Помогает всем, чем может, а похищенные ценности до сих пор не найдены, и нас всех это очень удручает. Выходит, лучше б Петр Наумович их в свое время в столицу отдал, там охрана надежнее, да и вообще…
Женька почесала нос и, должно быть, решив, что мы довольно далеко отошли от первоначальной темы разговора, спросила:
— Значит, отец Сергей, ничего противоестественного в Липатове не происходит?
— Для меня противоестественно, что люди бога не боятся, — нахмурился он, голос его зазвучал сурово. — А местные власти… — Он рукой махнул в досаде. — Нет нигде порядка.
Тут Женька взглянула на часы, и я тоже. Если мы думали воспользоваться услугами юного бизнесмена, стоило поторопиться.
Мы поблагодарили за чай и вскоре простились с хозяевами, которые вышли проводить нас. Подружка, окинув взглядом просторный двор, смекнула, что батюшке ни к лицу дух стяжательства, и спросила:
— Нельзя ли у вас машину оставить? Она у нас возле магазина стоит…
Насчет лодки мы договорились, а бросать имущество без присмотра…
— Конечно, конечно, — заволновался батюшка, — хотя у нас. в селе случаев воровства не наблюдалось, бог миловал, но в это время приезжих много, так что осторожность не повредит. Перегоните к сарайчику…
Далее последовали благодарственные слова, взаимные заверения, после чего Женька отправилась за машиной и вскоре на ней вернулась. Мы оставили «Жигули» возле сарайчика, извлекли из багажника чемодан и, простившись с гостеприимным семейством, направились по тропинке к реке.
Отрок ждал нас, сидя на корме лодки. Суденышко показалось мне на редкость хлипким и совершенно не подготовленным к путешествию по воде с большим чемоданом. Я плавала хорошо и за наши жизни не очень переживала, а вот чемодан плавать не умеет, и мы его скорее всего лишимся, об этом следовало подумать. Но только не Женьке. Для нее все это мелочи, а о мелочах она не думает.
— Здорово, — поприветствовала она предприимчивого ребенка.
— Я уж решил, что не придете, — проворчал он, помог Женьке забраться с чемоданом в лодку, вставил весла в уключины, дождался, когда мы устроимся, и вдруг потребовал:
— Деньги покажите.
— Какие? — слегка прибалдели мы.
— Сотню, — удивился отрок.
Женька возмущенно приоткрыла рот, но вместо того, чтобы сделать зарвавшемуся ребенку внушение, достала сотню, повертела ею перед его лицом и сунула в карман джинсов.
— Вези аккуратней.
Мальчишка оттолкнул лодку от берега, ловко запрыгнул в нее и подхватил весла. Река хоть особой мощью похвастать и не могла, не широка и не величава, но зато оказалась капризной, делала в этом месте поворот, и течение здесь было довольно бурным. Несмотря на все старания мальчишки, лодку сносило по течению.
— Чемодан у вас тяжелый, — заметил он, изрядно запыхавшись.
— Греби, отрок, и без критики, — хмыкнула Женька.
Он еще немного поработал веслами и не выдержал:
— Вы бы мне помогли, тетя…
— Ага, умный нашелся. Подрядился, так работай.
— Далеко снесет, вам же ножками топать.
— Ничего, прогуляемся.
— А чемодан? Он ведь тяжелый.
— Шантажист, — возмутилась Женька, между тем лодку все заметнее сносило течением. — Помогу, только стольник пополам.
— Это всего пятьдесят рублей, — обиделся мальчишка.
— «Всего», — передразнила Женька и презрительно отвернулась.
В конце концов парень сдался, и мы с Женькой заняли его место, памятуя, что ребенку еще предстоит возвращаться назад и ему стоило поберечь силы.
Работали мы не очень слаженно, но бодро и вскоре пристали к берегу. Мальчишка вытащил наш чемодан, получил полсотни и, объяснив, как пройти в Липатове, отчалил. А мы стали подниматься по крутому берегу.
Подъем с чемоданом нас не воодушевил. Выбравшись наконец на ровное место, мы огляделись. Метрах в двадцати выше, где из воды торчали сваи снесенного моста, начиналась песчаная дорога, мы потопали к ней. Чемодан решили нести по очереди, и сейчас была очередь Женьки, я шла впереди, пытаясь среди деревьев различить какие-либо строения. Отрок уверял, что до деревни километра три, не более, но теперь в правдивость его слов я не очень-то верила, местность казалась мне какой-то необитаемой.
А между тем день клонился к вечеру, то есть вечер к ночи. Я взглянула на часы — время позднее, а мы только-только выбрались на дорогу. Тут я некстати вспомнила о разгуле нечистой силы и невольно поежилась, солнце садилось за реку, и через полчаса будет темно, а здесь ни фонарей, ни света в деревне, чего доброго пройдем мимо…
— Зря мы на ночь глядя сюда отправились, — заметила я ворчливо. — Можно было в Заручье переночевать. Мир не без добрых людей. Матушка бы не отказала.
Женька заметно поежилась и почему-то понизила голос:
— Думаешь, в самом деле что-то может быть?
