На губах виконта блуждала лукавая улыбка. Ему было приятно смотреть, как смутилась девушка лишь от одного его присутствия. А взгляд Констанции говорил: ну какой же ты нахал, Анри, нельзя же заставлять волноваться маленького ребенка!А Колетта несколько раз глубоко вдохнула и каждый раз молчавыдыхала.Наконец, она закрыла глаза и путано, сбивчиво принялась объяснять:— Да, мне раньше никогда не приходилось бывать в опере. Точнее, мы с матерью один раз заезжали, но тогда не было спектакляи в общем-то, я здесь впервые.Виконт терпеливо выслушал всю эту бессвязную речь и кивнул.Констанция, чтобы приободрить Колетту, положила руку на ее плечо.— Ну, Анри, ты удовлетворен ответом? Что ты можешь на это сказать?— Ответ исчерпывающий, мадемуазель, — — поклонился виконт Лабрюйер и собрался еще о чем-то спросить Колетту, как Констанцияподнялась со своего места, взяла его под руку и повела к выходу.— Куда ты, Констанция? — испуганно запричитала Колетта.— Я сейчас вернусь. Ты не против Анри, если мы удалимся напару минут, и я кое-что тебе объясню?— Мне конечно жаль покидать такую прекрасную девушку в одиночестве, ведь чего доброго, может появиться еще один ловелас, ия упущу чудесный шанс завладеть вашим сердцем.Анри еще раз поклонился, поцеловал уже более умело поданную руку и покинул ложу.Колетта, оставшаяся одна, тут же почувствовала себя немного более свободной. Она глубоко вздохнула и склонила голову.— Как это трудно, — пробормотала девушка, — быть светской дамой. Никогда не знаешь, что ответить, не знаешь, о чем тебя спросят. Хорошо Констанции, она уже все умеет и на каждый вопрос у нее есть по несколько ответов. А я… мне еще нужно многому учиться.Но тут же Колетта гордо встряхнула головой:— Я докажу им всем, какая я! — она пожала плечами и немного глуповато улыбнулась.— Да, ты еще совсем дурочка, — призналась она сама себе в сердцах.А Констанция тем временем уводила по длинному переходу Анри туда, где было меньше людей. Они облюбовали себе место на мягкой кушетке под зажженным бра.— Я слушаю тебя, Констанция, наверное, ты хочешь сообщить мне что-то очень важное.— Например? Анри задумался.— Ну, эта девочка может быть твоей дочерью.— Ты что? — возмутилась Констанция. — Она всего лишь на несколько лет меня младше.— Это я сказал так, чтобы позлить тебя немного.— Ну так вот, Анри, чтобы ты зря не тратил силы, я должна тебячестно предупредить…— Насчет этой девочки, — уточнил Анри.— Конечно же.— Тогда я слушаю.— А если бы я говорила о себе? — улыбнулась Констанция.— Тогда бы я заткнул уши. Мне все о тебе известно.— Так вот, Анри, эта девочка, Колетта, дочь моей близкой родственницы баронессы Дюамель.— Ах, вот оно что! — воскликнул Анри. — Я же говорил, она прямо-таки твоя дочь.— Нет, она моя тетя, — немного раздраженно ответила Констанция Аламбер.— Ах, да, я совсем забыл, ведь баронесса приходится тебе двоюродной бабушкой.— Ну так вот, эта девочка скоро выходит замуж и до свадьбы попоручению матери находится под моей опекой. Так что, я не позволю тебе приблизиться к ней плотнее, чем на расстояние вытянутой руки.— С чего ты взяла, Констанция, что она меня заинтересовала?— Да ты же, Анри, не можешь спокойно пройти мимо девушки, если еще не знаком с ней. Я вообще удивляюсь, как ты еще добираешься домой после оперы, ведь на твоей дороге встречается как минимум десяток красоток.— К сожалению, девять я уже знаю.— Ну так вот, — пропустила это замечание мимо ушей Констанция, — держись от нее подальше, это мой тебе совет.