Но с другой – я терпеть не могла эту провинциальную прыть, эту нахрапистость, эту железобетонную уверенность, что именно твоя свежая кровь окажется нужной группы.И все-таки Венька не выдержала и позвонила. Первой. Не знаю, чего уж там наплел неугомонный оператор Серега Волошко о моих литературных экзерсисах.– Ну.., как? – спросила Венька. – Решила что-нибудь?– Знаешь, я, пожалуй, не гожусь. Возраст, знаешь… Пора о душе подумать. А ты приезжай – просто так, без всяких меркантильных интересов…Но приехала не Венька, приехал один из мальчиков – Марик.Он заявился вечером, без предварительного звонка, с бутылкой вина и цветами – очень самоуверенно с его стороны. Я была наслышана о таких вот мужских штучках.– Лучше бы водку принес, – вместо приветствия сказала я.Марик растерялся:– Сбегать, что ли?– Сбегай.Он развернулся на каблуках и, как был – с цветами и вином, – отправился за водкой. Я выиграла время, чтобы собраться с мыслями и оценить ситуацию. Конечно, это определенный жест, только вот чей – его самого или Веньки?Я мельком взглянула на себя в зеркало – конечно же, Веньки, она решила пожертвовать фигурой. Но нужно отдать должное, фигура была весьма привлекательной.…Мы сидели на кухне битый час и пили водку. Но, несмотря на выпитые полбутылки, разговор не клеился – я слишком отвыкла от людей вообще и таких молодых – в частности. Марик рассказал дюжину анекдотов, из которых удачными были только два: какие-то уморительные истории из жизни узбекских аборигенов. Я ответила ему заезженными, пятилетней давности, киношно-постельными новостями. , А потом кончилась водка.Мы оба были восхитительно трезвы.– Ну? – спросила я. – Что дальше?– Еще сбегать? – предложил он.– Пожалуй, не надо. Ненавижу это делать на пьяную голову. Ты ведь за этим пришел? К малознакомой стареющей женщине на ночь глядя?"Лихо”, – одобрил меня мертвый Иван. “Лихо, лихо”, – одобрил меня уехавший Нимотси. Марик неожиданно покраснел как мальчишка. “Мои мальчишки”, – вспомнила я Веньку.– Кофе хочешь? – спросила я.– Да.– Я сварю. – Мне вдруг понравилось амплуа проницательной стервы, выскочившее из меня, как черт из табакерки.– Я помогу, – сорвался с места он.В крошечной кухне, у крошечного столика нам обоим было тесно, то и дело мы задевали друг друга. Видно было, что он на что-то решается, – во всяком случае, его нечаянные прикосновения стали более осмысленными."Давай-давай, – мысленно подбадривала я его. – Самое время коснуться губами моих волос. Вот только губы не забудь приоткрыть, иначе двойка по актерскому мастерству тебе обеспечена”.Он действительно коснулся губами моих волос, только забыл приоткрыть их.Хреновый актер, что и требовалось доказать.Я улыбнулась и опрокинула затылок ему в лицо. Марик обнял меня за плечи и опять прокололся – руки были легкими и равнодушными, в них не было тяжести желания. Но я-то знала, что она должна быть, – Иван сам натаскивал меня на эти немудреные и требовательные мужские штучки.Я не двигалась. Я была хладнокровна.Я дождалась, пока сбежит кофе, чтобы дать возможность этому дурачку как-то выйти из ситуации. Марик с облегчением отстранился от меня и подхватил кофеварку.– Убежал, – сокрушенно сказал он.– Ну и черт с ним!Теперь я нагло повернулась к нему лицом и нагло взяла его голову в свои ладони.Я видела, как загнанными зверями метнулись его зрачки под приспущенными ресницами, как подобрался почуявший опасность рот. Только огромный лоб оставался безмятежным. Лоб мне нравился.Я сосредоточилась на этом и поцеловала его в губы.Он зажмурился – так сжимают веки начинающие самоубийцы, стоя на краешке крыши, – и нехотя ответил мне.Я не выпускала его рот до тех пор, пока не почувствовала легкий привкус крови – должно быть, у него были слабые десны. Я не заметила даже, что он обнял меня, а когда поняла это – легко расстегнула его ремень.– Пойдем в комнату, – шепнула я.Он безропотно пошел за мной, ягненок на заклании. Перед тем как загнать его в двенадцатиметровую мышеловку с видом на редкий подмосковный лес, я сказала:– Мне нужно помыться… Подожди, я быстро…В ванную я взяла телефон и по памяти набрала Венькин номер. Она сняла трубку сразу же.– Это я. Приезжай, забери своего щенка. – И, не дожидаясь ответа, положила трубку на рычаг.…Марик уже лежал в кровати, прикрытый легким одеялом.Я прыснула:– Оперативно!Одежда его была аккуратно сложена на стуле, и это вдруг вызвало во мне приступ легкой ярости. “Бедная страшненькая Мышь, ничего похожего на беспорядочность страсти. А от всех твоих случайных любовников, если они по неведению забредут в этот заброшенный сад наслаждений, всегда будет нести формалином”.