— Ты посоветовал изменить распорядок, но это ничему не помогло. Я постоянно напоминала Джорджу, чтобы он позаботился о безопасности. Он уверял меня, что больше ничего не сможет сделать, да и никто не сможет. Сейчас он в отчаянии, а я надеялась, я и правда надеялась, теперь мне смешно, что ты, уж не знаю как, совершишь чудо и Три-Нитро выиграет скачки. Я была так уверена, так уверена... и я оказалась права.Я закончил писать.— А почему вы были так уверены? — задал я вопрос.— Сама не понимаю, Я просто знала. Я целыми неделями боялась этого... а иначе не страдала бы и не решилась обратиться к тебе. Я могла бы и не беспокоиться... Ты причинил мне столько неприятностей, и я не выдержала. Вчера был ужасный день. Он должен был победить, но я знала — этого не случится. Я почувствовала себя больной и разбитой. Я до сих пор себя так чувствую.Она опять затряслась. Ее лицо исказилось от боли. Столько надежд было связано с Три-Нитро, столько сил в него вложено, столько пережито волнений, и такой заботой он был окружен. Для тренера скачки то же, что фильм для кинорежиссера. Если у вас получилось, вам аплодируют, а если у вас неудача возмущаются. Но в любом случае вы вкладываете в скачки свою душу, свои мысли, свое Мастерство и недели разочарований. Я понимал, что значили проигранные скачки для Джорджа, да в равной степени и для Розмари — ведь Три-Нитро был ей так дорог.— Розмари, — сочувственно произнес я, понимая, что от моих слов ее отношение не изменится.— Этот болван Бразерсмит утверждает, что у него может быть инфекция, сообщила она. — За последние годы он наплел нам массу чепухи. А еще ветеринар называется. Я просто не в силах находиться с ним рядом. Он вечно смотрит куда-то в сторону. Я его никогда не любила. Он обязан следить за Три-Нитро, в конце концов это его работа. И он следил, и с лошадью все было в порядке. В полном порядке. Совсем недавно Три-Нитро пришел к финишу в отличной форме, да и в парад-ном забеге с ним тоже ничего не случилось. Ничего. А тут на скачках он начал отставать и у финиша был совсем измотан. — В эту минуту на ее глазах появились слезы, но она усилием воли поборола себя и не расплакалась, — Я полагаю, они проводили тесты на наркотики, — сказал Чико;Она опять рассердилась.— Тесты на наркотики! Конечно, проводили. А как вы думали? Анализы крови, мочи, слюны и еще чертова дюжина анализов. Они дали Джорджу дубликаты образцов, вот почему мы сюда и приехали. Он пытается создать частную лабораторию, но они не в восторге от этого замысла. Все будет как прежде... то есть ничего не получится.Я вырвал чек и отдал ей, она рассеянно посмотрела на него.— Я не хотела сюда приходить и теперь жалею. Боже мой, как я не хотела. Ты всего-навсего жокей. Мне надо было это знать. Я не желаю больше с тобой разговаривать. И не приставай ко мне с расспросами о скачках, понял.Я кивнул. Я понял ее. Она повернулась и двинулась к выходу.— И умоляю, ни слова Джорджу. Она вышла из комнаты, потом из квартиры и громко хлопнула дверью.Чико прищелкнул языком и пожал плечами.— Ты не сможешь одержать верх над всеми ними, — произнес он. — Что ты сможешь сделать, если ее муж не сумел предотвратить беду? Я уже не говорю об агентах полиции и полдюжине служебных собак. — Он подыскивал мне оправдания, и мы оба это понимали.Я не ответил.— Сид?— Не знаю, стоит ли мне продолжать, — сказал я, — работу такого рода.— Не обращай внимания на ее слова, — возразил он. — Ты не сможешь бросить работу. Она у тебя здорово получалась. Вспомни, какую уйму дел ты распутал. И если одно тебе не удалось...