Ваше семейство Ц простите
за сравнение Ц как бы разгуливает по улицам в абсолютно прозрачном плат
ье. Полагаю, это для вас не новость?
РЕНЕ. Нет.
ГРАФИНЯ. И вас не оскорбит бесцеремонный вопрос, какие не принято задава
ть в светских салонах? Обещайте, что вы отнесетесь к нему спокойно, как есл
и бы я спрашивала вас о ваших виноградниках, удобрениях или о чем-нибудь в
этом роде.
РЕНЕ. Обещаю.
ГРАФИНЯ. Я считаю, что господин маркиз Ц человек по сути своей бесконечн
о нежный, но эту свою нежность может выразить лишь посредством пресловут
ых конфеток и кнута Ц то есть посредством жестокости. ( Резким тоно
м. ) А каков он с вами Ц нежен или жесток?
РЕНЕ. Что, простите?
БАРОНЕССА. Графиня, как вы можете!
ГРАФИНЯ. Отвечайте же!
РЕНЕ. Если я отвечу, что нежен, вы решите: ага, это он прикрывает свою жесток
ость. Если же скажу, что он жесток…
ГРАФИНЯ. Я вижу, вы женщина умная.
РЕНЕ. Отвечу так. Вы хотите знать, каков мой муж? Он любит меня так, как подоб
ает мужу любить жену. И если б вы оказались возле нашего ночного ложа, вы н
е увидели бы ничего такого, что дало бы повод к злым сплетням.
ГРАФИНЯ. Ну да? ( Изумленно разглядывает маркизу де Сад. ) Прелес
тно! Столь образцовой семейной паре, очевидно, и нежность ни к чему.
РЕНЕ. Равно как и жестокость.
БАРОНЕССА. Пойдемте, графиня, нам пора.
ГРАФИНЯ. Да. Прощайте, сударыни.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Спасибо за визит. И еще раз от всего сердца благодарю.
Баронесса и графиня уходят.
РЕНЕ. Уф!
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Ты замечательно ее срезала. Превосходный ответ! Я так гор
да тобой… Подлая тварь! Подумать только Ц и эту змею я должна молить о пом
ощи.
РЕНЕ. Не стоит, матушка, из-за этого расстраиваться. По сравнению с прочим
и нашими бедами это такой пустяк… Так, значит, они обещали помочь Альфонс
у? Они помогут?
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Сказали, что помогут.
РЕНЕ. Слава Богу. Уже ради одного этого стоило мчаться в Париж… Бедный, бед
ный Альфонс!
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Так ты приехала сюда не для того, чтобы повидаться со мной
?.. ( Как бы между прочим. ) Ты не знаешь, где сейчас Альфонс?
РЕНЕ ( с невинным видом ). Сама теряюсь в догадках.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. В самом деле? Что же, он даже собственной жене не сообщил, к
уда намерен отправиться?
РЕНЕ. Если бы я знала, где он, мне было бы трудно утаить правду от тех, кто ег
о разыскивает. Лучше уж не знать. Так безопаснее для Альфонса. А его безопа
сность мне дороже всего на свете.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Ты Ц образец добродетельной супруги. Каким чудесным цве
тком расцвели воспитание и образование, которые я тебе дала. Если б тольк
о твой избранник был тебя достоин…
РЕНЕ. Разве не вы учили меня когда-то: «Добродетель не подвластна обстоят
ельствам»?
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Так-то так, но всему есть мера.
РЕНЕ. Если грехи мужа превышают эту меру, то и моя добродетель должна быть
на высоте.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. У меня разрывается сердце, когда я вижу, как мужественно т
ы держишься под ударами судьбы. Я вспоминаю, каким счастливым и безмятеж
ным было твое детство, Ц контраст слишком разителен. Твой отец, всеми поч
итаемый президент Налоговой палаты! Пусть наш род не слишком древний, но
зато мы были богаты Ц не то что маркизы де Сад. Мы с отцом ничего для тебя н
е жалели, и ты выросла прекрасной, благородной Ц такую впору выдавать за
принца. Кто имел бы больше прав рассчитывать на жизнь, полную счастья? И чт
о же! Где были мои глаза? Боже, какой кошмарный выбор мы сделали! Подобно Пр
озерпине, собиравшей цветы и похищенной владыкой ада, ты оказалась вверг
нута в преисподнюю. И твой покойный батюшка и я прожили свою жизнь честно,
не стыдно было смотреть людям в глаза. За что же, за что наша невинная дочь
низвергнута в пучину такого несчастья?!
