Харольд настаивал на том, чтобы я поехал вместе с ними на «мерседесе», но я был непреклонен в своем намерении следовать за ними на своем «мустанге». Да, кажется, с возрастом я становлюсь все более неуступчивым. Если бы Харольд предложил мне ехать на моей машине, я бы, наверное, приковал себя к металлическому значку «мерседес» у них на капоте, настаивая на том, чтобы меня подвезли. Я стал владельцем «мустанга» 1969 года благодаря Вилли Брю, который держал автомобильный магазин в Квинсе. Спойлеры и крылья были в отличном состоянии, но я был готов заплакать, когда он разгонялся. В общем, Вилли продал мне его за восемь тысяч долларов, что было на три тысячи меньше реальной стоимости машины в таком состоянии.
Я проследовал за «мерседесом» к югу от Портленда по направлению к федеральному шоссе № 1. В Оак-Хилл он повернул на восток. Я не отставал, ведя машину со скоростью 30 миль в час. Так мы доехали до Проутс-Нэк. В Блэк Пойнт Инн посетители сидели перед панорамными окнами, потягивая коктейли и глядя на Гранд-Бич и Пайн Пойнт. Полицейская машина департамента Скарборо курсировала по дороге, следя за тем, чтобы проезжающие соблюдали тридцатимильный скоростной режим и чтобы никто особенно не задерживался и не портил вид.
Джек Мерсье владел домом на Уинслоу Хомер-роуд, неподалеку от бывшего дома художника. Когда мы подъехали, дистанционно управляемые ворота открылись, и еще один «мерседес» выехал оттуда в сторону Блэк Поинт-роуд. На заднем сидении сидел маленький человек с черной бородой и в круглой шапочке. Наши глаза встретились, когда машины проезжали друг мимо друга, и он кивнул мне. Его лицо показалось мне знакомым, но не мог понять откуда. Путь был свободен, и мы въехали в ворота.
Мерсье жил в большом белом доме, окруженном садом. Комнат в нем было столько, что, если бы кто-то случайно заблудился по дороге в туалет, пришлось бы организовать поисковую команду. «Порнозвезда» припарковала «мерседес», а я проследовал за Харольдом в дом через высокую парадную дверь с двумя створками. Из прихожей мы направились в комнату слева от главной лестницы. Это была библиотека, обставленная антикварными диванами и стульями. Три стеллажа у стен были до потолка заполнены книгами; на восточную сторону выходило окно с видом на море, возле него стоял стол со стулом, справа располагался минибар.
Харольд закрыл за мной дверь и оставил меня рассматривать книги и фотографии. Здесь было собрано немало трудов — политических биографий, работ по истории, в основном Гражданской войны и войн во Вьетнаме и Корее. Художественной литературы здесь не оказалось вообще. В углу стоял застекленный шкаф, книги в нем отличались от тех, что на полках. Среди прочих я заметил «Миф и историю в Откровении Иоанна», «Апокалипсис и Миллениум в английской романтической поэзии», «Откровение Иоанна», «Апокалипсис и империю», «Апокалиптическое величие» — в общем, то, что впору читать в ночь перед концом света. Там же стояли критические биографии художников: Уильяма Блейка, Альбрета Дюрера, Лукаса Кранаха Старшего и Жана Дюве, а кроме того копии средневековых текстов. Наконец, на верхней полке расположились двенадцать почти одинаковых небольших томиков, обтянутых черной кожей, с шестью золотыми полосками на корешках. В основании каждого корешка находилась последняя буква греческого алфавита — омега. В замке не было ключа, а моя попытка открыть дверцу просто так не увенчалась успехом.
Я переключил внимание на фотографии, которыми были увешаны стены библиотеки. На одних Джек Мерсье был запечатлен со всякими Кеннеди, Клинтонами и даже престарелым Джимми Картером. Другие отражали спортивную молодость Мерсье: вот он выигрывает забег, вот готовится бросать мяч, а здесь его уже несут на плечах благодарные товарищи по команде. Еще были рекомендации известных университетов, грамоты благотворительных фондов под руководством кинозвезд и даже медали пусть бедных, но гордых государств. Все это было похоже на страшный сон неудачника.
Еще одно достаточно недавнее фото попало в поле моего зрения. На нем Мерсье сидел за столом в компании шестидесятилетней женщины в черном костюме с жемчужным ожерельем с одной стороны и бородатого мужчины, которого я недавно видел, — с другой. Рядом с ними стоял человек, которого я узнал благодаря его частым появлениям в вечерних новостях: как правило, он с триумфальным видом давал интервью на ступенях зала суда. Это был Уоррен Обер из «Обер, Тайер и Мосс», одной из лучших адвокатских компаний в Бостоне. Обер был адвокатом Мерсье, и самого упоминания его имени оказывалось достаточно, чтобы оппоненты сдавались без боя. Когда «Обер, Тайер и Мосс» брались за дело, они приводили на слушанье столько адвокатов, что присяжным едва хватало места. Даже судьи нервничали в их присутствии.
