https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_rakoviny/visokie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И все равно не могу примириться с тем, что эти ужасные люди будут в моем доме.
– Я тебя понимаю, дорогая, но не слишком ли теперь поздно...
– Артур!
– Да?
– Почему ты всегда споришь со мной? Ты же испытываешь к ним не меньшую неприязнь, и ты это знаешь.
– По-моему, тебе не стоит так волноваться, Памела. Да и потом, мне показалось, что это воспитанные молодые люди, с хорошими манерами.
– Артур, к чему этот высокопарный слог?
Она глядела на меня широко раскрытыми глазами, и, чтобы укрыться от ее сурового взора (иногда мне становилось от него не по себе), я поднялся и направился к французскому окну, которое выходило в сад.
Трава на большой покатой лужайке перед домом была недавно подстрижена, и по газону тянулись светлые и темно-зеленые полосы. В дальнем конце наконец-то зацвели два ракитника, и длинные золотые цепочки ярко выделялись на фоне растущих позади них деревьев. Распустились и розы, и ярко-красные бегонии, и на цветочном бордюре зацвели все мои любимые гибридные люпины, колокольчики, дельфиниумы, турецкие гвоздики и большие бледные ароматные ирисы. Кто-то из садовников возвращался по дорожке после обеда. За деревьями была видна крыша его домика, а за ним дорожка вела через железные ворота к Кентербери-роуд.
Дом моей жены. Ее сад. Как здесь замечательно! Как покойно! Если бы только Памела чуть-чуть поменьше тревожилась о моем благополучии, пореже старалась бы сделать мне что-то приятное в ущерб собственным интересам, тогда все было бы божественно. Поверьте, я не хочу, чтобы у вас создалось впечатление, будто я не люблю ее – я обожаю самый воздух, которым она дышит, – или не могу совладать с ней, или не хозяин самому себе. Я лишь хочу сказать, что то, как она себя ведет, временами меня чуточку раздражает. К примеру, все эти ее повадки. Как бы мне хотелось, чтобы она от них отказалась, особенно от манеры тыкать в меня пальцем, чтобы подчеркнуть сказанное. Должен признать, что роста я довольно небольшого, и подобный жест, не в меру употребляемый человеком вроде моей жены, может подействовать устрашающе. Иногда мне трудно убедить себя в том, что она женщина невластная.
– Артур! – крикнула она. – Иди-ка сюда.
– Что такое?
– Мне пришла в голову потрясающая мысль. Иди же сюда.
Я подошел к дивану, на котором она возлежала.
– Послушай-ка, – сказала она, – хочешь немного посмеяться?
– Посмеяться?
– Над Снейпами.
– Что еще за Снейпы?
– Очнись, – сказала она. – Генри и Сэлли Снейп. Наши гости.
– Ну?
– Слушай. Я тут лежала и думала, что это за ужасные люди... и как они себя ужасно ведут... он – со своими шутками, и она – точно какая-нибудь помирающая от любви воробьиха...
Она помолчала, плутовато улыбаясь, и я почему-то подумал, что вот сейчас она произнесет нечто страшное.
– Что ж, если они себя так ведут в нашем присутствии, то каковы же они должны быть, когда остаются наедине?
– Погоди-ка, Памела...
– Артур, не будь дураком. Давай сегодня посмеемся немного, хотя бы раз от души посмеемся.
Она приподнялась на диване, лицо ее неожиданно засветилось каким-то безрассудством, рот слегка приоткрылся, и она глядела на меня своими круглыми серыми глазами, причем в каждом медленно загоралась искорка.
– Почему бы нет?
– Что ты затеяла?
– Это же очевидно. Неужели ты не понимаешь?
– Нет, не понимаю.
– Нам нужно лишь спрятать микрофон в их комнате.
Должен признаться, я ожидал чего-то более неприятного, но, когда она произнесла это, был так поражен, что не нашелся, что ответить.
– Именно так и сделаем, – сказала она.
– Да ты что! – воскликнул я. – Ну уж нет. Погоди минуту. На это ты не пойдешь.
– Почему?
– Более гнусного ничего и придумать нельзя. Это все равно что... все равно что... подслушивать у дверей или читать чужие письма, только гораздо хуже. Ты серьезно говоришь?
– Конечно, серьезно.
Я знал, как сильно моя жена не любит, когда ей возражают, но иногда ощущал необходимость заявить свои права, хотя и понимал, что чрезмерно при этом рискую.
– Памела, – резко возразил я, – я запрещаю тебе делать это!
Она спустила ноги с дивана.
– Артур, кем это ты прикидываешься? Я тебя просто не понимаю.
– Меня понять несложно.
– Что за чепуху ты несешь? Сколько раз ты проделывал штуки похуже этой.
– Никогда!
– О да, еще как проделывал! Что это тебе вдруг взбрело в голову, будто ты лучше меня?
– Ничего подобного я никогда не делал.
– Хорошо, мой мальчик, – сказала она и навела на меня палец, точно револьвер. – Что ты скажешь насчет твоего поведения у Милфордов в Рождество? Помнишь? Ты так смеялся, что я вынуждена была закрыть тебе рот рукой, чтобы они нас не услышали. Что скажешь?