РЕНЕ. Что вы, матушка, все о несчастье да о несчастье. Терпеть не могу это сл
ово. Несчастная Ц это прокаженная старуха, выпрашивающая милостыню.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Ох, я всегда делаю так, как хочешь ты. Это ты упросила меня с
пасать твоего муженька. Потому-то я и пошла сегодня на такое унижение… И в
се-таки, все-таки… Да, раз уж ты столь неожиданно приехала ко мне, я скажу т
о, что думаю. Бог с ним, с королевским двором и с высокими связями. Послушай
меня, расстанься с Альфонсом.
РЕНЕ. Господь не дозволяет расторгать браки.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Расторгать необязательно, достаточно просто порвать с А
льфонсом все отношения. И очень хорошо, что Господь не одобряет разводов,
Ц ты можешь жить отдельно от своего супруга и при этом оставаться марки
зой.
РЕНЕ ( после паузы ). Нет, матушка, я не расстанусь с Альфонсом Ц н
и перед Богом, ни перед людьми.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Но почему? Откуда такое упрямство? Что это Ц оскорбленно
е самолюбие? Боязнь пересудов?.. Ну не любовь же, в самом деле!
РЕНЕ. Не знаю, можно ли это назвать любовью. Но уж самолюбие и боязнь перес
удов тут определенно ни при чем… Очень трудно объяснить так, чтобы вы пон
яли. Как вам известно, матушка, теперь я знаю все. Я знаю, какие страсти влад
еют Альфонсом, знаю, что он вытворяет, знаю, что говорят о нем люди. Я провел
а в Лакосте немало бессонных ночей, вспоминая свою жизнь после свадьбы. Я
все теперь понимаю, матушка. Все. То, что прежде было рассеяно в памяти, сот
калось в некий единый узор, связалось в одну цепочку. В ожерелье из ярко-а
лых камешков. Да, камешков красных, как кровь… Еще во время нашего свадебн
ого путешествия, где-то в Нормандии, Альфонс велел остановить карету пос
реди луга, усыпанного лилиями. «Хочу напоить лилии допьяна», Ц сказал он
и стал вливать в раскрытые бутоны красное вино. А потом смотрел, как багро
вые капли стекают между лепестками… Или еще. Мы впервые оказались в Лако
сте и гуляли вдвоем по двору замка. Альфонс остановился возле сарая, где л
ежали вязанки дров, перетянутые веревками, и сказал: «Какое уродство! Пре
дставляешь, вот была бы красота Ц белоснежные березовые стволы, стянуты
е золотыми канатами!..» А один раз там же, в Лакосте, когда мы возвращались с
охоты, Альфонс прямо пальцами вырвал у убитого зайца сердце из груди. «Вз
гляни, Ц засмеялся он, Ц вместилище любви у зайца той же формы, что у нас
с тобой…» Я тогда воспринимала все это как милые, эксцентричные причуды.
И лишь теперь бусины соединились в одну нить… В моей душе родилось всепо
глощающее чувство, неподвластное рассудку. Чувство говорило: «Раз уж теб
е удалось собрать в одно ожерелье рассыпанные в памяти бусины, береги те
перь эту драгоценность, храни ее как зеницу ока». А что, если когда-то, давн
ым-давно, так давно, что туда даже не проникают лучи памяти, я оборвала нит
ь своего ожерелья и оно рассыпалось? Вдруг теперь я сумела восстановить
его в первозданном виде?
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Ты имеешь в виду рок, фатум?
РЕНЕ. Нет, рок здесь ни при чем.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Но ведь эти самые алые бусы рассыпал Альфонс, а не ты.
