https://wodolei.ru/catalog/dushevie_ugly/120x80cm/s-nizkim-poddonom/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Альфонс не говорил со мной о крови, но я видела кровь в его глаз
ах, она-то и была источником нашей сладостной неги…
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Что вы такое обе несете! Немедленно перестаньте! Да и како
й смысл ссориться из-за событий шестилетней давности? Вспомните лучше, к
акая у нас сегодня радость. Я постараюсь не думать об Альфонсе плохо. Его з
лодейство Ц дело прошлое. Давайте поговорим о хороших его чертах. Я слыш
ала Ц не знаю, верить или нет, Ц будто Альфонс обратился к религии?
РЕНЕ. Иногда, читая его письма, я чувствовала, что искра веры, стремление к
Богу тлеет в его душе.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Ну да, а в следующем письме он, наверное, писал, что намерен
наложить на себя руки, а чуть позднее Ц крыл последними словами меня, под
лую скрягу. Можешь не рассказывать, я и сама знаю. Очевидно, в этом-то и сост
оит прелесть твоего мужа Ц он не способен долго пылать одной страстью. З
аглянет в окошко преисподней, отшатнется Ц понесется к небесам, да по до
роге завернет на кухню и затеет какую-нибудь грубую перебранку. К тому же
у него вечно в голове грандиозные планы, мнит себя великим писателем. Под
умать страшно Ц что он может понаписать. Меня, конечно, выведет злой ведь
мой, а себя Ц владыкой ада. Только вряд ли кто станет читать его опусы.
РЕНЕ. Альфонс и в самом деле человек увлекающийся, но чувство признатель
ности ему не чуждо. Когда муж узнает, что это вы его спасли, он будет вам бес
предельно благодарен.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Ну-ну, хотелось бы верить.
Входит Шарлотта.
ШАРЛОТТА. Графиня де Сан-Фон пожаловали. Говорит, гуляла и решила загляну
ть.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Вот как? ( В нерешительности. ) Ладно, и так все про
нас знает… Зови.
ШАРЛОТТА. Слушаюсь. ( Удаляется. В дверях сталкивается с графиней де
Сан-Фон. )
ГРАФИНЯ. А я и сама вошла. Ничего? Ведь не через окно же и не верхом на помеле
.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Скажете тоже! ( Крестится. )
ГРАФИНЯ. Можете не креститься, все равно на баронессу де Симиан вы не похо
жи. У вас это выглядит так, будто крестное знамение вы сотворяете не для се
бя, а для соблюдения приличий.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Это вы так считаете.
ГРАФИНЯ. Знаете, я ведь не просто так зашла Ц хочу кое-что рассказать. Вче
ра ночью я проделала то же самое, что во времена Короля-Солнце мадам де Мо
нтеспан.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Стали возлюбленной его величества? Но ведь нынешний коро
ль по женской части, кажется…
ГРАФИНЯ. Нет-нет, не перебивайте. Я расскажу все сама, по порядку. Именно та
кая чудесная слушательница мне и нужна. Госпожу де Симиан слишком легко
напугать, а вы Ц дама закаленная, мужественная, испытанный боец армии до
бродетели.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. О графиня, вы слишком добры.
ГРАФИНЯ. Признаться вам, мне до смерти наскучили все обычные забавы Ц лю
бовные интрижки, безобразия, карнавалы масок а-ля королева Марго и тайны
е прогулки по парижским трущобам. Даже собственная скандальная слава и т
а обрыдла. Все грехи начинались спальней, ею же и заканчивались. А любовь…
любовь Ц это мед, в котором слишком силен привкус пепла. Не хватало чего-
то возвышенного, божественного…
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Неужто вы встали на путь благочестия?
ГРАФИНЯ. О нет, не пугайтесь… Когда в наслаждениях преобладает привкус г
оречи, вспоминаешь, как тебя, бывало, наказывали в детстве. И хочется, чтоб
ы кто-то снова тебя наказал. Начинаешь оскорблять невидимого нашего Гос
пода: плюешь ему в физиономию, бросаешь вызов Ц одним словом, стараешься
разозлить. Но Боженька, как ленивый пес, Ц дрыхнет дни и ночи напролет. Ег
о дергаешь за хвост, тащишь за уши, а он и глаз не раскрывает Ц не то чтоб ца
пнуть или облаять.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Я не очень поняла… Это вы Господа ленивому псу уподобили?

