу, что он был английским шпионом. Если ему удалось попасть на борт – значит, с той стороны работают профессионалы. И сам он тоже профессионал, не совершающий грубых ошибок. Подловить такого до чертиков трудно. Вот, скажем, остановится он на Сакраменто-стрит напротив кондитерской, завязать шнурки, а это знак какой. Купит булочку с повидлом, а это целое сообщение. Хуже того, вместе с банкнотами и мелочью, если есть навык, можно что угодно передать из одних рук в другие. А ведь еще есть общественные уборные, урны, столкновения со случайными прохожими… Так что надейся на себя. Маяк – вот главная зацепка. А я так, для успокоения нервов прогуляюсь.
Оружия Айлендеру, от греха подальше, не дали. Не настолько много в городе людей Теслы, чтобы позволять потенциальному врагу ходить с пистолетом. Там же в одной только обойме больше патронов, чем людей, прилетевших на гидроплане. Механик возражать против такой дискриминации не стал, получил от Дэвида Джонса кольцо в виде семигранной гайки – знак того, что его носитель работает на Николаса Теслу, – и, сославшись на большой объем закупок, стремительно удалился в город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55