– Это другое, – сказал я. – Это было не в нашем доме. И они не были нашими гостями.
– А какая разница?
Она сидела, глядя на меня, и подбородок ее начал презрительно подниматься.
– Ведешь себя, как эдакий напыщенный лицемер, – сказала она. – Что это с тобой происходит?
– Видишь ли, Памела, я действительно думаю, что это гнусно. Я правда так думаю.
– Но послушай, Артур. Я человек мерзкий. Да и ты тоже – где-то в глубине души. Поэтому мы и находим общий язык.
– Впервые слышу такую чепуху.
– Вот если бы ты вдруг задумал стать совершенно другим человеком – тогда другое дело.
– Давай прекратим весь этот разговор, Памела.
– Послушай, – продолжала она, – если ты действительно решил измениться, то что же мне остается делать?
– Ты не понимаешь, что говоришь.
– Артур, и как только такой хороший человек, как ты, может иметь дело с гадюкой?
Я медленно опустился в кресло, стоявшее против дивана; она не спускала с меня глаз. Женщина она большая, с крупным белым лицом, и, когда она глядела на меня сурово – вот прямо как сейчас, – я, как бы это сказать?.. погружался в нее, точно утопал в ней как в ушате со сливками.
– Ты серьезно обо всей этой затее с микрофоном?
– Ну конечно. Самое время немного посмеяться. Ну же, Артур. Не будь таким деликатным.
– Это нечестно, Памела.
– Это так же честно, – она снова выставила палец, – так же честно, как и в том случае, когда ты вынул из сумочки Мэри Проберт ее письма и прочитал их от начала до конца.
– Этого нам не нужно было делать.
– Нам?
– Но ведь ты их потом тоже читала, Памела?
– Это никому нисколько не повредило. Ты тогда так сказал. А эта затея ничем не хуже.
– А как бы тебе понравилось, если бы кто-то с тобой такое проделал?
– Да как бы я могла возмущаться, если б не знала, что за моей спиной что-то происходит? Ну же, Артур. Не будь таким застенчивым.
– Мне нужно подумать.
– Может, великий радиоинженер не знает, как соединить микрофон с динамиком?
– Проще простого.
– Ну так действуй. Действуй же.
– Я подумаю и потом дам тебе ответ.
– На это у нас нет времени. Они могут явиться в любую минуту.
– Тогда я не буду этого делать. Я не хочу, чтобы меня застукали за этим занятием.
– Если они явятся, прежде чем ты закончишь, я просто попридержу их здесь. Ничего страшного. А сколько, кстати, времени?
Было почти три часа.
– Они едут из Лондона, – сказала она, – а уж отбудут никак не раньше чем после ленча. У тебя много времени.
– Куда ты намерена их поселить?
– В большую желтую комнату в конце коридора. Это ведь не слишком далеко?
– Думаю, что-то можно сделать.
– Да, и вот еще что, – сказала она, – а куда ты поставишь динамик?
– Я не говорил, что собираюсь это сделать.
– Бог ты мой! – вскричала она. – Посмотрел бы кто-нибудь на тебя. Видел бы ты свое лицо. Ты даже порозовел и весь горишь, так тебе не терпится приступить к делу. Поставь динамик к нам в спальню – почему бы и нет? Да приступай же, и поживее.
Я заколебался. Я всегда проявлял нерешительность, когда она приказывала мне что-то сделать, вместо того чтобы вежливо попросить.
– Не нравится мне все это, Памела.
Но она уже ничего не говорила, а просто сидела, совершенно не двигаясь, и глядела на меня. На лице ее застыло обреченное выражение, будто она стояла в длинной очереди. По опыту я знал, что это дурной знак. Она была точно граната, из которой выдернули чеку, и должно лишь пройти какое-то время, прежде чем – бах! – она взорвется. Мне показалось, что в наступившей тишине я слышу, как тикает механизм.
Поэтому я тихо поднялся, пошел в мастерскую, взял микрофон и полторы сотни футов провода. Теперь, когда ее не было рядом, я, должен признаться, и сам начал испытывать какое-то волнение, а в кончиках пальцев ощутил приятное покалывание. Ничего особенного, поверьте, со мной не происходило – правда, ничего особенного. Черт побери, да нечто подобное я каждый день испытываю, когда по утрам раскрываю газету, чтобы убедиться, как падают в цене кое-какие из многочисленных акций моей жены. Меня не так-то просто сбить с толку. И в то же время я не мог упустить возможности поразвлечься.