Я заметил, что на фотографии нет ни одного человека, который выглядел бы счастливым. Какая-то напряженная атмосфера царила вокруг них; возникало ощущение, что фотограф — это досадная помеха для их напряженной работы. Перед ними лежали толстые папки, а белые кофейные чашки были отложены в сторону, как увядшие розы.
Позади меня открылась дверь, и Джек Мерсье вошел в комнату, положив на стол стопку бумаг, пестрящих таблицами и цифрами. Он был высок, метр девяносто или около того, широкие плечи давали знать о его прошлой спортивной карьере, а увесистый «ролекс» красноречиво заявлял о настоящем статусе богатого человека. Густые седые волосы экс-сенатора были зачесаны назад, открывая загорелый лоб над голубыми глазами; орлиный нос нависал над тонкими губами, скрывающими ряд ровных белых зубов. Я подумал, что ему лет шестьдесят пять или, может, чуть больше. Синяя рубашка с короткими рукавами, коричневые брюки и в тон им ботинки «Себаго» довершали облик бывшего спортсмена. Его руки покрывали белесые волосы, пучки которых выбивались из ворота рубашки. На секунду улыбка Мерсье померкла, когда он увидел, что я рассматриваю фотографию, но тут же вернулась на свое место, когда я от нее отошел. В это время Харольд мялся в дверях с видом беспокойной свахи.
— Мистер Паркер, — Мерсье, пожал мне руку с силой, достаточной для того, чтобы мои мысли пришли в смятение. — Я рад, что вы нашли время для встречи со мной.
Он жестом пригласил меня сесть. Из коридора появился человек в белой тунике с серебряным подносом в руках. Две китайские чашки, серебряный кофейник и сахарница со сливочником слегка звякнули, когда поднос коснулся стола.
— Спасибо, — сказал Мерсье.
Мы проводили слугу взглядом; вслед за ним вышел и Харольд. Напоследок он одарил меня тяжелым взглядом и мягко прикрыл дверь. Мы с Мерсье остались наедине.
— Я много слышал о вас, мистер Паркер, — начал он, разливая кофе и предлагая мне сливки и сахар. У него были приятные, доброжелательные манеры, поэтому общение даже с малознакомыми людьми давалось ему легко. Настолько легко, что, должно быть, этому предшествовали годы совершенствования актерского мастерства.
— Аналогично, — ответил я.
Он нахмурился:
— Я думаю, вы слишком молоды и никогда не голосовали за меня.
— Вы не дали мне такой возможности, выйдя на пенсию.
— А ваш дед не голосовал за меня?
Мой дед Боб Уоррен был помощником шерифа округа Камберленд и всю жизнь прожил в Скарборо. Мы с матерью переехали к нему после смерти отца. В конце концов, он пережил жену и собственную дочь, и одним осенним днем я похоронил его, когда выносливое сердце все-таки подвело старика.
— Думаю, он никогда ни за кого не голосовал, мистер Мерсье, — ответил я. — У него была аллергия на политиков. Единственным, кого мой дед не презирал, был президент Закария Тэйлор, который никогда не голосовал на выборах, даже за себя.
Джек Мерсье опять натянуто улыбнулся.
— Возможно, он был прав. Большинство из них продали душу еще до того, как занять какой-либо пост, а, раз ее продав, выкупить обратно уже нельзя. Остается только надеяться, что тебе предложили хорошую цену.
— А вы, мистер Мерсье, тоже покупаете души, или, может быть, продаете?
Улыбка с его лица не исчезла, но глаза сузились.
— Я думаю только о своей собственной, мистер Паркер, и не лезу в чужие.
Повисшую в воздухе паузу нарушила женщина, вошедшая в комнату. Она была одета в черный кашемировый свитер и черные брюки, тонкая золотая цепочка тускло сверкала на фоне темной шерсти. Видимо, она хотела выглядеть непринужденно, но это у нее явно не получалось. На вид ей было сорок пять, и этот возраст был ей к лицу. Светлые волосы кое-где потускнели, во всем облике сквозила какая-то суровость, которая делала ее менее привлекательной, чем она думала.
Это была жена мистера Мерсье Дебора, постоянный объект интереса местных газет. Она была из породы южных красавиц, насколько я помнил, из школы для девочек «Медейра» в Виргинии, которая была известна не только тем, что выпускала благовоспитанных девиц, виртуозно владеющих щипчиками для сахара и никогда не плюющих на тротуар, но еще и тем, что в 1980 ее директриса Джен Харрис застрелила своего любовника, доктора Германа Тарновера, когда тот бросил ее ради молодой женщины. Доктор Тарновер был известен как автор книги «Диета Скарсдейл», так что его смерть стала наглядным примером того, как плохо диеты влияют на здоровье. Джек Мерсье встретил свою судьбу на Поэтическом бале в Нэшвилле, самом помпезном мероприятии на Юге, и оказался вне конкуренции, купив ей автомобиль «Coup de Ville» пятьдесят пятого года выпуска на последовавшем затем аукционе. Как многие тогда говорили, это была любовь с первого замаха.
