Предложение Саймона Роксбери оказалось ей весьма кстати. Потому-то она и находилась сейчас на Портленд-плейс, позволяла одевать себя и была готова соблазнять графа Филтона, пока виконт методично выкачивает из него деньги.
И поэтому она закрывала глаза на действия Имоджин и смиренно внимала ее глупой болтовне о браке, предуготованном самой судьбой, и тому подобному бреду.
Но что бы Калли ни внушала себе, ее доводы не давали ответа на один вопрос. Раньше ее нисколько не тревожило, как она выглядит. Так почему сейчас она только и делает, что молится, чтобы ее внешность понравилась Саймону Роксбери? За все время ее пребывания в доме он ни разу не заглянул к ней. Его не хватало даже на то, чтобы постучаться и просто поинтересоваться, жива ли она. Может, она уже умерла и скоро от нее начнет исходить запах тления…
Гнев и отчаяние, копившиеся десять дней, вырвались наружу. Сейчас ее шаги больше походили на топот, совсем не подобающий леди. Она сжала в кулаки свои умащенные, уже без веснушек, руки, с ненавистью глядя на дверь, выходящую в коридор. Вероятно — нет, не вероятно, а точно! — ей нужно повидаться с этим несносным виконтом Броктоном. Она должна поговорить с ним наедине, не дожидаясь обеда, прежде чем Имоджин выведет ее, как дрессированного гуся.
Саймон стоял в ожидании, пока Силсби щеткой убирал приставшие к лацканам соринки, углядеть которые мог только зоркий глаз преданного камердинера. Сегодня Саймон уделил себе больше внимания, чем обычно, соединяя верность моде с рационалистическим стремлением выглядеть наилучшим образом. На этот вечер у него были запланированы по меньшей мере три раута, а позднее — пока еще остававшийся под вопросом визит к любовнице.
Они не виделись несколько недель, так как Шейла Ллойд уезжала к подруге, только что родившей третьего ребенка. Теперь ее светлость вернулась в город и за пять дней прислала виконту целую кипу записок.
Как ни прекрасна была его любовница, он сказал себе, что не станет отвечать на приглашения, написанные на языке требований. Будь он проклят, если позволит сделать из себя ручную болонку!
Саймон представил леди Ллойд возлежащей на атласных простынях цвета слоновой кости. Длинные волосы разметались по очаровательной груди, сочные алые губы изогнуты в прелестной томной улыбке, зовущей к наслаждению. Одно время он считал, что Шейла совершила ужасную ошибку, приковав себя цепями к лорду Ллойду, который был древнее самой земли. Но с другой стороны, его богатству позавидовал бы и сам Крез. Позже Саймон понял, что его любовница с радостью вышла замуж за лорда, надеясь похоронить его через шесть месяцев. Но подобно многим мечтам, этой тоже не суждено было сбыться. Ллойд скрипел вот уже почти десять лет, и годы незаметно подкрадывались к самой Шейле, приближая ее к тридцати, а затем и сверх того. Хотя она по-прежнему оставалась хороша, ее ослепительная красота начинала меркнуть. Некогда чуть заметные деликатные морщинки вокруг рта все глубже врезались в кожу, вызывая множество разочарований.
Безусловно, Саймон ценил в женщине не только внешнюю красоту, но что касается любовницы, он не предъявлял слишком больших требований к интеллекту, считая необязательным сидеть с ней перед камином за шахматной доской или вести умные беседы. У них с Шейлой на протяжении шести месяцев сложился взаимовыгодный союз с физической близостью, но без обещаний, ожиданий или попыток сделать его постоянным.
И так продолжалось бы годами, если бы у нее не появились властные замашки. Она требует, чтобы он появился? Как бы не так! Она ему не жена и не имеет права ни на чем настаивать. Пора разъяснить леди Шейле Ллойд ее положение, решил он между прочими мыслями. Перламутровые запонки должны подойти к бутылочного цвета фраку, подумал он, выдворяя Силсби, когда тот предложил своему хозяину снять этот самый фрак для более тщательной чистки. Суета камердинера мешала Саймону сосредоточиться на своей программе, выполнение которой и так откладывалось.
Подойдя к туалетному столику, он выхватил одну из двух щеток с серебряной ручкой, вонзил в непокорный завиток, упорно падавший на лоб, и откинул волосы назад. Сегодня ему предстояло немало сделать.
За обедом нужно оценить Каледонию Джонстон. Только бы его мать, сохрани Бог, не потеряла чувство меры и не превратила ее в рождественский пудинг.
Пока Филтон сидит у изголовья своей несчастной родственницы и ухмыляется подобно голодному грифу, девушка должна пройти необходимые испытания.
Завтра утром придется взять ее в парк на прогулку и показать город. Пусть обвыкнется, чтобы, когда ее повезут на первый променад, не глазела по сторонам, как неотесанная деревенщина. И когда они будут проезжать наиболее выдающиеся достопримечательности, подчеркнуть, что в Лондоне принято вести себя сдержанно.
