– Да я что же… Я ничего… – говорил Вывих.– Я, право, не хотел того, что случилось… Сам не помню, как это в раздражении у меня вышло, – показал Курский жестом, как дают пощечины.– Ну, так вот выпьем вместе и помиритесь, – решил Михаил Николаевич.– Я не прочь мириться, если он меня не будет ругать печатно… – согласился Сергей Сергеевич.– Я не буду ругать, но только и вы, пожалуйста, не того… сделал Вывих жест рукой, показывая, как бьют.Враги выпили и расцеловались.Ужин начался шумно и весело. Одна Крюковская, холодно поздоровавшаяся с Лососининой и севшая на противоположном от нее конце стола, рядом с Бабочкиным, была сосредоточенно-печальна.Наталья Петровна с тревогой поглядывала на нее.Это не ускользнуло от внимания сидевшего с ней рядом и не спускавшего с нее глаз Бежецкого.– Надежда Александровна не в духе. Вы не удивляйтесь. Я за последнее время привык ее видеть такой, – сказал он.– Я не в духе? – пристально посмотрела на него Крюковская и деланно рассмеялась. – Напротив, очень в духе и готова много веселиться и смеяться. Но удивляюсь вам, зачем вам понадобилось замечать мое расположение духа. Вы от меня теперь получили уже все, что могли требовать, – с явной насмешкой в голосе добавила она. – Я больше ни на что вам не нужна, а также и мое расположение духа.– Ну, об этом после поговорим, – нетерпеливо перебил он ее и отвернулся.– Теперь мы поживем с вами, Наталья Петровна, ух как поживем – знатно! Ведь вы не уедете, можно будет служить? – обратился он к Лососининой.– Погодите торопиться! Понравлюсь ли я публике? – улыбнулась та.– Вы кому-нибудь не понравитесь! Не поверю – это невероятно. От вас все будут без ума, так же, как и я.Он бросил взгляд в сторону Надежды Александровны.– Вы всегда веселая, всегда в духе, – подчеркнул он. – С вами не видишь, как время летит.Лососинина переменила разговор, переведя его на недавнее примирение Вывиха и Курского.– Отлично, – саркастически расхохоталась Крюковская, – подрались, помирились и оба довольны остались.– Конечно, отлично: меньше неприятностей будет, да я это все по-старому поверну, лучше разве ссориться? – заметил Бежецкий.– Какая ссора?.. Ссора ссоре рознь… – возразила она.– Лучше совсем не ссориться, а жить в ладу, не мешая друг другу и не стесняя. Это приятнее, веселее и свободнее… – наполнил он бокалы шампанским.– Как для кого! Кто может, а кто и нет.– Конечно, это зависит от характера, Надежда Александровна. Если у вас дурной, неуживчивый характер, то нельзя всех судить по себе.– И вы можете это мне говорить? – нервно откинулась она на спинку стула.– Не волнуйся, Надя, тебе вредно, – не на шутку перепугалась Лососинина. – Ведь Владимир Николаевич все шутит и шалит только.– Ты всю жизнь шутила, – колко и зло ответила ей Крюковская, – ну и шути, а я шутить с собой никому не позволю. Шалить не умею и не желаю шутить.– Я вас уважаю, Наталья Петровна, – сказал Владимир Николаевич, – за то, что вы умеете шутить – это доказывает ум, желал бы с вами всю жизнь прожить, прошутить и прошалить. Никогда бы не изменил вам и не бросил вас, как ненужную вещь.Он несколько раз выразительно посмотрел на Надежду Александровну.– Ах, какой вы приятный шалун! – вставила Дудкина.– Что вы хотите этим сказать, Владимир Николаевич? – задыхающимся голосом начала Крюковская, поднимаясь вся дрожащая со своего места. – Оскорбить тем, что сказать мне, что я глупа, – так это дерзость или издевательство надо мной и над нашим прошлым – так это может сделать только нечестный человек.– Опомнитесь, Надежда Александровна, – вскочил он, – таких вещей порядочным людям не говорят. Я не понимаю ваших намеков о нашем прошлом.– А я поняла, – горячо и порывисто продолжала она, – я вам сказала только, что вы нечестно со мной поступаете, как вы вскочили. Что же должна сделать я, над которой вы издеваетесь и ругаетесь.Она в изнеможении опустилась на стул. Он тоже сел.– Мне это, Надежда Александровна, наконец надоело. Я попрошу вас раз и навсегда мне никаких напоминаний не делать. Честно, нечестно я с вами поступил – никого это не касается. Я не желаю быть судим никем! Я не виноват, что вы в запальчивости не умеете сдерживать ваших чувств и афишируете ими.Она вздрогнула, но молчала.– Господа, – обратился он ко всем, – кто мог понять, что я сказал что-нибудь на счет Надежды Александровны, а она, принимая мои слова на свой счет, делает вид, что будто бы между нами были какие-то отношения.Она продолжала молча не спускать с него глаз. Присутствующие тоже молчали.– Если бы даже это было так, то честный человек никогда этим на хвастается, – снова обратился он к ней. – Если же вы желаете сами делать в таких вещах публичные признания, так я не желаю себя срамить. Наших отношений с вами, какие бы они там ни были, никто не знал, но после всего случившегося, конечно, как порядочный человек, я должен от вас удалиться, потому что у меня вовсе нет охоты быть публично оклеветанным в нечестных поступках. С этих пор я считаю и говорю это при всех: наши отношения и знакомство с вами закончены навсегда. Мне бы нужно было отсюда сейчас уйти, но на основании пословицы: «был молодцу не укор» я остаюсь. Мне не совестно настоящей нашей сцены: ведь с мужчины всякие любовные дела, как с гуся вода, если что и было, всякий скажет: шалость – больше ничего!Он рассмеялся.Надежда Александровна медленно встала со стула.– Однако, господа, не будем прерывать нашего веселья, – снова заговорил он уже совершенно спокойным голосом. – Человек, шампанского!– А я прерву! – задыхаясь от волнения, почти шепотом, произнесла она и, быстро обойдя стол, остановилась около Бежецкого. – Вы сказали все, что хотели? Теперь моя очередь. И я скажу. Скрывать мне больше нечего. Все во мне опозорено. Прежде мужчинам их шалости проходили безнаказанно, а теперь…Она подошла к нему совсем близко и быстро вынула из кармана бритву.– Вот как платят женщины за эту шалость.Она бросилась на него, но следивший и последовавший за ней Бабочкин схватил ее за руку. Бритва скользнула по обшлагу сюртука Владимира Николаевича.Надежда Александровна, увидав, что ей помешали, быстро вырвала свою руку у Михаила Васильевича и с неимоверной силой ударила саму себя бритвой по горлу и упала на нее ничком, обливаясь кровью.Все остолбенели.Явилась полиция, доктор, и самоубийцу бережно повезли на ее квартиру, сделав необходимую перевязку.Ее сопровождал Бабочкин.Она умерла дорогой, не приходя в сознание.– Дожить не сумела!.. – задумчиво сказал Михаил Васильевич, выходя из квартиры покойницы.Так рано погибла в омуте искусства, а быть может, и в житейском омуте, родившаяся, по ее собственному выражению «не ко времени», – чистая, светлая, честная личность, для которой сцена была жизнь, но жизнь не была сценой.Наше правдивое повествование окончено. Говорить о судьбе остальных героев и героинь не стоит. Они живут по-прежнему, припеваючи, среди вас, заражая воздух своим тлетворным дыханием.Бабочкин доживает.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14