Потому что они по-настоящему любят друг друга. Что ваша недальновидность и отсутствие гибкости может обречь вас в будущем на жестокие страдания, которые не каждый в состоянии выдержать?
Эдвина наклонилась над Прескоттом. В ее глазах он увидел тревогу и беспокойство за него.
– Вы хорошо себя чувствуете?
Прескотт медленно покачал головой:
– Все так неожиданно! Это трудно сразу переварить…
Эдвина обняла его и нежно прошептала ему на ухо:
– Я с вами. Что бы ни случилось, я буду с вами. – Ее поддержка, возможно, была тем единственным, что позволяло Прескотту сохранять здравый ум в этот момент. Все, что до сих пор ему было известно о самом себе, оказалось ложью. Все, кроме одного. Его фамилия и в самом деле Дивейн…
– Разве вы не видите, как сильно эти двое любят друг друга? – спросил сэр Ли.
– Мне это абсолютно безразлично. Внук он вам или нет – я не успокоюсь, пока не увижу его на виселице! – С этими словами отец Эдвины повернулся и вышел вон из комнаты.
Эдвина обняла Прескотта еще крепче, желая передать ему всю силу своей любви и нежности, понимая; как сильно он сейчас страдает.
Неуверенной походкой сэр Ли подошел к Прескотту.
– Ты сможешь когда-нибудь простить меня, сынок?
От волнения у Эдвины перехватило дыхание.
Одно долгое мгновение Прескотт молчал, а затем медленно высвободился из ее объятий. Эдвина нехотя отпустила Прескотта и отодвинулась от него, продолжая держать свою руку у него на плече. Всем сердцем она ощущала глубину его мук и безмерно сочувствовала ему.
Прескотт покачал головой:
– Вы все знали… Вы все это время знали обо всем, ведь так?
– Нет. Я ничего не знал, пока не приехал сюда. Пока тебя не увидел. – У сэра Ли на глазах блестели слезы. – Ты же как две капли воды похож на свою покойную мать… – Старик закивал, и горькие слезы ручьем покатились у него по щекам. – Стоило мне увидеть тебя, как я тут же обо всем догадался. Но до этого самого момента, клянусь тебе, я ничего о тебе не знал…
Не в силах больше держаться на ногах, старик как подкошенный рухнул на диван. Он сидел, сокрушенный и убитый горем, низко опустив голову, ссутулившись – словно согнулся под тяжестью мучительных воспоминаний.
– Моя дочь умерла с ненавистью в душе. Она так сильно ненавидела меня, что даже не сообщила, что у меня есть внук. И я не могу ее за это винить. Человек без сердца, который отвергает свою собственную плоть и кровь, не может вызывать доверия и недостоин столь бесценного подарка судьбы… – Старик замолк, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. Он достал из кармана носовой платок и вытер глаза. – Она так никогда и не узнала, как сильно сожалел я о своей ошибке. Как я раскаивался.
Сердце у Эдвины готово было разорваться от жалости к старику. Из-за трагедии, причиной которой он стал, из-за того, какие муки ада пришлось ему пройти и как до сих пор сильно болит у него эта незаживающая рана.
Сэр Ли поднял полные слез глаза и, всхлипывая и горестно качая головой, проговорил:
– Даже о том, что моя дочь умерла, я узнал лишь спустя несколько недель после ее кончины. – Он горько усмехнулся. – Я, в подчинении у которого находились сотни офицеров разведки, посвященный в сотни и тысячи сокровенных тайн других людей, не знал, что моя собственная дочь умирает. Даже не догадывался, что мой внук – моя родная кровинка – оказался на попечении совершенно посторонних людей. Я был настоящим болваном – упрямым и жестоким…
Уронив голову на грудь, старик заплакал, не стесняясь своих слез. Его костлявые плечи вздрагивали от рыданий.
В комнате воцарилась гробовая тишина.
У Прескотта что-то шевельнулось в душе. Раскаяние старика растрогало его до слез. Движимый сочувствием, он сделал шаг к своему родному деду.
Эдвина отошла в сторонку, стиснув перед собой руки в жесте мольбы, мысленно прося Бога о счастливом исходе тягостной для всех сцены.
– Я много раз мечтал об этом моменте, – проговорил Прескотт бесцветным голосом, – о том моменте, когда я смогу сказать человеку, который разрушил мечты моей матери, который оставил нас умирать в нищете… что я не нуждаюсь в нем, что я прекрасно обошелся без него и без его семьи… Когда я смогу сказать ему, чтобы он убирался к черту со своей проклятой семьей.
Сэр Ли – заплаканный и пристыженный – поднял голову:
– И я не виню тебя за это, сынок…
– Однако сейчас у меня язык не поворачивается это сказать. Вы хитрый сукин сын, скажу я вам. Вы завоевали мое доверие, вкрались ко мне в душу. Мы беседовали о жизни, я прислушивался к вашим мудрым советам, между нами установилось взаимопонимание…
Сэр Ли вытер глаза.