Я смерил его отсутствующим взглядом.— Ты теперь взрослый, — произнес он. Надо заметить, что Чико был на семь лет моложе меня. — Ты хочешь поплакать у папы на плече? — Он сделал паузу. Пойми, Сид, дружище, с этой дурью пора кончать. Что бы ни произошло, хуже той истории, когда лошадь раздавила тебе руку, ничего не может быть. Сейчас не время уверять, что в душе у тебя пустота и ты чуть ли не умер. У нас полно работы. Мы недоделали пять дел. Страховка, охрана, синдикаты Лукаса Вейнрайта...— Нет, — упрямо проговорил я, почувствовав себя обессиленным и ни на что не годным. — Не сейчас, Чико.Я поднялся и пошел в спальню. Закрыл дверь.Без всякой цели направился к окну и поглядел на крыши и каминные трубы.Потом прислушался к шуму начавшегося дождя. Трубы еще не сняли, хотя камины в квартирах были замурованы и огонь в них давно погас. Наверное, я вроде одного из этих потухших каминов, подумал я. Когда огонь догорает, становится холодно, и легко можно замерзнуть, Дверь открылась.— Сид, — произнес Чико.— Напомни, чтобы я вставил замок в эту дверь, — уныло заметил я.— К тебе пришел новый гость.— Передай ему, что меня нет дома.— Это девушка. Какая-то Льюис.Я провел рукой по лицу, голове и немного помассировал шею. Расслабил мускулы. И отвернулся от окна.— Льюис Макиннес?— Верно.— Она живет в одной квартире с Дженни.— А, эта. Ну, что же, Сид, если на сегодня все, то я пойду. Я буду здесь завтра. Ты не возражаешь?— Да.Он кивнул. Прочее осталось невысказанным. В выражении его лица и в голосе улавливались изумление, насмешка, дружелюбие и даже тревога. Быть может, он заметил все это и во мне. Как бы то ни было, на прощание он широко улыбнулся, а я возвратился в гостиную, размышляя о том, что есть и неоплатные долги.Льюис стояла в центре комнаты и оглядывалась по сторонам. Несколько дней назад я точно так же рассматривал квартиру Дженни. Я увидел комнату ее глазами: непропорциональные очертания, старомодный высокий потолок, рыже-коричневый кожаный диван, стол, уставленный бутылками и придвинутый к подоконнику, полки с книгами, гравюры в рамах и без рам. К стене была прислонена большая картина с изображением бегущих лошадей, которую я почему-то не удосужился повесить.Кофейные чашки и бокалы, не убранные со стола, пепельницы, полные окурков, груды Открыток на маленьком столике да и повсюду.Сама Льюис выглядела иначе: нарядная и совершенно непохожая на ту растрепанную девушку, которую я разбудил воскресным утром. Коричневый бархатный жакет, ослепительно белый свитер, мягкая коричневая юбка с широким кожаным поясом на тонкой талии. Светлые волосы хорошо вымыты и расчесаны, на розоватой английской коже легкая, в тон косметика. Но по ее глазам я догадался, что она приоделась отнюдь не из простого кокетства.— Мистер Холли.— Можете называть меня Сидом, — проговорил я. — Ведь вы успели меня неплохо узнать, хотя бы заочно.Она чуть заметно улыбнулась.— Сид.— Льюис.— Дженни говорит, что Сид — подходящее имя для водопроводчика.— Водопроводчики, как правило, симпатичные люди.— Вам известно, — спросила она, отвернувшись от меня и продолжив осмотр комнаты, — что по-арабски «Сид» означает «господин»?— Нет, я не знал.— Это правда.— Можете сказать Дженни, — предложил я. Она снова взглянула мне прямо в лицо.— Она у вас бывает, не так ли?Я усмехнулся.— Хотите кофе? Или чего-нибудь покрепче?— А чаю выпить нельзя?— Разумеется, можно.