Анри приложил руку к левому плечу, напоминая Констанции о стилете.— Иначе… — он приподнял брови.— Кончится тем же самым.— Но мне тогда не остается ничего, как спросить, сколько ей лет.— Пятнадцать, чудовище, — сказала Констанция.— Чудовище не я, а те, кто выдают ее замуж. Ведь она совсем еще ребенок, и я хотел кое — чему научить ее в жизни.— Держись от нее подальше, — с угрозой в голосе повторила Констанция, — иначе нашей дружбе придет конец.— Ах, да, — воскликнул Анри, хлопнув себя по лбу, — за этими разговорами я совсем забыл, зачем я хотел тебя видеть.— Вот это уже похоже на правду.— Так вот, на днях я уезжаю из Парижа.— Насовсем?— Да нет, что ты, я хочу проведать свою бабушку. Губы Констанции застыли в улыбке. Всем своим видом она показывала, что Анри может кому угодно рассказывать о визите к бабушке в провинцию, только не ей.— Ты думаешь, я еду к любовнице? — немного раздраженно осведомился Анри.— А к кому же еще? Ведь ты можешь соблазнять и старых женщин.— Твои шутки, Констанция, неуместны.— И кто же тогда твоя бабушка?— Графиня Лабрюйер. Тебе, надеюсь, приходилось слышать такое имя?Констанция задумалась.— А я-то считала, что она давно умерла. Это задело Анри за живое.— Я очень люблю ее и поверь, Констанция, она очень рада, когдая навещаю ее. У этой старой женщины так мало радостей в жизни.— Я слышала, в ее замке собирается довольно изысканное общество и среди приглашенных довольно много женщин.— Это правда, — кивнул Анри, — но меня привлекает туда другое.— Можно узнать, что?— Я же тебе говорю, я очень люблю свою бабушку и если ты меня не понимаешь, то кто сможет оценить мои чувства?— Да, — согласилась Констанция, — и я, и ты не ангелы, но для каждого из нас существуют святые вещи.— Вот именно, — вставил Анри, — поэтому лучше не отпускай шуток в адрес графини Лабрюйер, она не стоит этого.— Я, кажется, всего лишь однажды видела ее, — призналась Констанция, — и она мне показалась очень доброй женщиной.Мадемуазель Аламбер лгала. Она никогда не встречала графиню Лабрюйер, ведь та безвыездно жила в своем имении вдалеке от Парижа вот уже почти двадцать лет и многие в Париже были уверены, что старая графиня давно умерла.— Ну что ж, — пожала плечами Констанция, — тогда мне остается лишь передать ей через тебя привет и пожелания доброго здоровья.— Вот это немного меняет дело, — смягчился Анри, — наконец-то твоя душа вновь оттаяла, и ты сделалась трогательной.— Не рассчитывай, Анри, что тебе удастся меня разжалобить. Я ненавижу ловеласов.— Мое предложение остается в силе, — напомнил Анри.— Нет, ни в коем случае. Ты же сам учил меня, что любовь существует только на расстоянии.— Я был неосмотрителен в те дни.— А я тебе поверила.— Так я уезжаю, — напомнил Анри.— Хорошо, мне будет спокойнее за свою подопечную, она сохранит девственность до свадьбы.— Так она девственница? — брови Анри приподнялись.— А ты этого не понял, разговаривая с ней?— Нет, я думал, она искусно притворяется.— Так ты едешь к своей бабушке или нет?— Жаль, я обещал старой даме навестить ее, и у меня не остается времени для осуществления честолюбивых планов. До свидания, Констанция, надеюсь, вскоре увижу гебя.— Расставаться, так расставаться и не забудь передать привет свой бабушке от мадемуазель Аламбер. Может, так она скорее догадается, кто я такая.— Тебя знают все, — виконт на прощание поцеловал руку Констанции и гордо прошествовал мимо ложи, где в одиночестве сидела Колетта.