РЕНЕ. Рассыпал и преподнес мне.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Все это гордыня и самообман. Ты себя просто губишь!
РЕНЕ. Я же говорила, матушка, вы не поймете. А я наконец постигла самую суть,
истину. И на этом знании зиждется моя добродетель. Можете ли вы понять, что
говорит вам жена Альфонса де Сада?
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Истина Ц это кнут и сладкие пилюльки. Срам и бесчестие Ц
вот в чем истина!
РЕНЕ. Голос житейской мудрости. Извечное пристрастие племени людей. Стои
т произойти чему-то необычному, как люди сразу слетаются со всех сторон, с
ловно мухи на труп, и высасывают, высасывают из случившегося свою житейс
кую мудрость. Потом труп закопают, а у себя в тетрадочках запишут и обязат
ельно пометят: это Ц срам, это Ц бесчестье и так далее. А мне до житейской
мудрости дела нет. Я столкнулась с явлением, на которое табличку с надпис
ью не повесишь. Проще простого было бы решить для себя: мой муж Ц чудовище
, и дело с концом. Он Ц чудовище, а я Ц честная, достойная, безупречная.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Но ведь Альфонс и в самом деле чудовище! Разве нормальном
у человеческому существу возможно понять его поступки? Лучше и не пытать
ся Ц а то как бы самой не обжечься.
РЕНЕ. Так не бывает, чтобы один из супругов был чудовищем, а другой Ц обык
новенным, нормальным человеком.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Рене! Уж не хочешь ли ты сказать…
РЕНЕ. Не пугайтесь, матушка, не пугайтесь. Или в вас говорит любопытство, к
ак в графине Сан-Фон? Я всего лишь хочу сказать, что раз мой муж Ц чудовище
порока, то мне ничего не остается, как быть чудовищем добродетели. То, с че
м я столкнулась, не имеет имени и названия. Все вокруг говорят, что Альфонс
Ц преступник. А я знаю: Альфонс и его грехи Ц это одно целое. Улыбка марки
за и его ярость, нежность и жестокость, ласковое прикосновение пальцев к
моим плечам, когда он снимает с меня пеньюар, и рука, хлещущая кнутом марсе
льских шлюх, Ц тут одно от другого не оторвать. И красная от крови, порота
я задница Альфонса неотделима от его холеных локонов и благородного оче
ртания губ.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Как ты можешь соединять высокое и низкое, благородное и м
ерзкое?! Ты сама себя унижаешь! Женщина рода де Монтрей никогда, никогда и
ни в чем не может быть поставлена рядом с марсельской… девицей сомнитель
ного поведения! Так что нечего подыскивать оправдания своему муженьку
Ц мне, матери, больно это слышать.
РЕНЕ. Вы так ничего и не поняли, матушка. А ведь мы должны мыслить и чувство
вать одинаково, если хотим спасти Альфонса. Ну как же вы не видите! Альфонс
Ц это симфония, в которой есть только одна тема Ц главная и единственна
я. Я поклялась хранить верность мужу, а стало быть Ц и звучащей в нем музы
ке. Иногда тема нежна и мелодична, иногда яростна и жестока, в ней слышен с
вист кнута, в ней брызжет кровь. Мне Альфонс не исполнял той, второй, части
Ц уж не знаю, из уважения или из пренебрежения. Но я теперь очень хорошо п
онимаю главное: если хочешь быть верной женой, надо любить не добрые слов
а и дела мужа, а истинную его природу. Обшивка корабля, плывущего по океану
, приемлет и пожирающего ее древесного червя, и чистую морскую воду.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Но мы обе с тобой обманулись Ц он прикидывался не таким, к
аков есть.
РЕНЕ. Матушка, не родилась еще такая женщина, которую мог бы обмануть мужч
ина.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Да уж слишком твой мужчина не похож на остальных.
РЕНЕ. И все-таки Ц мужчина. Уж поверьте мне… Но вы правы, выходя замуж, я со
всем еще его не знала. И узнала, что он такое на самом деле, совсем недавно. О
днако не могу сказать, что мне открылся чужой, незнакомый облик, Ц все ра
вно это мой Альфонс. Ведь не выросли же у него, в конце концов, рога и хвост!