Она прошла со мной на кухню и пронаблюдала, как я поставил чайник. В отличие от большинства новых знакомых, открыто выражавших свое изумление, Льюис обошлась без замечаний о протезе. Вместо этого она с безобидным любопытством принялась разглядывать кухню и наконец устремила свое внимание на календарь, висевший на ручке двери деревянного буфета. Фотографии лошадей, рождественская распродажа букмекерской фирмы. Она перелистала страницы, посмотрев на картинки будущих месяцев, и задержала взгляд на декабрьской, где лошадь с жокеем брали препятствие в Эйнтри. Их силуэты эффектно вырисовывались на фоне неба.— Вот это хорошо, — сказала она, а затем с удивлением прочла. — Это вы.— Хороший фотограф.— Вы выиграли эту скачку?— Да, — спокойно ответил я. — Вам положить сахар?— Нет, спасибо. — Она кончила переворачивать страницы и закрыла календарь.— Как странно видеть в календаре знакомых.Для меня это не было странным. Я подумал, что привык к фотографиям и даже перестал обращать на них внимание. Вот это было действительно странно.Я вернулся с подносом в гостиную и поставил его на кипу открыток на столике.— Садитесь, — предложил ей я, и мы уселись.— Все это, — пояснил я, кивком указав на них, — открытки, которые приходили вместе с чеками за воск.Она сразу стала серьезной.— А от них есть хоть какой-нибудь прок?— Я надеюсь, — отозвался я и рассказал ей про список клиентов.— Господи, — она заколебалась. — Наверное, вам не понадобится то, что я принесла.Льюис взяла свою коричневую кожаную сумку и открыла ее.— Я не знала, заходить мне к вам или нет, но просто вы живете неподалеку от моей тетушки, у которой я сегодня была. Во всяком случае, я решила, что вам это может оказаться кстати, вот потому и прихватила.Она достала книгу в мягкой обложке. Льюис не составило бы труда послать ее по почте, но я был рад, что она этого не сделала.— Я попыталась привести мою спальню в порядок, — проговорила она. — У меня масса книг. Они громоздятся одна на другой.Я не стал напоминать ей, что видел их.— С книгами такое случается, — откликнулся я.— И среди них мне попалась вот эта. Она принадлежала Ники.Она подала мне книгу. Я взглянул на обложку, но тут же отложил ее в сторону и стал наливать чай.— "Навигация для начинающих". — Я подал ей чашку и блюдце. — Его интересовала навигация?— Понятия не имею. Но меня она интересовала. Я забрала ее у него из комнаты. Не думаю, чтобы он обнаружил потерю или догадался, что я позаимствовала книгу. У него был ящик, и он складывал туда вещи, вроде тайника у мальчишек. Но однажды, когда я зашла к нему в комнату, вещи были вынуты, словно он прибирался. Ну, в общем он отсутствовал, и я забрала книгу... Он бы не стал на меня сердиться, он на редкость легко ко всему относился... и, наверное, вышло так — я оставила ее у себя, а поверх положила что-то еще и просто забыла.— А вы ее прочли? — задал я вопрос.— Нет. Мне было не до того. Это случилось несколько недель назад.Я взял книгу и раскрыл ее. На форзаце кто-то черными чернилами написал:«Джон Вайкинг». Почерк был твердый и отчетливый.— Я не знаю, — сказала Льюис, предвосхитив мой очередной вопрос, — написал ли это Ники или кто-то другой.— А Дженни знает?— Она не видела книгу. В то время она уехала с Тоби в Йоркшир.Дженни вместе с Тоби. Дженни вместе с Эшем. Бог ты мой, подумал я, чего еще можно было ждать. Она ушла, она ушла, она тебе больше не принадлежит, вы разведены. И я не был один, во всяком случае, совсем один.— У вас очень усталый вид, — заметила Льюис. Я смутился.— Есть немного.