Марик испытующе смотрел на меня.– Ты не разденешься? – спросил он.– Не сейчас, – я присела на краешек кровати, – хочу посмотреть на тебя.– Смотри! – откинул он одеяло. Я присвистнула.– Ну как? Нравлюсь?Еще бы! Уменьшенная копия копии греческой скульптуры в музее Пушкина; тот же маленький аккуратный член, даже и не помышляющий возбудиться.– Иди сюда, – сказал Марик. Как в плохом американском фильме десятилетней давности, я так и слышала гнусавый голос синхронного переводчика с бельевой прищепкой на носу.– Сейчас…Если Венька не будет краситься, если сразу возьмет такси (а она должна взять такси!), если не будет пробок – то появится здесь минут через сорок плюс-минус десять минут. Остается время на имитацию страстных поцелуев, имитацию петтинга и легкое препирательство по поводу “Полета валькирий” Вагнера.Я прошлась по комнате, включила музыкальный центр и поставила свой любимый “Полет валькирий”.Малогабаритную клетушку потрясли мощные аккорды.– Это еще что такое? – удивился Марик.– Вагнер. Тебя не устраивает?– А почему именно Вагнер?– Стимулирует любовные игрища и забавы. У меня, во всяком случае.– А что-нибудь полегче есть? Не такое концептуальное?– Есть Брамс, Равель и болгарские духовные песнопения.Марик вздохнул:– Давай болгарские…Под болгарок я села в кресло на противоположной стороне комнаты и уставилась на Марика. Он явно начал беспокоиться.– Ты придешь ко мне?– Приду-приду…– А то странно получается: я в кровати голый, ты в кресле – одетая… По-моему, мы не неравных.– Наоборот. Именно сейчас мы на равных.– Ты меня интригуешь.Я подошла к кровати, села на пол и обняла Марика. И впервые поняла, что ненавижу себя за эту циничную проницательную отстраненность. Ну что тебе стоит закрыть глаза и хотя бы на секунду подумать, что этот мальчик пришел только для того, чтобы переспать с тобой – именно с тобой! – что ему нравится эта твоя дурацкая ирония в ответах на вопросы, эта твоя дурацкая джинсовая рубаха, этот твой дурацкий “Полет валькирий”."Давай, не бойся! Один раз, всего лишь один”, – искушала я себя."А падать-то будет больно. О и как больно будет падать!” – говорила я себе."Какая разница, главное – ты проснешься не одна, а во сне он может обнять тебя…""Все может быть. Вот только назовет он тебя совсем другим именем…"Я боролась с собой и тянула время.– Ты меня интригуешь, – снова повторил Марик, так и не дождавшись ответа.– А ты – меня. Зачем ты все-таки пришел?Он поцеловал меня:– За этим.Теперь поцелуй получился если не страстным, то вполне правдоподобным, и я почти сдалась.– Хорошо. Только не будем торопиться.– Не будем, – легко согласился он. Говорить больше было не о чем, и мы лениво целовались. Пока не раздался требовательный звонок в дверь.– Ты кого-то ждешь? – спросил Марик.– Да. И ты очень удивишься, – весело ответила я. Все становилось на свои места. Я пошла открывать. На пороге стояла Венька.– Что случилось? – спросила она трусливо-независимым тоном.– А где второй?– Внизу на лавочке сидит.– Трогательное единение. Кстати, почему ты прислала именно Марика? Могла бы проконсультироваться со мной – ненавязчиво… Узбек мне нравится больше.– Извини, я не знала. – Никаких следов раскаяния. “Далеко пойдешь, девочка, Москва и создана для таких, как ты”.– Не знала и приняла волевое решение прислать этого рохлю? В следующий раз пусть читает Карнеги – “Как добиваться успеха и приобретать друзей”.– Не волевое решение, – нагло сказала Венька, – спички тянули. Марик вытащил длинную.Я ударила ее по лицу, удар получился смазанным и неубедительным. Как всегда. Тренироваться надо.– Забирай его, и пошли вон из моего дома. К чертовой матери!И тогда произошла удивительная вещь – она вдруг громко рассмеялась, запрокинув голову. Она смеялась до изнеможения, а потом села на пол и посмотрела на меня – снизу вверх:– Значит, с соблазнением тухляк?– Именно. Радует только то, что он тебе не изменил. Я подошла к двери комнаты и чуть приоткрыла ее:– Марик! С вещами на выход, дорогуша! За тобой приехали…Венька все еще сидела на полу и все еще смотрела на меня – снизу вверх.– Стало быть, с Фариком лыка уже не в строку?– Не в строку. Никогда бы не подумала, что Ташкент – это кузница таких сучек…В прихожей, с видом побитой собаки, появился одетый и аккуратно причесанный Марик. Он нерешительно остановился рядом с Венькой. На меня он даже не смотрел.– Попрощайся с тетей, – повелительно сказала она.– Извини, – выдавил из себя Марик.– Бог простит, – только и сказала я, хотя больше всего мне хотелось врезать ему по морде. – Кстати, по ходу пьесы можешь прихватить с собой и свою Мессалину.