Дэвид всегда знал, даже в самых глубоких своих снах, что он отмечен особой привилегией среди людей. Он проходил мимо места, где томились души обычных людей, мимо пламени, в котором отливались таинственные тени материи , мимо дороги, где прогуливались сами боги, к устью пещеры, которая и была Творением. И здесь он заглянул в бушующий ослепительный свет, выдержать который не могли даже глаза богов. Он отлично знал: это жесточайший момент всей его жизни, и благодаря ему он стал больше, чем просто человеком. И вообще, что за жизнь ему оставалась? Слабая надежда на то, что вера вновь оживит его плоть, затерянную в изоляции. Даже у варгов появилась надежда, но Сатана в ледяном темном аду и ее не имел. Сатана, чьим единственным именем было Дэвид, не имел никакой надежды.
Лик Бога, созданный в глазу его обладателя, был единственным лицом, которое видел Сатана Дэвида, но не только его он помнил в своих снах. В них проходило множество лиц, настоящих и воображаемых. И только одно из них упорно отказывалось проявляться, мелькало и уходило: лицо Ангела Боли, принадлежавшее ему самому.
Проснувшись, Дэвид страдал от боли, причиняемой артритом, но сон словно призывал на помощь алхимию, переплавляя боль в ангельское видение. Для Дэвида Ангел Боли больше не имела лица, она превратилась в дух, что вел его за собой, поселившийся в его плоти. Он ощущал ее присутствие в семи гвоздях, приковавших его ко льду — два пробили лодыжки, два — колени, еще два — запястья, и последний — горло. Но он больше не присутствовал на празднике ее славы, красоты, ее стремительного парения. Не ему принадлежали черные, гладкие крылья, укутавшие ее, и не была она украшена когтями со следами сладкой, алой человеческой крови, и не проливала ядовитых слез своих на его лицо, оплакивая свое одиночество.
Пусть это было порочным, но Дэвид не мог не сожалеть порой об утрате этого опасного знакомства. Сейчас он был так одинок, что Ангел Смерти в жутчайшем своем аспекте сумела бы отвлечь его от мертвенности этих дней. Вместо этого, казалось, она стала его двойником — шелковистой тенью, следующей за ним, его тайной сутью. Когда бы Дэвид-Сатана ни пытался вспомнить любящее лицо Ангела Боли, вместо него вырисовывалось другое, словно глядящее на него из глубины его раненого сердца: лицо некогда бывшей у него жены, Корделии.
2.
Джейсон Стерлинг осторожно оттянул поршень шприца для подкожных инъекций, наблюдая, как цилиндр заполняется темной кровью из вены Глиняного Монстра. Два каткина, полу-человека, полу-кота, наблюдали за ним. Хотя их физиономии не были человеческими, чтобы можно было сказать доподлинно, но все же любопытство на них угадывалось. Стерлинг не знал, иллюзия это или нет. Пожалуй, они и вправду любопытны, стремятся к знанию и пониманию того, чего им не могут им дать их бедные получеловеческие мозги.
Глиняный Монстр храбро выдержал испытание, хотя на лице его было написано некоторое разочарование. — Уже сороковой раз я позволяю тебе это совершить, — заявил он, стиснув зубы. — Готов поклясться, ты уже трижды выкачал из меня всю кровь.
— Кровь постоянно регенерирует, — сказал ему Стерлинг, отворачиваясь со своей наградой. — Даже обычный человек может дать пинту крови через определенные интервалы, не получая ни малейшего вреда. Как же еще я смогу выяснить, почему ты начал стареть, если не путем кропотливого анализа?
— Двадцать пять лет кропотливого анализа ничуть не помогли тебе продублировать магию ангелов, — уточнил Глиняный Монстр — больше скорбя, чем жалуясь. — Может, ты и мастер мутаций, но стал ли ты ближе к секрету бессмертия?
Говоря это, Глиняный Монстр пристально смотрел на притихших каткинов, которые безмолвно отвечали на его взгляд. Их руки были сложены на обнаженной и почти безволосой груди, словно они пытались спрятать конечности, на которые не имели права, и которые толком не научились использовать — разве что для самых простых операций.
— Да, — согласился Стерлинг. — Я теперь намного ближе к секрету бессмертия, чем был прежде, и это — жизненно важный шаг. Теперь я обладаю гораздо большим пониманием алхимии возраста, чем любой из живущих людей. — Стерлинг не считал каткинов своей неудачей — просто еще одним шагом на пути прогресса. Придав им некоторое сходство с людьми, он чувствовал, что прошел, по крайней мере, половину пути к чуду, которое позволило Махалалелу сотворить людей из волков. Они ходили на двух ногах, держались прямо, и он — он был убежден в этом — обладали собственным желанием думать и действовать как люди, несмотря на то, что их кошачьи мозги не соответствовали их запросам. Они, увы, тоже были смертными, но Стерлинг не сомневался, что если продолжит эксперимент, то однажды освоит трюк, который воплощал для него вершину всех желаний.