Он даже не взглянул в ее сторону. В общем-то, весь этот спектакль Анри затеял с одной единственной целью — немного позлить Констанцию. Уж слишком она спокойна была в последние дни. И он, выходя из оперы, где его неизменно поджидал слуга Жак, тут же забыл о встрече с Колеттой.— Вы не остаетесь в опере, господин? — изумился Жак, который рассчитывал поболтать с кучерами пока будет идти спектакль.— Нет, мы возвращаемся домой, а завтра едем к моей бабушке.Жак тяжело вздохнул, помогая хозяину забраться в седло.— И зачем мы сюда только ехали?Жак рассчитывал произнести это тихо, так, чтобы не услышал хозяин. Но острый слух Анри уловил его слова.— Бездельник! Не твое дело, Жак, куда я езжу. Я тебе плачу, и ты должен делать свое дело.Жак посмотрел себе под ноги. Ему было, что возразить виконту, ведь тот не платил ему жалованье уже целых три месяца. Но добросердечный Жак ни за что не хотел менять своего хозяина. Ему нравились проделки и шутки, и жизнь Жака была полна, чего невозможно было сказать о жизни других слуг у других господ, где царили размеренность, скука и обман. Анри же никогда не обманывал Жака. Если он говорил, что денег у него нет, значит, их не было насамом деле.Констанция вернулась в ложу, когда спектакль уже начался. Но Колетта не смотрела на сцену, она выискивала среди сидящих знакомых.— Колетта, я хочу попросить тебя об одной вещи, — Констанция поближе придвинула свое кресло к девушке и взяла ее за руку.— Я слушаю.— Знакомство с такими молодыми людьми как виконт Лабрюйер вряд ли будут способствовать становлению хорошей репутации девушки, подобной тебе.— Но он так мил, — робко вставила Колетта.— Именно поэтому я тебя и предупреждаю. Надеюсь, ты не скажешь матери, что говорила с ним?— Нет, я не обмолвлюсь и словом, но… Констанция, он твой любовник?Констанция ужаснулась. Такая юная девушка уже знала подобное слово.— Но… девочка, такие вопросы не задают. К тому же, я могу ответить — нет.— А мне показалось, он все-таки твой любовник.— Нет, он не мой любовник, — улыбнулась Констанция, — и не забивай, пожалуйста, себе голову такими глупостями. Лучше смотри, что происходит на сцене.Благополучно доставив Колетту матери, Констанция заспешила к себе, ведь сегодня вечером к ней должен был прийти Эмиль де Мориво.Лишь только карета остановилась у крыльца и Констанция ступила на землю, как тотчас же из-за пилона вынырнула тень, закутанная в плащ. Мадемуазель Аламбер вздрогнула, сперва заподозрив недоброе, но тут же из-под плаща показалось добродушное лицо Эмиля и он, повинуясь жесту своей любовницы, нырнул в дом сквозь приоткрытую дверь.Если сперва Констанция встречалась с ним в спальне, то теперь, когда она была полновластной хозяйкой в доме, для этой цели были оборудованы две комнаты в мезонине. Здесь стояла огромная кроватьс полупрозрачным балдахином, стены были обиты тисненой кожей, а возле камина стояло огромное зеркало в тяжелой раме.Но самыми главными в этой комнате были не кровать и не зеркало, а скульптурная маска Бога Диониса, укрепленная над аркой входа. Ее пустые глазницы всегда зияли чернотой, и лишь Констанцияи Шарлотта знали, что за ней находится небольшая темная комнатка исквозь глаза маски можно смотреть на то, что происходит внизу.Вот и теперь Констанция ввела шевалье де Мориво в комнату и бросила взгляд на пустые глазницы маски. Когда Констанция сама находилась в этих комнатах, Шарлотте строго — настрого было запрещено подсматривать за своей госпожой. Но всякий раз, лишь только Констанция оставалась наедине с Эмилем, ее не покидало чувство, что пустые глазницы алебастровой маски следят за нею.