ГРАФИНЯ. Ну да. Ленивому, старому и дряхлому.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Слава Богу, что мои девочки уже взрослые. Для юной, неокреп
шей души это было бы слишком…
ГРАФИНЯ. Да погодите же, самое интересное впереди. Я здорово ошиблась в ма
ркизе де Саде. Он представлялся мне идеальным суррогатом карающего Госп
ода Ц восхитительным златокудрым палачом с кнутом в белоснежной руке. О
шибка, это была ошибка. Маркиз Ц всего лишь мой товарищ, он сделан из того
же теста, что и я. Когда ленивый пес дрыхнет, ему едины Ц машущий кнутом и п
олучающий удары, палач и жертва. И тот и другой тщетно бросают ему вызов. П
ервый Ц тем, что бьет, пускает кровь, второй Ц тем, что сносит удары и эту к
ровь проливает… Псу наплевать, он знай себе посапывает. Мы с маркизом Ц о
дного поля ягоды.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. И как же вы додумались до подобного открытия?
ГРАФИНЯ. Не додумалась. Просто почувствовала.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Когда же?
ГРАФИНЯ. Когда почувствовала? В тот самый миг, когда меня сделали столом.

Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. То есть как «сделали столом»?
Сестры перешептываются.
ГРАФИНЯ. Вы полагаете, что человека превратить в стол невозможно? Так вот,
представьте себе: меня, раздетую, уложили на стол, и мое обнаженное тело пр
евратилось в алтарь для Черной Мессы.
Слушательницы ахают.
Рене вздрагивает, и по мере рассказа графини ее волнение становитс
я все заметнее.
Ни где это произошло, ни кто там был, я вам, разумеется, не скажу. Мсье Гибур
давно мертв, а я, конечно, Ц лишь жалкое подобие госпожи де Монтеспан. И вс
е же, как и она, я сама предложила использовать мое тело для мессы. Меня, обн
аженную, такую белую-белую, положили навзничь на черное траурное полотн
ище. Я лежала, закрыв глаза, и представляла, как ослепительно прекрасна мо
я нагота. Обычной женщине не дано знать, что это такое Ц видеть все не гла
зами, а открытой кожей. Мои груди и живот прикрыли маленькими салфетками.
Ну, это ощущение вам знакомо Ц вспомните холодную накрахмаленную прост
ыню. А в ложбинку между грудей мне положили серебряное распятие. Однажды
озорной любовник, когда мы отдыхали после утех, положил мне на грудь холо
дную грушу Ц примерно такое же было чувство. На лоно мне поставили свяще
нную серебряную чашу. Это, пожалуй, несколько напоминало прикосновение н
очной посудины из севрского фарфора… Вообще-то все эти глупости не вызы
вали во мне такого уж святотатственного восторга, когда, знаете, вся дрож
ишь от наслаждения. Потом началась служба, мне сунули в каждую руку по гор
ящей свече. Пламя было где-то далеко-далеко, я почти не чувствовала, как ка
пает воск. Во времена Людовика Четырнадцатого на Черной Мессе, говорят, п
риносили в жертву настоящего младенца. Но теперь времена не те, да и месса
уже не та. Пришлось довольствоваться ягненком. Священник пропел Христов
о имя, ягненок жалобно заблеял где-то у меня над головой, потом вдруг вскр
икнул так, знаете, тонко и странно Ц и тут на меня хлынула кровь. Она была о
бильнее и горячее, чем пот самого страстного из любовников, она заливала
мне грудь, стекала по животу, наполняла чашу, что стояла на моем лоне… До э
того я пребывала в довольно игривом расположении духа, испытывала обыкн
овенное любопытство Ц не больше, но здесь мою холодную душу впервые про
нзила неистовая, обжигающая радость. До меня наконец дошел смысл всей эт
ой тайной церемонии: и кощунственность моей позы Ц с широко, крестом, рас
кинутыми руками, и дрожащий огонь свечей, истекающих горячим воском, Ц о
ни символизировали гвозди распятия… Я рассказываю вам все это не для тог
о чтобы побахвалиться. Главное, чтобы вы поняли: я стала зеркальным отраж
ением Альфонса, разделила трепет его души. Правда, Альфонс предпочитает
смотреть, а здесь смотрели на меня, так что ощущения наши несхожи. Однако,
когда на мое голое тело пролился кровавый дождь, я поняла, кто такой Альфо
нс.