— Ты добился прогресса, — подтвердил Глиняный Монстр. — Если бы еще тысяча человек занимались подобным, ты был бы ближе всех к цели. Если у тебя появится энтузиазм опубликовать то, что узнал, тогда другие разделят твою ношу.
— И обзовут мои знания безумством и богохульством, даже если я опубликую половину, — горько процедил Стерлинг, подключая к сосуду с кровью электрическую цепь, дабы сохранить ее в жидком состоянии, пока он проводит анализы. — Недружелюбное внимание, которое я получу от соседей, только усилит напряженность. Я приехал в Ирландию, чтобы спастись от войны, так лучше я поберегусь и от слухов.
— Если ты опубликуешь то, что сумеешь доказать, болтовня о богохульстве не помешает тем, кто пойдет по твоим стопам, и ты это знаешь, — возразил Глиняный Монстр, опуская закатанный рукав. — Беда в том, что в тебе преобладает стремление к тайной магии, вместо коммуникативного инстинкта ученого. Ты претендуешь на то, чтобы быть единственным, кто знает все, а лучше бы поделился с миллионом людей, каждый из которых обладал бы лишь частицей знания. Ты не сможешь сделать все в одиночку, Джейсон, даже если все время мира будет к твоим услугам.
— Мне и не понадобится все время мира, — отвечал Стерлинг, насупившись. — И я не собираюсь делиться своими достижениями с толпой дураков. Я знаю, как тебя беспокоит то, что ты утратил лучшие из даров, коими наградил тебя Творец, но ты должен доверять мне. Я не подведу.
Дверь за их спиной открылась, вошла Геката. Каткины беспокойно зашевелились, хотя ее вряд ли можно было считать чужой. Стерлинг нахмурился. Он не любил, когда ему мешали во время лабораторных исследований, и вообще, лучше бы она стучалась.
— Что тебе нужно? — спросил он. — Я должен работать с кровью Глиняного Монстра, пока она еще свежая. У меня нет времени на твои новости или интриги. — И он потянулся за чистыми стеклышками и маленькой пипеткой.
— Пусть твои руки делают то, что нужно, — спокойно отвечала она. — А уши в это время слушают.
— Война, и вправду, уже закончилась? — спросил Глиняный Монстр, всегда жадно стремившийся к новостям из большого мира.
— Все зависит от того, что ты имеешь в виду под словом «закончилась». Англичане и немцы пришли к соглашению относительно того, чтобы покинуть Францию, но судьба Нижних Стран еще повисла в воздухе. Даже если отход англичан окончателен, ни одну из сторон не заботит, чем закончится конфликт. Русские, которые охотнее воевали бы с Германией, чем заключали с ней союз по весне, не смогли продолжать войну, ибо американцы отказались им помогать, и теперь обстоятельства вынудили их воевать с Японией. Если Америка так и не поможет, им придется сильнее связать себя с германцами. Если же американцы пообещают помощь, откроется Восточный фронт, хотя Западный и будет закрыт. Что бы ни случилось, большевики обязательно утратят контроль. Дальше на восток — арабы и их союзники, и они уже были близки к победе, а теперь их ждет поражение. Арабы непременно будут продолжать воевать, даже без помощи Алленби, но теперь перевес на стороне турок. Всеобщая усталость заставит сделать небольшую паузу, пока немцы сдают свои позиции, но фабрики по производству оружия не станут простаивать больше одного часа. Силы разрушения продолжают наступать.
— И все-таки хорошо, что худшее из убийств остановлено, — задумчиво проронил Глиняный Монстр. — Пожалуй, передышка может обернуться миром. Пожалуй, половинная победа могла бы удовлетворить честь всех сторон.
«Честь! — подумал Стерлинг. — Сейчас 1918 год, и люди все еще говорят о чести! Как медленно эти бессмертные адаптируются к меняющимся временам. Он уже на три четверти написал свою новую книгу, которая должна перевернуть все идеи, изложенные больше века назад, но в сердце его по-прежнему живет Люциан де Терре, галантный защитник обездоленных Века Разума».
Он уже готовил серию образцов, поместив на каждое стеклышко каплю крови Глиняного Монстра. Различные реагенты, которые он собирался использовать, выстроились в ряд наготове.
— Для миссии мира было бы лучше, если бы немцев полностью разбили, — заметила Геката. — Может быть, поэтому Зелофелон отправил агентов Люка Кэпторна сражаться в их зловещей манере, чтобы предотвратить очевидность этого, — если в самом деле ангел, а не человек, сформировал такое намерение.
Каткины отпрянули от нее, прячась в нише, где обычно спали на матрасиках.