Перепрыгивая через две ступеньки, я вбежал в желтую комнату в конце коридора. Как и во всякой другой комнате для гостей, в ней было чисто прибрано, и она имела нежилой вид; двуспальная кровать была покрыта желтым шелковым покрывалом, стены выкрашены в бледно-желтый цвет, а на окнах висели золотистые занавески. Я огляделся в поисках места, куда бы можно было спрятать микрофон. Это была самая главная задача, ибо, что бы ни случилось, он не должен быть обнаружен. Сначала я подумал о ведерке с поленьями, стоявшем возле камина. Почему бы не спрятать его под поленьями? Нет, пожалуй, это не совсем безопасно. За радиатором? На шкафу? Под письменным столом? Все эти варианты казались мне не лучшими с профессиональной точки зрения. Во всех этих случаях на него можно случайно наткнуться, нагнувшись за упавшей запонкой или еще за чем-нибудь. В конце концов, обнаружив незаурядную сообразительность, я решил спрятать его в пружинах дивана. Диван стоял возле стены, у ковра, и провод можно было пропустить прямо под ковром к двери. Я приподнял диван и просунул под него прибор. Затем я надежно привязал микрофон к пружине, развернув его к середине комнаты. После этого я протянул провод под ковром к двери. Во всех своих действиях я проявлял спокойствие и осторожность. Провод я уложил между досок в полу, так что его почти не было видно.
Все это, разумеется, заняло какое-то время, и когда я неожиданно услышал, как по дорожке, усыпанной гравием, зашуршали шины, а вслед за тем хлопнули дверцы автомобиля и раздались голоса наших гостей, я еще находился в середине коридора, укладывая провод вдоль плинтуса. Я прекратил свою работу и вытянулся, держа молоток в руке, и, должен признаться, мне стало страшно. Вы представить себе не можете, как на меня подействовал весь этот шум. Такое же внезапное чувство страха я испытал однажды, когда во время войны в другом конце деревни упала бомба, а я в то время преспокойно сидел в библиотеке над коллекцией бабочек.
Не волнуйся, сказал я самому себе. Памела займется этими людьми. Сюда она их не пустит.
Несколько лихорадочно я принялся доделывать свою работу и скоро протянул провод вдоль коридора в нашу спальню. Здесь его уже можно было и не прятать, хотя из-за слуг я не мог себе позволить такую беспечность. Поэтому я протянул провод под ковром и незаметно подсоединил его к радиоприемнику с задней стороны. Заключительная операция много времени не заняла.
Итак, я сделал то, что от меня требовалось. Я отступил на шаг и посмотрел на радиоприемник. Теперь он почему-то и выглядел иначе – не бестолковый ящик, производящий звуки, а хитрое маленькое существо, взобравшееся на стол и тайком протянувшее свои щупальца в запретное место в конце коридора. Я включил его. Он еле слышно загудел, но иных звуков не издавал. Я взял будильник, который громко тикал, отнес его в желтую комнату и поставил на пол рядом с диваном. Когда я вернулся, приемник тикал так громко, будто будильник находился в комнате, пожалуй, даже громче.
Я сбегал за часами. Затем, запершись в ванной, я привел себя в порядок, отнес инструменты в мастерскую и приготовился к встрече гостей. Но прежде, дабы успокоиться и не появляться перед ними, так сказать, с кровавыми руками, я провел пять минут в библиотеке наедине со своей коллекцией. Я принялся сосредоточенно рассматривать собрание прелестных Vanessa cardui – "разукрашенных дам" – и сделал кое-какие пометки в своем докладе "Соотношение между узором и очертаниями крыльев", который намеревался прочитать на следующем заседании нашего общества в Кентербери. Таким образом я снова обрел присущий мне серьезный, сосредоточенный вид.
Когда я вошел в гостиную, двое наших гостей, имена которых я так и не смог запомнить, сидели на диване. Моя жена готовила напитки.
– А вот и Артур! – воскликнула она. – Где это ты пропадал?
Этот вопрос показался мне неуместным.
– Прошу прощения, – произнес я, здороваясь с гостями за руку. – Я так увлекся работой, что забыл о времени.
– Мы-то знаем, чем вы занимались, – сказала гостья, понимающе улыбаясь. – Однако мы простим ему это, не правда ли, дорогой?
– Думаю, простим, – отвечал ее муж.
Я в ужасе представил себе, как моя жена рассказывает им о том, что я делаю наверху, а они при этом покатываются со смеху. Да нет, не могла она этого сделать, не могла! Я взглянул на нее и увидел, что и она улыбается, разливая по стаканам джин.
– Простите, что мы потревожили вас, сказала гостья.
Я подумал, что если уж они шутят, то и мне лучше поскорее составить им компанию, и потому принужденно улыбнулся.
– Вы должны нам ее показать, – продолжала гостья.
– Что показать?
– Вашу коллекцию. Ваша жена говорит, что она просто великолепна.
Я медленно опустился на стул и расслабился. Смешно быть таким нервным и дерганым.
– Вас интересуют бабочки? – спросил я у нее.
– На ваших хотелось бы посмотреть, мистер Бошамп.
До обеда еще оставалось часа два, и мы расселись с бокалами мартини в руках и принялись болтать. Именно тогда у меня начало складываться впечатление о наших гостях, как об очаровательной паре. Моя жена, происходящая из родовитого семейства, склонна выделять людей своего круга и воспитания и нередко делает поспешные выводы в отношении тех, кто, будучи мало с ней знаком, выказывает ей дружеские чувства, и особенно это касается высоких мужчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104


А-П

П-Я