Я полистал страницы, легонько постучав по ним большим пальцем. Это была, как и следовало ожидать, книга о навигации на море и воздухоплавании с чертежами и диаграммами. Непонятные мне подсчеты, секстанты и описание течений.Никаких заметок на полях я в ней не обнаружил, за исключением формулы из букв и цифр, написанной теми же чернилами на обороте задней обложки.+Подъем = 22,024xVхРх(1/T1 — 1/T2)Я показал формулу Льюис.— Как по-вашему, это что-нибудь значит? Чарльз говорит, что у вас диплом по математике. Она немного нахмурилась.— Ники требовался калькулятор, чтобы сложить два плюс два.Однако он отлично справился, когда пришлось складывать две и десять тысяч, мелькнуло у меня в голове.— Хм-м, — проговорила она. — Подъем равен 22.024, время объема, время сжатия, время... Мне кажется, здесь идет речь об изменениях температуры. Я этим никогда не занималась. Лучше обратитесь к физикам.— Но это имеет отношение к навигации? — спросил я.Она сосредоточилась. Я обратил внимание, как напряглись ее лицевые мускулы, пока она пыталась разобраться в формуле. Она не только хороша собой, но и быстро соображает, решил я.— Забавно, — произнесла она наконец. — Но я думало, в этой формуле говорится, сколько всего вы сможете поднять на аэростате.— Значит, тут имеется в виду дирижабль? — задумчиво сказал я.— Это зависит от того, что означает 22.024, — ответила она. — И особенно важно, — добавила Льюис, — что конкретно подразумевается в уравнении.— Я лучше разбираюсь в том, кто может победить в три тридцать.Она посмотрела на часы.— Вы опоздали на целых три часа. Завтра они покажут то же самое время.Льюис откинулась в кресле и вернула мне книгу.— Вряд ли это вам поможет, — проговорила она. — Но, по-моему, вы желаете узнать о Ники хоть что-нибудь.— Это может мне очень помочь. Заранее никогда не знаешь.— Но как?— Книга принадлежит Джону Вайкингу. А Джон Вайкинг может быть знаком с Ники Эшем.— Но вы-то не знакомы с Джоном Вайкингом.— Нет... — согласился я. — Но он специалист по аэростатам. А я знаю кое-кого, кто разбирается в аэростатах И, ручаюсь, мир любителей аэростатов невелик, как и мир любителей скачек.Она взглянула на кипу открыток, а затем вновь на книгу. И неторопливо проронила:— Я верю, что так или иначе вы его найдете. Я отвернулся от нее, поглядев куда-то вдаль.— Дженни утверждает, что вы не уступите и не бросите дела.Я чуть заметно улыбнулся.— Вы цитируете ее слова?Нет. — Я почувствовал изумление Льюис. — Упрямый, эгоистичный и твердо решивший идти своим путем.— Недалеко от истины. — Я постучал по книге. — Вы можете мне ее оставить?— Конечно.— Благодарю.Мы обменялись взглядами. Это было естественно для людей нашего возраста и разного пола, сидящих в спокойной, уютной квартире на исходе апрельского дня.Она уловила изменившееся выражение моего лица и угадала ход моих мыслей.— Когда-нибудь в другой раз, — суховато заметила она.— А сколько еще времени вы будете жить вместе с Дженни?— Неужели для вас это что-нибудь значит? — спросила она.— М-м-м...— Она считает вас твердым как кремень. Она говорит, что сталь — пушинка по сравнению с вами.Я подумал о страхе, горечи презрения к себе и покачал головой.— Ну а я сейчас вижу, — по-прежнему неторопливо заметила она, — человека, который всеми силами старается быть вежливым с незваной гостьей.— Я вас приглашал, — возразил я. — И со мной все в порядке.Однако она поднялась, и я встал вслед за ней.— Надеюсь, вы привязаны к вашей тетушке, — проговорил я.— Я ее обожаю.Она холодно, довольно иронически улыбнулась мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35