— Что это меняет? — спросил Стерлинг. — Будущее родится здесь, а не в расплавленной кузнице европейских войн. Если только я смогу продолжать свой труд, будет неважно, как Люк Кэпторн использует дары Зелофелона — и с какой целью. — Он все еще возился со стеклышками с необыкновенной тщательностью.
— Хотелось бы мне, чтобы это так и было, — промолвила Геката со вздохом. — Но то, что делают орудия Зелофелона, касается нас всех. Самозваный Асмодей, без сомнения, сумасшедший, а Харкендер, несмотря на свое обаяние и высокомерие, тоже не в своем уме. Разве не опасен ангел, столь безрассудно снарядивший их для дела, и не лучше ли нам побеспокоиться по их поводу?
— Что значит опасность или неопасность для ангела? — с коротким смешком осведомился Стерлинг. — Тебе, как ни кому другому из людей, стоит забыть об антропоморфном способе мышления. Кэпторн и Харкендер были безумны задолго до того, как им вернули их юность и повысили в статусе; сумасшедшие могут быть удобным инструментов, учитывая способность становиться одержимыми. Я и сам безумен в глазах многих моих приятелей, но я способен к самому чистому и четкому мышлению во всем мире, и единственный человек, который может надеяться разгадать секреты живой плоти. Пусть эти политики и генералы ведут свои войны, а ангелы — свои — по крайней мере, пока твой создатель не решит снова мобилизовать тебя.
Геката обернулась к Глиняному Монстру, который закончил приводить в порядок одежду. — Можешь убрать их отсюда? — попросила она, указывая на глядевших на нее каткинов.
Стерлинг позволил себе улыбнуться исподволь. Каткины так же мало нравились Гекате, как и она им. По какой-то неуловимой причине они ей мешали, хотя и были всего лишь детьми природы. Слишком уж она была человеком, и слишком — женщиной. Для Глиняного же Монстра присутствие химер Стерлинга приносило странное облегчение: они словно вселяли в него наивное доверие.
Глиняный Монстр сделал, как его попросили, отвел двоих каткинов к стеклянным дверям, чтобы они могли выйти на лужайку. День стоял прохладный, облачный, с Атлантики налетал свежий ветер, овевая голую, без деревьев, землю поместья, принося в комнату ледяное дыхание. Этот холод заставил Гекату съежиться и вздрогнуть, пока Глиняный Монстр не закрыл задвижку.
— Это было бессмысленно, — произнес Стерлинг. — Ты и я можем хранить секреты не лучше, чем кто-нибудь еще. Я уж не говорю о таланте ангелов шпионить. Как бы то ни было, Глиняный Монстр и его создатель совершенно безобидны. Мы знаем, что Махалалел был слабейшим из семи.
— Бесполезность Глиняного Монстра есть нечто такое, что лучше не принимать как данность, — сухо сообщила она. — А еще, есть много секретов, которые успешно хранятся, по крайней мере, от нас с тобой.
Стерлинг пожал плечами. Ее тревоги его мало заботили. Разве она не магическое существо с такими силами, за которые многие люди дорого бы заплатили? — У меня еще много работы, — небрежно бросил он, старательно запечатывая образцы двумя тонкими восковыми линиями.
— Нам нужно разобраться в ситуации, — настойчиво заговорила Геката. — У тебя есть ум, с которым мне не тягаться, несмотря на всю мою магию, поэтому я нуждаюсь в твоем присутствии. Люк Кэпторн достиг слишком многого. Человеческая история подпадает под его контроль, и это почти не стоит ему сил, дарованных его хранителем. Он выказал недюжинное понимание всех целей и задач, сумел оперировать всем сообществом наций. Малейшее действие его приспешников здесь приводит к огромным последствиям там. Я не могу понять, почему Зелофелон позволяет или поощряет это — если же сам ангел разработал всю схему, то в чем его конечная цель?
Стерлинг вздохнул, на минуту отложив образцы. Он нетерпеливо смотрел на нее, удивляясь, почему она выбрала для себя такую заурядную и непривлекательную внешность. — Пожалуй, цивилизация людей заслужила свою цель, — вкрадчивым голосом произнес он. — Я бы осмелился сказать, что все, необходимое нам, мы уже имеем. Вот здесь. — И постучал по своей голове. — Если Зелофелону хочется тратить время на излишества, пусть его. Пока наш хранитель защищает нас, ничто не потеряно. — Он не был особенно уверен в том, что говорил, но не видел пользы в дебатах на эту тему.
— Недавно в Париже случилось странное событие, — продолжала она. — В Люка стрелял один солдат. Его по-настоящему воскресили из мертвых, но сам факт выстрелов — уже много значит. Я говорила с убийцей, и его, без сомнения, подучил ангел. Когда мы коснулись факта, что люди Люка разгромили Орден Святого Амикуса и почти истребили вервольфов Махалалела — на которого недавно пало заклятие старения — мы должны осознать: война между ангелами входит в новую фазу. Мы очень скоро можем попасть под перекрестный огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56