— Что «что-то»? — не поняла я.
— Ну… Ухает или воет, не помню, что там в письме.
— Не говори глупостей, — возмутилась я. — Батюшка намекал, что твоя Игнатова личность, как бы это выразиться, не вполне надежная в смысле информации. Банника, к примеру, отец Сергей вовсе комментировать отказался, а выть могут собаки.
— Я и собак боюсь, — заявила Женька; — Они кусаются.
— С чего им кусаться?
— Не знаю, может, бешеные. Слушай, Анфиса, твоя очередь чемодан нести.
— Еще чего. Половина пути не пройдена.
— А как ты узнаешь, что уже половина?
— Узнаю, — отрезала я.
Идти по дороге было совсем не трудно и даже приятно, она петляла от одного перелеска к другому, и я с томлением ожидала, когда покажется Деревня.
По моему мнению, половины пути мы так и не прошли, а уже стемнело. Впрочем, песчаная дорога хорошо была видна в темноте, и заблудиться мы не боялись.
Другое беспокоило меня. Кому доводилось идти ночью через поле, тот знаком с тревожным чувством, которое возникает как бы без всякой причины. На бескрайнем небе, которого в городах просто не бывает, засверкали звезды, ночь выдалась безлунной, и это тоже почему-то пугало. Женька, пыхтя из-за своей тяжкой ноши, старалась держаться рядом со мной, то и дело вглядываясь в темноту.
— Ты трусишь, что ли? — не выдержала я.
— Чего мне трусить? — обиделась подружка и тут же добавила:
— Где эта чертова деревня?
— Не поминай на ночь, — шикнула я. Женька испуганно охнула и перекрестилась, а я смилостивилась и взяла у нее чемодан.
— Думаешь, половину прошли? — спросила она, я лишь пожала плечами.
— Ты вот что, — решила я отвлечь ее от глупых мыслей, — расскажи мне про убийство Холмогорского, если сама чего знаешь.
— Давай я тебе лучше утром все расскажу, — вздохнула она. — Вспоминать покойников к ночи тоже не очень хорошо.
— Да что на тебя нашло? — разозлилась я.
— Сельская местность не является для меня привычной средой обитания, — обиженно заметила подруга. — А ты правда ничего не боишься или выпендриваешься?
— Я боюсь в темноте деревню проглядеть, — ответила я. — Не забывай, люди без света сидят, да и время для деревенских уже позднее.
— Надо быть внимательнее, — согласно кивнула она и пошла веселее.
Впереди возникло что-то темное, судя по очертанию, еще один перелесок, мы прошли мимо, и тут Женька заорала что есть мочи, а я с перепугу выронила чемодан и хотела тоже заорать, но нашла в себе силы спросить для начала:
— Ты чего, чокнутая?
Подружка ткнула пальцем за мою спину и невнятно пробормотала:
— Удавленник.
Я посмотрела в ту сторону и от неожиданности вздрогнула, а потом здорово осерчала на подругу.
— Женя, ты дура, — сказала сурово. — Это журавль.
— Журавль? — растерялась она.
— Колодец.
И в самом деле, в нескольких шагах от нас находился колодец, на длинной цепи, свисая с длинного наклонного шеста, темнело ведро и чуть заметно раскачивалось с неприятным скрипом.
— Ох, господи, — перекрестилась Женька, — не поверишь, сердце в пятки улепетнуло, что за придурок до такой конструкции додумался?
— Надо знать родную историю.
— А ты знаешь?
— Частично. — Судя по вредности, которая рвалась наружу, о душевном спокойствии подруги можно больше не волноваться. — Идем, — позвала я. — Если есть колодец, значит, деревня всего в трех шагах, а может, мы уже в деревне, просто еще не поняли.
Женька воодушевилась, сделала несколько шагов по дороге и ткнула пальцем куда-то в сторону.
— Свет.
И точно, слабое сияние пробивалось из темноты. Не задумываясь, мы свернули с дороги и заспешили на огонек и вскоре чуть не уперлись носами в бревенчатое строение с крохотным оконцем, на котором стояла свеча, пламя слабо подрагивало, а я завороженно таращилась на него.
Между тем Женька уже стучала в низкую дверь, и я присоединилась к ней.
И только после этого сообразила, что бревенчатое сооружение — это баня и ломиться сюда, как бы это выразиться, не совсем прилично. Однако хозяева выбрали не совсем подходящее время, чтобы попариться.
Послышались шаги, затем дверь распахнулась, и мы увидели… уж не знаю, что на меня нашло, но заорала я еще громче Женьки. Перед нами стояло существо, смутно похожее на пожилого мужчину, в беспалой лапе оно держало стакан со свечой, освещавшей снизу его лицо, заросшее рыжей щетиной, с черными глазками-пуговками и кустистыми бровями. Существо ухмылялось, демонстрируя два желтых жуткого вида клыка, на самые его брови была надвинута шапка-ушанка с торчащими в разные стороны ушами, грудь покрыла густая растительность, одежда отсутствовала. Существо премерзко хихикнуло и глумливо сообщило:
— Заждался.