РЕНЕ. Кто же он?!
ГРАФИНЯ. Он Ц это я.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Да?
ГРАФИНЯ. Да, в тот миг он был мной. Окровавленным столом из живой плоти, чьи
глаза стали незрячи, а из рук и ног ушла сила. Трехмесячным зародышем, выки
дышем Господа Бога… Маркиз становится самим собой, только когда вырывае
тся из своего «я», он превращается в выкидыш, залитый кровью выкидыш Небе
сного Отца. И все, кто окружают его в эту минуту Ц женщины, которых истяза
ет он, женщины, хлещущие его, Ц они, они становятся Альфонсом, а он им быть
перестает. Тот, кого вы зовете Альфонсом, Ц тень, мираж, его просто не суще
ствует.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Вы хотите сказать, что на самом Альфонсе греха нет?
ГРАФИНЯ. Да, на вашем языке это называется именно так.
АННА ( внезапно рассмеявшись ). Смотрите-ка, вердикт мадам де Са
н-Фон совпал с приговором блюстителей нравственности из Судебной палат
ы.
РЕНЕ ( порывисто ). Нет на нем никакого греха! Он невинен! Белее бе
лого! ( Показывает свиток. ) Вот, мадам, прочтите. Альфонс свободе
н Ц и все благодаря матушке.
ГРАФИНЯ. Да? Странно. Помнится, шесть лет назад, когда я собиралась вам пом
очь, ваша матушка ни с того ни с сего запретила мне что-либо предпринимать
. С чего бы это вдруг она теперь стала хлопотать о вашем муже… Та-ак, а число
?
РЕНЕ. Какое число?
ГРАФИНЯ. Ну, дата приговора.
РЕНЕ. Не знаю. Я была так рада, что забыла посмотреть.
Г-жа де Монтрей и Анна пятятся в глубь комнаты.
Где же число?.. А, вот! Совсем мелко, я и не заметила. Четырнадцатого июля 1778 го
да… То есть как 14 июля? Ведь сегодня уже 1 сентября… Полтора месяца назад? А
я ничего не знаю и все это время сижу в Париже! Как же так?! ( Пронзитель
ным голосом. ) Анна! Что это значит? Почему нам отдали бумагу только се
годня?
Анна молчит.
Матушка, да что же это такое? Неужели вы целых полтора месяца скрывали от м
еня счастливую весть? Зачем?!
Г-жа де Монтрей молчит.
Альфонс, должно быть, весь истомился, ожидая меня в Лакосте!.. Но… но… Почем
у он не написал? ( Охваченная внезапной тревогой. ) Я немедленно
еду в Лакост.
ГРАФИНЯ. Бесполезно.
РЕНЕ. Это еще почему?
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Графиня!
ГРАФИНЯ. Полагаю, что маркиз уже снова в тюрьме. Только в другой. Ваша добр
ейшая матушка наверняка убедилась, что дело сделано, прежде чем сообщить
вам о приговоре.
РЕНЕ. Что за глупости вы говорите! Альфонса освободили… Матушка, ну скажи
те же ей.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Графиня просто шутит.