– Теперь, когда мы стали так близки, – неторопливо продолжал Прескотт, – я не могу остаться безучастным к вашему горю, не могу пренебречь вашим раскаянием. Я не сомневаюсь… что вы искренне сожалеете обо всем случившемся.
Сэр Ли поднялся.
– Я бы сейчас отдал все ради того, чтобы можно было повернуть время вспять. Чтобы можно было все изменить… Чтобы оградить тебя от всего, через что тебе пришлось пройти. Я знаю, что теперь слишком поздно и я мало что могу тебе предложить… – Сэр Ли простер к Прескотту дрожащую руку. – Но может быть, когда-нибудь в будущем ты сможешь меня простить?
Прескотт, не говоря ни слова, обнял деда.
Сэр Ли снова разрыдался, крепко прижимая Прескотта к себе, словно не хотел его больше никуда отпускать от себя.
Слезы застилали Эдвине глаза. Она стояла и смотрела затаив дыхание на обнимающихся деда и внука.
– Гордыни в нашей жизни нам обоим хватило с лихвой, – проговорил Прескотт хриплым от чувства голосом. – Нам обоим пришлось хлебнуть немало. Хватит с нас страданий и душевной боли! – А затем, посмотрев через плечо и встретившись глазами с Эдвиной, добавил так проникновенно, что у нее захватило дух: – Мне кажется, я готов к тому, чтобы у меня появилась семья, которую я назову своей.
Глава 33
Спустя несколько часов Эдвина стояла в своей комнате у открытого окна и смотрела на ночное небо, на залитый лунным светом сад. Небо было усеяно мириадами звезд, и, глядя на них, Эдвина мечтала о самом заветном.
Как ярко сияли у Прескотта глаза и как уверенно звучал его голос, когда он произнес слова, от которых сердце радостно всколыхнулось у Эдвины в груди: «Мне кажется, я готов к тому, чтобы у меня появилась семья, которую я назову своей»!
Даже теперь, когда Эдвина вспоминала эту фразу, ее сердце начинало учащенно биться в предвкушении счастья. Неужели Прескотт имел в виду семью, которую он создаст с ней? Смеет ли она мечтать об этом?
Теперь уже Эдвина понимала, что в самой идее замужества не было ничего такого, что бы ей не подходило. Просто ее брак с сэром Джеффри был несчастливым. Как был бы неудачным любой брак, в котором муж пытался бы подавлять ее, навязывать свою волю.
Прескотт был совсем другим человеком. Он понимал ее. Он принимал Эдвину такой, какая она есть. В глубине души Эдвина была уверена, что Прескотт не стал бы помыкать ею, не пытался бы переделать ее и решать все за нее. Напротив, он всей душой поддерживал ее и то, что для нее важно в жизни. Ее драгоценное детище – Общество образования и развития женщин – не вызывало у Прескотта недоверия и презрения, как, например, у ее отца. Напротив, он поддерживал Эдвину морально и даже оказывал ей содействие в решении некоторых практических вопросов.
Эдвина постоянно чувствовала рядом с собой надежное плечо Прескотта, о которое можно было опереться в трудную минуту. С Прескоттом она могла позволить себе быть самой собой. Ей было с ним легко и спокойно. Она ощущала, что ее ценят и любят. Эдвина была на седьмом небе от счастья. Как эти сверкающие звезды, которые смотрят на нее с ночного неба.
Сама мысль о том, что она может быть женой этого человека, что она будет соединена с ним навеки узами брака, вызывала у нее необыкновенный душевный подъем. Брак с Прескоттом казался самым естественным делом на свете. Это предел ее мечтаний. Даже больше, чем то, чего она могла желать.
Тем не менее Прескотт пока не попросил ее ни о чем. И – подумать только – совсем недавно он был даже готов прекратить с ней всякие отношения! Разумеется, он собирался сделать это ради ее же блага – чтобы предотвратить ее разрыв с отцом. Однако не слишком ли легко он пошел на эту жертву?
Эдвина недовольно нахмурилась. Может быть, ее мечты о свадебных колоколах несколько преждевременны? Возможно, у Прескотта даже в мыслях этого нет? Может быть, пригрезившиеся Эдвине обручальные кольца на самом деле не что иное, как колечки дыма от сигар сэра Ли? Эдвина чувствовала: Прескотт в ней души не чает, искренне восхищается ею. Но достаточно ли всего этого для брака?
Кроме того, по-прежнему оставался нерешенным вопрос с ее отцом. При мысли об отце Эдвина совсем пала духом. Обуреваемый жаждой мести, отец требовал, чтобы Прескотт предстал перед судом. Он желал, чтобы его обидчика арестовали, бросили в тюрьму, наказали розгами, а потом повесили.
Эдвина потерла кончиками пальцев пульсирующие болью виски. Ей нужно думать о том, как спасти любимого от виселицы. Куда подевался свойственный Эдвине здравый смысл? План. Ей срочно нужен план действий.
Эдвина подошла к секретеру, достала бумагу и принадлежности для письма.