Женька, слабо охнув, стала заваливаться вправо, а я заорала еще громче.
Это привело подругу в чувство, и она присоединилась ко мне, но моих вершин достичь не могла. Не сговариваясь, мы резко развернулись и, бросив чемодан, понеслись в темноту не разбирая дороги. Я обо что-то споткнулась и грохнулась на мокрую от росы траву, Женька упала рядом, хрипло дыша.
— Анфиса, что это было? — с ужасом пролепетала она, оглядываясь. Никто за нами не гнался, лишь журавль поскрипывал рядом.
— Откуда мне знать?
— Этот… банник, да? Ты же литератор, должна знать народные обычаи и обряды.
— При чем здесь обряды? — возмутилась я.
— Он за нами не побежал, — продолжала разглагольствовать Женька. — Видно, покидать свой объект ему не положено. Интересно, много тут таких объектов? Я знаю домового, лешего, теперь банника, конечно, а ты кого?
— Женя, ты дура, — второй раз за вечер сообщила я, но взволнованной Женьке было на это наплевать, она и глазом не моргнула. — Банник — это суеверие. — Отдышавшись, я поднялась на ноги, Женька тоже встала.
— Ага, — усмехнулась подруга, — суеверие, а кто первый заорал?
— Конечно, оно выглядело необычно.
— Кто «оно»? — вредничала Женька.
— Ну… человек, естественно.
— Человек? — усмехнулась она. — Тогда пойдем за чемоданом.
Я вглядывалась в пугающую темноту ночи и совершенно отчетливо поняла, что возвращаться за чемоданом в настоящий момент не могу ни за какие коврижки.
Этому решению сильно способствовал и тот факт, что чемодан был не моим, а Женькиным. Я сказала:
— Надо легко расставаться с вещами.
— То-то, — удовлетворенно заметила Жень — боишься, потому что сомневаешься, что оно местный житель, я имею в виду… короче, ты поняла, — вздохнула подруга, ухватила меня за руку и задала вполне здравый вопрос:
— Что делать-то будем?
— Надо к людям, — нервно оглядываясь, заявила я.
— Надо, — затосковала Женька, — знать бы еще, где они.
Тут за нашей спиной что-то хрустнуло, мы подскочили, вцепившись друг в друга, и бросились бежать куда глаза глядят. В основном они глядели в темноту по причине отсутствия какого-либо света, и вдруг мир вокруг точно свихнулся, совсем рядом что-то ухнуло, в другом конце что-то завыло, и началась такая катавасия, что не приведи господи.
Не знаю, чем бы все закончилось для моих нервов, если б мы с Женькой со всего маха не влетели в забор. Он оказался ветхим, а сила, которая несла нас по деревне, могучей. В общем, мы влетели в забор, он не выдержал и с жутким хрустом и скрипом рухнул, причем вместе с нами. Руки обожгло, и я сообразила, что лежим мы в зарослях крапивы. Ухать перестало, а вой действительно имел место и для моей расшатанной нервной системы звучал неприятно, но ничего потустороннего в нем не было.
— Женя, это собака, — как можно спокойнее сообщила я, приподнимаясь.
Гнилые доски забора подо мной затрещали, а я чертыхнулась, боясь пораниться — в таких заборах обычно полно гвоздей. Я все-таки поднялась и попыталась поднять Женьку, она лежала без движения и громко стучала зубами. — Это собака, — здорово разозлившись, повторила я. Ясно, что от Женьки толку никакого, придется брать инициативу в свои руки.
— Ты меня успокаиваешь, — не поверила подружка.
— Прекрати немедленно, вставай. — Мне все-таки удалось заставить ее подняться. — И пойдем к людям.
— Да-да, — кивнула подружка, — к людям. А куда идти, ты знаешь?
— Это забор, — ткнула я пальцем в рухнувшее сооружение, правда, рухнувшее частично. — Мы пойдем вдоль него и выйдем к дому.
Она кивнула и, вцепившись в мой локоть, сделала первый шаг. Идти вдоль забора оказалось делом непростым: прежде всего пришлось пробираться сквозь крапиву, которая в некоторых местах достигала нашей груди, дважды путь нам преграждали самые настоящие заросли, преодолеть которые было делом немыслимым, и их пришлось обходить, при этом я страшно переживала, что в темноте мы собьемся с курса и потеряем наш забор. К счастью, этого не случилось. Наконец, забор кончился, и мы вышли ко двору. За двором последовал и дом. Вскоре мы уже стояли на высоком крыльце и робко стучали в окно.
Некоторое время ничего не происходило. Ни звука, ни шороха, только наше учащенное дыхание. Затем в крохотном оконце рядом с дверью мелькнул огонек, а мы с облегчением вздохнули, дверь со зловещим скрипом открылась, и мы увидели банника, то есть, может, теперь это был и не банник, а кто-то еще, домовой, к примеру, но выглядел он точной копией первого, в той же шапке, с той же ухмылкой и с теми же клыками, в беспалой руке держал свечу, и свет ее отбрасывал на его физиономию причудливые тени, глаза жутко блестели… в общем, это было совершенно непереносимо.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6