ГРАФИНЯ. Мадам, боюсь, что вам, добродетельнейшей из матрон, надолго запом
нится сегодняшний день. Придется вам горько раскаиваться, что некогда вы
связались со мной, падшей женщиной. Шесть лет назад вы хотели меня исполь
зовать. Вам понадобилась моя порочность. Потом вдруг передумали и отказа
лись от моих услуг. О, у меня превосходная память! Я могла бы вам простить ж
елание меня использовать, но то, что вы презрели мою помощь, простить ника
к не могу. Вы не представляете, как меня потом мучил тот сострадательный п
орыв, совершенно мне не свойственный. И в память о несостоявшемся благом
деянии я еще раз выступлю в непривычном для себя качестве. Сейчас моими у
стами заговорит сама Истина Ц представляете? И все благодаря вам, дорог
ая госпожа де Монтрей! Должно быть, ваша безупречная честность заразител
ьна.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Мадам! Вы, кажется, намерены совать свой нос в наши семейны
е дела?
ГРАФИНЯ. А разве не вы сами ткнули меня носом в ваши семейные тайны?
РЕНЕ. Мадам, ради Бога, говорите! Вы принесли какую-то страшную весть, да?
ГРАФИНЯ. Бедняжка Рене. Альфонс попал в капкан, расставленный вашей мамо
чкой. А приговор Судебной палаты города Экса был не более чем приманкой, ч
тобы птичка попалась уж наверняка.
РЕНЕ. Но почему?
ГРАФИНЯ. Вы знаете, моя информация всегда самая точная. Подробности стал
и мне известны не далее как вчера. Когда в прошлом году умерла мать Альфон
са, госпожа де Монтрей поспешила истребовать личный королевский эдикт н
а арест маркиза, сбежавшего с вашей помощью из тюрьмы и скрывавшегося в н
еизвестном месте. Ну, как Альфонса схватили, вам, должно быть, известно?
РЕНЕ. Почти ничего.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Может быть, довольно, графиня?
ГРАФИНЯ ( г-же де Монтрей ). Вы все сделали для того, чтобы в Эксе д
ело маркиза пересмотрели побыстрее, пока не истек срок королевского эди
кта. Даже в случае оправдательного приговора суда Альфонса, освободив, н
емедленно арестовали бы по именному указу его величества. Так все и вышл
о: 14 июля суд освободил маркиза из-под стражи, но несчастного сразу же схва
тила королевская тайная полиция и вновь заперла в тот же Венсенский замо
к Ц только на сей раз в еще более темный, сырой и холодный каземат, даже ск
возь решетку которого не видно воли. По дороге Альфонс было сбежал, но, как
вам, мадам, известно, его благополучно поймали, и теперь вы можете быть со
вершенно спокойны. Зятек сидит за двойной железной дверью, в каменном ко
лодце, на окне Ц решетка. Теперь-то уж он не сбежит.
Пауза.
АННА ( поспешно поднимается ). Графиня, вы ведь, кажется, гуляли и
заглянули сюда по дороге?
ГРАФИНЯ. Именно так.
АННА. Позвольте мне составить вам компанию. Прогуляемся дальше вместе.
ГРАФИНЯ. Охотно. Прогулка со столь очаровательным инструментом чужих за
мыслов доставит мне огромное удовольствие. В прежние времена вас исполь
зовала старшая сестра, теперь Ц мамочка. Пойдемте, Анна, пора попользова
ться вами и мне.
АННА ( с деланной веселостью ). К вашим услугам, графиня. Готова б
ыть столом, комодом Ц чем прикажете.
ГРАФИНЯ. Вот послушное дитя! Природа одарила вас прелестными крылышками
, расправив которые вы всегда сможете упорхнуть от неприятностей. Пожалу
й, это Ц единственное ваше богатство. Сударыни… ( Кланяется г-же де М
онтрей и маркизе де Сад, после чего вдвоем с Анной идет к дверям. ) Шарл
отта!
Выглядывает Шарлотта.
Вглядись-ка хорошенько в мое лицо. Вряд ли мне представится оказия когда-
нибудь еще побывать в этом доме, так что отныне по самый гроб тебя будут ок
ружать исключительно добродетельные и высоконравственные лики. Посмот
ри как следует и запомни это лицо грешницы.
Графиня, Анна и Шарлотта уходят. Рене и г-жа де Монтрей молча смотрят
друг на друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10


А-П

П-Я