А может быть, я потому и полюбила его когда-то, что угадывала зловещую тен
ь, спрятанную за веселой улыбкой и ясным взором? Невозможно любить розу и
одновременно ненавидеть ее запах.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Глупости. Просто роза имеет запах, соответствующий ее вид
у.
РЕНЕ. Откуда вы знаете, быть может, страсть к крови, одолевающая Альфонса,
досталась ему от далекого предка, ходившего в крестовый поход?
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Не забывай: кровь, о которой ты говоришь, это кровь… низких
женщин.
РЕНЕ. Ах, матушка, кровь есть кровь Ц природу не обманешь.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Ей-богу, такое чувство, словно это Альфонс со мной разгова
ривает, а не ты!
РЕНЕ. Умоляю, матушка, спасите его! Ради Бога! Если бы только Альфонса поми
ловали! Клянусь, я бы все сделала, чтобы достучаться до его сердца, до его с
умрачной, истерзанной души! Я смогла бы это сделать Ц и сплетням пришел б
ы конец. Их вытеснили бы вести о добрых делах маркиза, он искупил бы свою в
ину перед людьми! О-о, только бы спасти его, только бы спасти!.. ( В полуо
бморочном состоянии. Покачнулась. )
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ ( поддерживает ее ). Бедняжка, ты совсем выбилась
из сил. Пойди приляг. Отдохнешь часок, сердце и успокоится. Может, что-нибу
дь и придумаем. Ну же, пойдем. Я отведу тебя. ( Уводит маркизу в спальню.
)
Из другой двери появляется младшая сестра маркизы де Сад, Анна де Л
онэ, в сопровождении Шарлотты.
ШАРЛОТТА. Что же это вы с сестрицей не хотите повидаться?
АННА. Слишком неприятная может выйти беседа. Надо же, в кои-то веки выбрал
ась в Париж, с матушкой повидаться, а тут любимая сестрица откуда ни возьм
ись… Один ее взгляд чего стоит: мол, все-то я про вас про всех знаю, всех-то я
вас насквозь вижу. И ведь в самом деле видит. Но великодушно снисходит к на
шим слабостям. Бр-р-р! Боюсь ее!
ШАРЛОТТА. Ай-яй-яй, как же можно о родной сестре так-то говорить?
АННА. Поди, Шарлотта, шепни матушке, что я здесь и жду ее.
Шарлотта уходит.
Почти сразу же появляется г-жа де Монтрей.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Анна! Радость какая!
АННА. Здравствуйте, матушка. Как давно я вас не видела.
Обнимаются.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Счастливый день! Обе мои доченьки приехали.
АННА. Да, Шарлотта мне сказала. Значит, Рене здесь?
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Она в спальне. Устала с дороги. Пусть немножко отдохнет, та
к будет лучше. Она столько вынесла, столько вынесла… Ну ладно. Ты-то как до
ехала? Откуда ты?
АННА. Из Италии.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Где была?
АННА. Большую часть времени в Венеции.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Далеко же тебя занесло.
АННА. Путешествие было такого рода, когда лучше держаться подальше от зн
акомых мест.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. С чего моей дочери от людей прятаться? Ты ведь у меня сама н
евинность.
АННА. Не мне надо было прятаться. Моему спутнику.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Какому еще спутнику? Ты ездила с кем-то из знакомых?
АННА. С зятем.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. С кем?!
АННА. С Альфонсом.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ ( потрясена ). Но… Но ведь не все же время ты была с
ним?
АННА. Все.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Боже, какая же ты…
АННА. О нет! Меня винить не надо. В самый первый мой приезд в Лакост в первую
же ночь Альфонс пробрался в мою спальню. Я его не приманивала, нет. Но и не о
ттолкнула. Так это с тех пор и тянулось. А потом он говорит: «Я должен бежат
ь. Поедешь со мной?» Ну я и поехала. Почти всю Италию исколесили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10