Миссис Мерсье держала в руках журнал и всем своим видом олицетворяла удивление, только глаза подвели ее.
— Извини, Джек, я не знала, что ты не один.
Она лгала, и по лицу Мерсье было видно, что он это знал, мы оба знали. Он попытался скрыть раздражение за привычной улыбкой, но я почти слышал, как скрипнули его зубы. Он встал, я последовал его примеру.
— Мистер Паркер, позвольте представить: моя жена Дебора.
Миссис Мерсье сделала шаг по направлению ко мне и остановилась, предполагая, что дальше я сам к ней подойду с протянутой рукой. Ее пожатие было слабым, но глаза буквально сверлили меня. Она вела себя столь враждебно, что это было даже смешно.
— Рада знакомству, — отрывисто заявила она, прежде чем обратиться к мужу. — Я позже с тобой поговорю, Джек, — и это прозвучало как угроза. Она вышла, не оглянувшись.
Казалось, температура в комнате подскочила на несколько градусов, но Мерсье сохранил самообладание.
— Примите мои извинения, мистер Паркер. Атмосфера в доме слегка напряженная. Моя дочь Саманта выходит замуж в следующем месяце.
— Неужели? И кто счастливчик? — вопрос показался мне уместным.
— Роберт Обер, сын моего адвоката.
— По крайней мере, у вашей жены будет повод купить себе новую шляпку.
— Она купила себе куда больше, чем просто шляпку, мистер Паркер, и на ней вся организация приглашений нашим гостям. Мы с Уорреном, скорее всего, отправимся ко мне на яхту, чтобы скрыться из поля зрения наших жен, хотя, думаю, такие любительницы ходить под парусом, как они, одних нас не отпустят. Вы ходите на яхте, мистер Паркер?
— Это проблематично. У меня нет яхты.
— У каждого должна быть яхта, — заметил Мерсье. При этих словах он снова стал серьезным.
— Я смотрю, вы социалист, мистер Мерсье.
Он мягко рассмеялся, потом поставил чашку на стол и принял искренний вид.
— Надеюсь, вы простите мне то, что я покопался в вашем прошлом, но мне хотелось знать, с кем я имею дело, — продолжил он.
— На вашем месте я сделал бы тоже самое, — кивнул я.
Он подался вперед и мягко сказал:
— Сожалею о вашей семье. То, что случилось с ними, просто ужасно.
Моих жену и дочь отнял у меня убийца, называвший себя Странником, когда я еще служил полицейским в Нью-Йорке. Они были не первыми и не последними его жертвами. Когда я уничтожил его, часть меня умерла вместе с ним.
С тех пор прошло более двух лет, и на протяжении этого времени их смерть была самой важной частью моей жизни. Я мирился с этим, пока не понял, что боль и страдания, сожаление и чувство вины, разрывают меня на части. Сейчас все медленно становилось на свои места здесь, в Мэне, где я провел молодость, в доме, где жил с дедом и матерью. В моей жизни существовала женщина, которой я был не безразличен и которая стоила того, чтобы начать с ней новую жизнь как раз сейчас.
— Я не могу себе представить, на что это похоже, — продолжал Мерсье. — Но я знаю человека, который может. Собственно говоря, поэтому я и пригласил вас сюда сегодня.
Дождь на улице прекратился, и облака рассеялись. За спиной Мерсье солнце било в окно, заливая светом стол и стул и отражая неровности стекла. Я увидел, как жук ползет в пятне света, ощупывая пространство чувствительными усиками.
— Его зовут Кертис Пелтье, мистер Паркер, — сказал Мерсье. — Когда-то он был моим партнером по бизнесу, но потом продал мне свою долю и пошел собственной дорогой. Надо сказать, это было не самым лучшим ею решением; он осуществил несколько неудачных инвестиций... Десять дней назад его дочь была найдена мертвой у себя в машине. Ее звали Грэйс Пелтье. Вы могли прочитать о ней. Мне кажется, вы когда-то ее знали.
Я кивнул. Да, в молодости мы были знакомы, я бы даже сказал влюблены. Правда, это продолжалось недолго, всего несколько месяцев после того, как я закончил школу. Таких летних романов у меня случалось много, но каждый из них к осени увядал, словно листья на деревьях. Грэйс была красивой смуглянкой с голубыми глазами, аккуратным ртом и медовой кожей. Помимо достижений в спорте она отличалась умом, так что, несмотря на привлекательную внешность, многие молодые люди сторонились ее. Я не был столь сообразителен, как Грэйс, но мне всегда хватало ума на то, чтобы оценить нечто красивое. По крайней мере, мне так казалось. Но в конце концов меня уже не трогали ни сама Грэйс, ни ее красота.
Я помнил одно утро на Хиггинс-Бич, недалеко от того места, где сейчас сидел вместе с Мерсье. Мы тогда стояли в тени старого гостевого домика Брейкере, ветер играл ее волосами, а море бушевало прямо перед нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47