Потом ей требуется дать основные инструкции относительно протокола «Олмэкса», а также — если возникнет надобность, хотя Саймон искренне надеялся, что нет, — пройти краткий курс правил поведения за столом.
Короче, приняв эстафету от матери, следует устранить оставшиеся шероховатости. После этого наивное дитя, коим, несомненно, является Каледония Джонстон, можно приобщать к реализации задуманного плана. Саймон не вполне ясно помнил, что на него нашло, когда он обещал девушке воздать Филтону по заслугам с ее помощью.
Теперь он в долгу перед ней. После всей этой лжи придется немного порадовать малютку. Пока Филтон еще задействован в своих переговорах, надо удостовериться, что кроха доведена до совершенства, и тогда умиротворить ее обещанным кусочком сезона. Это вознаградит ее за то, что она на несколько недель займет виконтессу, а его дорогая мать отвлечется от своих корсетов и графов.
Развлечения, предназначенные обезвредить Каледонию Джонстон и найти дело для матери, вместе с его собственным планом предвещали немалые траты. Имоджин так увлеклась, что поток торговцев и мастерового люда в Портленд-плейс не иссякал. Осторожный Эмери на днях даже отозвал своего хозяина в сторону и предложил натянуть вожжи потуже, чтобы ее сиятельство умерила аппетит. Полет ее фантазии уже выходил за пределы разумного. Но Саймон полагал, что издержки окупятся с лихвой.
Он не стал утруждать себя никакими объяснениями, умолчав об одном важном факте. С пришествием Каледонии Джонстон его дорогая мать ни разу не поднимала вопроса о корсетах и вдовьих домиках. Она забыла о безумной идее найти себе графа, прежде чем ее сын успеет жениться. Как бы ни были велики приходящие счета и причиняемые этой суетой неудобства, они не шли ни в какое сравнение с тем, что происходило в доме до недавнего времени. Он не мог смотреть, как мать морит себя голодом, красит волосы в желтый цвет, мажет румянами лицо, тонет в духах и потом отправляется на вечера — «охотиться».
Нет, уж лучше пусть она строит свои проекты насчет «идеальной жены» для него. И пусть Каледония Джонстон живет в доме. Это выгоднее мелочной экономии, придуманной Эмери, которому на роду написано скупердяйничать.
Маловероятно, что Имоджин и вправду рассматривала появление Каледонии Джонстон как некий каприз провидения, пославшего ей сноху, чего она всегда смертельно боялась, а теперь приветствована, словно первые цветы в мае.
Но, слава Богу, зная свою мать, Саймон полагал, что она успела заключить с Каледонией соглашение, предусматривающее, что брачные торжества состоятся не раньше, чем виконтесса привыкнет к мысли, что ее будут называть вдовствующей.
Но все это не имело никакого значения. Если Каледония останется в доме, Имоджин до конца сезона будет занимать свою подопечную покупками, подгонкой одежды и уроками хороших манер. Девушке предстоит развлекаться в обществе — танцевать в «Олмэксе» и флиртовать с офицерами на половинном жалованье, а он тем временем сможет беспрепятственно преследовать Филтона, добиваясь его социальной и экономической кончины, а затем изгнания. Закружившись в вихре удовольствий, она не успеет опомниться, как все кончится. И ей не придется очаровывать графа, чтобы лишить его разума и подтолкнуть к опрометчивым поступкам.
Не такой уж никудышный план!
А когда все закончится, он, Саймон Роксбери, последний раз помашет Каледонии Джонстон и забудет о ее существовании, как только ее экипаж скроется в конце квартала.
Завершая туалет, Броктон снова обозрел манжеты и, вполне довольный своей внешностью и блестящим планом, посмотрелся в зеркало. В это время снаружи раздался тихий стук. Уверенный, что это вернулся камердинер с просьбой произвести окончательную инспекцию, Саймон нахмурился.
— Силсби! — крикнул он нетерпеливо. — Твое присутствие больше не требуется. Я просил тебя удалиться. Сожалею, если ты этого не понял.
Саймон гневно взглянул на дверь, желая, чтобы она закрылась. Он уже приготовился что-то сказать, но через секунду невольно задержал дыхание — сквозь щель просунулась голова Каледонии Джонстон. Или ему показалось, что это Каледония Джонстон. Последний раз, когда они виделись в гостиной, это была девочка-подросток, переодетая юношей. И костюм на ней выглядел так, будто ее задом наперед протащили через забор.
— Я вижу, вы, как обычно, в хорошем настроении, — сказала девушка, входя в комнату. — Я подумала, что, прежде чем мы спустимся к обеду, можно немного побеседовать, — пояснила она в оправдание.