– Кого это? – удивился не очень образованный Марик.– Меня, – пояснила Венька.– Ага. Свою сучку-подружку, – подтвердила я. Марик в растерянности стоял между мной и Венькой.– Иди. Я сейчас.Послушный Марик притворил за собой входную дверь. Мы остались одни.– Ну? – спросила я.– Можно я останусь?– Что?!– Ты мне ужасно нравишься, – Венька обезоруживающе улыбнулась. – Можно я останусь?– Думаю, тебе вполне хватит твоих мужиков…– Ты не понимаешь… Они – это я. А я здесь – совсем одна… Я согласна, глупо как-то получилось…– Глупо?! На что вообще ты рассчитывала?– Я же говорила тебе… Мы бы могли работать вместе… Ты ведь совсем не знаешь меня…– Уже знаю. Уходи…Она осталась.И в четыре утра, измотанная легким кухонным трепом, покоренная сногсшибательными перспективами, кажущимися вполне реальными в час Быка, – я не устояла, я согласилась."Вот паинька, профессионалы не должны кобениться, профессионалы должны соглашаться”. * * * …Сразу же оказались востребованными полузабытые, уже ненужные мне телефоны; к ним добавились другие, добытые Венькой и тоже жизненно необходимые. За два месяца она, как ни странно, получила несколько заявок на рекламу, пропихнула три синопсиса на конкурс журнала “Киносценарии”. Мы выиграли, огребли чисто символическую премию и расплывчатое обещание запуска на “Мосфильме”.Фарик устроился репортером криминальной хроники в газету к своему двоюродному брату, осевшему в Москве после ферганской резни.Марик же, с его безмятежным лбом, влип в какую-то сомнительную полукриминальную контору, обзавелся джипом и подарил Веньке роскошную штатовскую визитницу.Визитница оказалась не последним делом – по вечерам Венька заседала в Доме кино и мастерски снимала охочих до приключений малопрактикующих кинематографистов. Нюх у Веньки был собачий, она сразу же определяла перспективы людей, отсеивая праздношатающихся, не связанных с кино и телевидением мужичков.Она уже знала киношные и телевизионные кланы, легко ориентировалась в расплодившихся, как кролики, рекламных агентствах и так же легко получала там заказы на ролики.Мне оставалось только получать деньги и, поплевывая, писать идиотские слоганы.Погибший, но не забытый Иван вдруг воплотился в Веньке с такой силой, что мне иногда казалось – уж не удачно ли он, проскочив вне очереди, реинкарнировался в этой ослепительной, с железной хваткой провинциалке.Впрочем, я никогда не была буддисткой, я не верила в переселение душ.И никогда не была у Веньки на Алексеевской.Чаще всего именно она паслась у меня в Бибиреве. В ванной появилась ее дорогая косметика, в комнатах были небрежно разбросаны се дорогие вещи, которые я педантично складывала на уже отведенную ей полку в шкафу.Шкаф был куплен на деньги, полученные за рекламу мыла, – это мыло я ненавидела.Веньке же было плевать на эту рекламу, мыло, отведенную полку – и со временем получилось так, что все мои аскетичные свитера и рубахи пропитались ее дорогушей туалетной водой – эту туалетную воду я тоже ненавидела.Устав сражаться с ее безалаберностью и смирившись с тем, что она оккупировала – совершенно незаметно для меня – мой дом, я заказала ей дубликат ключей и предоставила право делать в нем что угодно…И для начала она изменила цвет глаз.Я заметила это сразу, но решилась спросить только тогда, когда были выслушаны все ее потрясающие истории о новом малобюджетном проекте кинопроизводства на студии Горького.– Ты изменилась, – осторожно сказала я.– А-а… Ничего особенного. Контактные линзы вставила.– Не знала, что у тебя проблемы со зрением.– Никаких. Это у тебя проблемы со зрением, – рассмеялась она, схватила меня в охапку и потянула в коридор, к большому зеркалу.– Ну?! Ты ничего не замечаешь?– Цвет глаз другой. Даже не могу понять, идет ли это тебе…– А по-моему, здорово! У нас теперь одинаковые глаза. Зеленые. Всегда мечтала иметь зеленые глаза.– Зачем?– Просто подпирает иногда, так хочется быть на кого-то похожей…– На кого-то?– На тебя… Ничего не говори, пусть так и останется, хорошо?…Спустя две недели, когда этот разговор благополучно забылся, она вдруг вытащила меня в парикмахерскую. Я отроду не стриглась во всяких там салонах, это казалось мне мещанством; волосы же мне ровняли в разные периоды жизни мать, Иван и Нимотси.Теперь пришла Венькина очередь, но она только хмыкнула и отправилась со мной к своей парикмахерше. Парикмахерша оказалась халдистой бабой, но дело свое знала хорошо: вместо очень длинных неухоженных волос, от безысходности всегда собиравшихся в хвост, я получила умеренно длинные с намеком на стильную прическу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10