Так, нужно составить список. Список чего? Список качеств, которые ее привлекают в Прескотте? Которые вызывают у нее восхищение? Что, если она составит этот список, отец прочтет его и изменит свое решение? Ей могло бы помочь только одно – если она кинется отцу в ноги и станет слезно умолять пощадить ее возлюбленного, пообещает порвать с Прескоттом ради того, чтобы спасти его жизнь…
При мысли о том, что она, может быть, никогда больше не увидит Прескотта, не услышит его бархатный низкий голос, его смех, Эдвина похолодела. Она больше не ощутит его волнующий мускусный запах, не сможет гладить его бархатную кожу, не поцелует его нежные губы, не будет заниматься с ним любовью. Не сможет смеяться его веселым шуткам, наслаждаясь его остроумием. Не сможет проводить время в его приятной компании и не испытает то ни с чем не сравнимое чувство уверенности, которое всегда давало его присутствие рядом с ней. Никогда больше не будет этого прекрасного ощущения гармонии и взаимопонимания, когда им на ум одновременно приходили одни и те же мысли или когда они превосходно обходились без слов…
От страха навсегда потерять все это у Эдвины сжалось сердце. Грудь сдавила такая жуткая боль, что она не могла ни вздохнуть, ни охнуть.
Как спасти Прескотта? Спасти его от смерти, от позора?
Она сделает все, чтобы вызволить его. Пусть даже ей придется совершить сделку с самим дьяволом. Она спасет жизнь человека, которого любит.
Нахмурясь, она взяла перо и, обмакнув его в чернила, написала: «Брак». Затем перечеркнула это слово жирной чертой. «Любовные отношения», – медленно нацарапала она пером, но точно так же зачеркнула. Наконец из-под пера появилось новое слово: «Ничего». Написав его, она долго сидела, уставясь на лист бумаги, решая про себя, сможет ли она это вынести. Печаль камнем легла Эдвине на сердце, и глаза наполнились слезами.
В это мгновение в дверь постучали.
Эдвина вскочила с места и, скомкав листок, сунула его в ящик стола.
– Войдите.
– Эдвина! – В комнату ворвалась необычно взволнованная Джинни. Она тяжело дышала, как будто за ней гнались. К груди она прижимала кожаную сумку.
Плотно притворив за собой дверь, Джинни подбежала к Эдвине.
– Ах, Эдвина! Я должна сообщить тебе потрясающие новости! – Розовощекая матрона вся так и светилась от счастья. – Просто поверить в это не могу!
– Значит, ты уже знаешь?
– Что знаю?
– Что сэр Ли оказался дедушкой Прескотта.
Джинни замолчала, и глаза ее сделались круглыми от изумления.
– Вот это новость! Это же просто великолепно!
– Так, значит, ты ничего не слышала? Ты мне хотела сообщить о чем-то другом?
Держа сумку прямо перед собой, Джинни воскликнула:
– Ты не поверишь, что я нашла на своей кровати несколько минут назад!
– Свою сумку?
– Ты что, не понимаешь? – Джинни вынула из сумки пачку писем, перевязанную оранжевой ленточкой. – Это мои письма! Жерару!
– Как это? Как это могло случиться?
Джинни изумленно качала головой:
– Представления не имею! Письма просто лежали на кровати. А рядом с ними я нашла записку, в которой говорилось, что этот проклятый шантажист больше никогда меня не побеспокоит. Я так и не получила от него никаких требований, и пятьсот фунтов, которые он вымогал у меня за письма, остались при мне. Я ума не приложу, кто мог принести мне эти письма! – На глаза Джинни навернулись слезы. – Это похоже на чудо. Моя Джудит спасена!
Эдвина, расчувствовавшись, нежно обняла подругу:
– Я так рада за тебя!
– Все это было как один сплошной кошмарный сон. – Джинни качала головой и вытирала слезы. – Мне до сих пор не верится, что это позади.
– Джинни, тебе надо скорее сжечь письма. Ты сама это прекрасно знаешь.
– Знаю. – Джинни с нежностью смотрела на пачку писем. Ее лицо стало задумчивым. – Но мне бы хотелось перечитать их еще хоть один разочек…
– Понимаю, как они тебе дороги, но нужно избавиться от них как можно скорее, пока их никто не увидел…
Джинни сжала руку Эдвины.
– Дорогая, можно я перечитаю их прямо здесь, у тебя? Останься со мной, пожалуйста. А после этого мы вместе их сожжем. Вечером. И может быть, Дженел и Прескотт к нам присоединятся. Так будет лучше всего.
Эдвина колебалась. Но ведь ее отец не сможет ничего предпринять в эти ближайшие полчаса. Тем более что леди Кендрик обещала повлиять на него. Она уверила Эдвину, что сделает все возможное, чтобы он не наломал дров в порыве гнева. Надежда на то, что леди Кендрик удастся убедить отца и полностью уладить дело, была слабой, но, может быть, она уговорит его не выдвигать обвинений против Прескотта? Тогда Эдвине не придется заключать сделку с дьяволом! Ей не придется идти на эту страшную для нее жертву, отказываясь от Прескотта.
Чтобы леди Кендрик убедила графа Вуттон-Баррета успокоиться и тщательно обдумать свои действия, ей требуется какое-то время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37