Она опустила полог кровати и, сбросив платье, легла на простынь.Эмиль в последнее время, как казалось Констанции, всегда куда-то спешил, чего-то не договаривал. Он словно выполнял опостылевшеедело, хотя старался этого не показывать.Вдруг Эмиль спохватился. Он спешно начал надевать мундир.— В чем дело, Эмиль, куда ты так спешишь?— Я забыл самое главное — меня на улице ждет музыкант, я пригласил его играть нам.— Но не можем же мы… — Констанция осеклась, — он же нас увидит.— В том-то и дело, что нет, — бросил Эмиль, выбегая из комнаты.Он сбежал вниз и дворецкий проводил его удивленным взглядом.Вскоре он вернулся, держа под руку молодого парня с гитарой, завернутой в полотнище. Он вел его по ступенькам, поддерживая подлокоть, а тот шел, высоко подняв голову.Констанция, заслышав шаги, накрылась до подбородка простынейи сжалась.— Что за глупость ты придумал, Эмиль, с этим музыкантом? И почему я только сразу не догадалась вернуть его и отговоритьот этой затеи?Эмиль, улыбаясь во весь рот, ввел музыканта в комнату. Толькотут Констанция поняла, что тот слеп. Он смотрел невидящими глазамикуда-то в потолок и даже не пытался повернуть голову в сторону кровати. Констанция, понемногу осмелев, отбросила простынь.У нее было странное чувство — находиться в одной комнате, обнаженной, с двумя мужчинами. Но Констанция находила себе оправдание в том, что для слепого нет разницы, одета или обнажена женщина.Юноша развернул гитару и, настроив ее, принялся перебирать струны. Полилась грустная мелодия, навевавшая тоску.Эмиль широко улыбался, гордый своей находкой.— Теперь он всегда будет играть для нас, Констанция.— Иди ко мне, — сказала мадемуазель Аламбер и почувствовала, что ее голос звучит в унисон с гитарой.Тяжело упала на паркет шпага с перевязью, за ней мундир, и Эмиль опустился рядом с Констанцией. Теперь все то, что она зналапрежде, казалось, Констанция испытывала впервые. Она корила себя за то, что блаженствует без любви под звуки музыки слепого гитариста.— Одно плохо, — признался Эмиль.— Что же, — с придыханием спросила Констанция.— Если бы он был еще и глухой, — Эмиль тяжело вздохнул, — тогда было бы еще лучше.А Констанция сообразила. Если бы музыкант не слышал их голосов, ее бы не охватывал такой озноб при каждом прикосновении рук Эмиля к ее телу.Шевалье де Мориво как всегда уходил еще засветло. Все еще играл свою грустную мелодию слепой музыкант, а Эмиль уже одевался. Он спешил, не попадая в рукава, и Констанции было смешно смотреть на своего любовника.Наконец он совладал с рубашкой и стал надевать мундир. Вскоре и с этим было покончено. Подойдя к зеркалу, Эмиль старательно нахлобучил парик и попытался заглянуть себе за спину, проверяя, сумел ли он как следует затянуть шнурок кожаного жилета.Так и не сумев сделать этого, он обратился к Констанции:— Посмотри, там все в порядке?— Не стоило так старательно затягивать его, — проговорила Констанция.— Почему?— Я хочу еще побыть с тобой.Брови Эмиля поползли вверх. Он, не говоря ни слова, принялся застегивать перевязь шпаги.— Ты говоришь, еще?— Да, еще, — мадемуазель Аламбер перевернулась на живот и посмотрела на Эмиля.Тот выглядел, словно проворовавшийся торговец. Руки его слегка дрожали, глаза бегали.— Ты чем-то обеспокоен, Эмиль?— Ну как же, ты просишь еще, а я понимаю, это невозможно. Ведь не могу же я быть бесконечным любовником? Таких, моя дорогая, вообще не бывает на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31