Саймон был потрясен и, к счастью, временно потерял дар речи, потому что его так и подмывало спросить: «О Боже! Неужели этот блестящий ореховый венец действительно ваши волосы?», или: «Я знал, что у вас большие глаза, но сейчас мне кажется, они целиком заполонили ваш прекрасный ангельский лик!», или того хуже: «Разве у вас есть грудь?»
Однако, годами работая над собой, виконт научился держать язык в узде. Взяв себя в руки, он сказал холодно и бесстрастно:
— Ребенок, у вас нет даже смутного представления об общепринятых нормах. Вы не находите, что это неприлично? С чего вы взяли, что можно входить в комнату, где джентльмен занимается своим туалетом?
Калли пожала плечами, явно не испугавшись его тона. Этот жест немедленно привлек внимание Саймона к ее груди. Он почти непроизвольно посмотрел на затененную ложбинку, в точности как планировала его мать. Черт побери, она хорошо знала своего сына!
— Но вас не было в спальне, — возразила Калли, — поэтому я заглянула сюда. Вы наверняка не думаете, что нам нужна надзирательница. Или план отмщения предполагает, что вы меня изнасилуете, милорд? — Ее спокойствие сводило его с ума.
Из коридора через приоткрытую дверь втиснулся Силсби.
— Я услышал голоса. Что-то не так, милорд? — Камердинер встал за спиной Каледонии, заработав своим вторжением вечную благодарность хозяина. — Мисс Джонстон перепутала дорогу в столовую?
— Истинная правда, Силсби, — подтвердил Саймон с большим энтузиазмом, чем требовалось, и в знак одобрения поднял вверх указательный палец. — Мисс Джонстон слишком мало знакома с домом и, понятное дело, заблудилась. Будь так добр, проводи ее. Я скоро спущусь. Если я не ослышался, только что прозвучал гонг.
— Будет сделано, милорд, — сказал Силсби с понимающей улыбкой. — И сейчас же вернусь обратно. Вы позволите дочистить ваш фрак?
Уступки в ответ на шантаж всегда доставляли Саймону неудобство, но на этот раз он принял свое поражение с хорошей миной. Он кивнул камердинеру в знак согласия, избегая встречаться со сверкающим взглядом замечательных зеленых глаз.
Калли резко повернулась и покинула комнату.
Саймон Роксбери, мужчина, имеющий вес в обществе, закалившийся за годы войны, считающий себя твердым, как железо, утратил значительную часть сил. Он вдруг ощутил какую-то неустойчивость в коленях и навалился на туалетный столик.
— Это все за мои грехи, — тихо вздохнул виконт Броктон. — Теперь я знаю, что у нее самая прекрасная пара длинных стройных ног.
Он закрыл глаза и покачал головой, страшась следующих часов этого путаного дня. И всех других часов, что протянутся между сегодняшним и последним днями, когда он вычеркнет мисс Каледонию Джонстон из своей жизни.
— Боже мой, что я наделал! — Он приложил руку к пылающему лбу, подумав о предстоящих днях. Как он представит ее обществу? Как будет знакомить с Арманом Готье сводящую с ума, безумно прекрасную, но наивную и зеленую, как трава, Каледонию?
Глава 8
«Любовь слепа, а дружба закрывает глаза на все».
Французская пословица
Тот из смертных, кому еще не довелось пройти чистилище, затруднился бы дать название трапезе, прошедшей в Портленд-плейс. Обед показался Саймону чуть ли не вечностью.
То, что его мать выжала из этого мероприятия, без преувеличения, являлось выдающимся личным успехом. Наблюдая до конца вечера ликование Имоджин, довольной результатом своих трудов, Саймон невольно обращался к религиозным параллелям. Пережитое им во время обеда напоминало испытание терпения Иова.
— Нет, ты посмотри на нее, Саймон! — настаивала мать. — Понаблюдай, как она ходит. Хорошо, не правда ли? Ты думал, она будет топать каблуками, как большинство наездниц, а она плывет точно пава. Неделю носила на голове книгу, потом две и под конец — целую стопку. Ты, верно, считаешь меня взбалмошной, и правильно, потому что так оно и есть. Но это не означает, что я не разбираюсь в правилах хорошего тона.
Саймон улыбнулся и кивнул, стараясь не замечать сердитого взгляда Каледонии Джонстон.
— Обрати внимание, — продолжала мать, не успев сесть за стол, — как она держит вилку! Это я ее научила. Не то чтобы она досталась мне совсем дремучей, но я, как говорится, стесала острые углы и навела глянец. Хоть я и не вижу большого смысла во всем этом маскараде, однако не слепа. Я понимаю важность таких вещей в нашем жеманном мире, кичащемся всякой чепухой.
Саймон с Робертсом обменялись кислыми взглядами.
— Не бойся, ты не окажешься в затруднительном положении, это я тебе обещаю. Вот… посмотри. Ты видишь, как она жует? Прекрасно. С закрытым ртом. Не то что твой Боунз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40