https://wodolei.ru/catalog/drains/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Но почему ты мне не сказал об этом раньше? — воскликнула девушка. Пребывая в полной растерянности, она теперь всюду подозревала предательство. — Ты даже не попытался меня как-то подготовить…
— Да, мне не хотелось омрачать твою счастливую жизнь, — грустно признался дед, — Вероятно, это моя ошибка, но, уверяю, я хотел как лучше. — Подойдя к бюро, он снова достал обитый железом ящичек. — Но мне не хотелось бы отправлять тебя в этот мир беззащитной. С тобой поедет Борис Михайлов. Если тебе станет плохо или понадобится что-либо, отправь его с письмом ко мне. Он знает об этом. Он будет служить тебе, а не твоему супругу. — Софи с некоторым облегчением слушала эти слова. — Здесь фамильные драгоценности Голицыных. Они тоже принадлежат лично тебе. — Князь выложил на стол серебряную шкатулку, инкрустированную перламутром. — Если тебе понадобятся деньги после свадьбы, это тебя выручит. Ты вольна распорядиться всем этим по своему усмотрению.
Она знала, что лежит в этой шкатулке — драгоценные камни общей стоимостью более трехсот тысяч рублей. Они передавались в роду Голицыных из поколения в поколение, и это из ряда вон выходящее разрешение использовать семейное наследство по своему усмотрению лишило Софи чувства некоторого облегчения, которое она только что испытала. Она почувствовала, что ее безотчетный страх перед надвигающимися событиями не лишен оснований. Взгляд, который она бросила на деда, был полон отчаяния.
— И наконец, — продолжил князь, — я уже говорил тебе утром — Берхольское тоже станет твоим. Оно и так полностью принадлежит тебе. Но прежде ты должна поехать и попытаться начать новую жизнь в мире, частью которого ты являешься по праву.
— Но как жена сможет покинуть мужа? — воскликнула Софи. — Ты говоришь, что у меня остается такая возможность, но я не знаю, как это осуществить!
— Если ты окажешься в настолько безнадежном положении, что подобные действия станут необходимыми, уверен, что у тебя достанет сил и смекалки найти способ, особенно при помощи того, чем я снабдил тебя. Я научил тебя быть выносливой и во что бы то ни стало сохранять самообладание. Применяй правила жизни Диких Земель, ma chere, в жизни при императорском дворе — и ты не ошибешься.
Софи взяла в руки шкатулку. Дед действительно снабдил ее всем, чем мог, остальное — за ней. Она уже направлялась к двери, когда князь дал ей последний совет:
— И не пытайся воевать с Адамом Данилевским, Софи.
— Я еду не по доброй воле, — откликнулась она не оборачиваясь, — и не собираюсь делать вид, что это не так.
Князь Голицын вздохнул. Он сделал все, что мог. Теперь этим двоим предстоит сражение. В честном бою они, может, и оказались бы равными соперниками, но этот бой вряд ли будет честным.
Софи заметила императорского гвардейца уже в зале. Она собиралась подняться к себе наверх. Солдат стоял у парадной двери в позе часового. Нахмурившись и прижимая к себе шкатулку, Софи обошла весь дом. У каждой из дверей, ведущих на улицу, она обнаружила ту же картину. После этого вернулась в залу.
— Прошу прощения. — Чуть улыбнувшись, она толкнула Дверь и спустилась на мощенную камнем дорожку. Часовой не препятствовал ей, даже не сдвинулся с места. Но когда она направилась к конюшне, рядом как из-под земли вырос другой солдат.
— Ты что, следишь за мной?
— Прошу простить меня, ваше сиятельство, но таков приказ полковника, — бесстрастно сообщил страж.
Софи остановилась. Солнце грело ей спину. Вокруг расстилались бескрайние степные просторы, маня свободой. Со шкатулкой в руках, в которой, лежало не такое уж маленькое состояние, в тонком кисейном платье, она понимала, что сейчас эта свобода не для нее, она не в состоянии бросить вызов человеку, который постарается помешать ей в этом. Поэтому благоразумно Софи вернулась домой.
Большой медный гонг, подвешенный в центре дома, возвестил для всех обитателей Берхольского час обеда, Ремесленники и работники отложили свои инструменты и направились по домам; домашняя прислуга собралась в большой кухне пристройки;, солдаты сошлись в специальной комнате, где был накрыт для них отдельный стол. Граф Данилевский и князь Голицын вошли в столовую одновременно.
— Где Софья Алексеевна? — поинтересовался князь у Анны, которая ставила на стол блюдо с ветчиной.
— Не могу знать, барин, — фыркнула домоправительница. — У нас сегодня борщ. Соленые огурцы на лавке. Пирожки ушли собаке,
— Что за чертовщину ты несешь, глупая? — рявкнул князь.
— Одна из наших собак стащила начинку со стола на кухне, — внятно проговорила Софи, появляясь в дверях. — Прошу простить меня, господа, что я не составлю вам компанию. Мне не хочется обедать, Я предпочла бы покататься верхом.
Мужчины с некоторым удивлением обернулись на голос. Софи уже была одета в свой обычный костюм для верховой езды, волосы убраны в тугой узел на затылке.
— Кого из ваших солдафонов вы отрядите следить за мной, граф? — окинула она Адама взглядом, полным несказанного презрения. — Я сообщу ему, что уезжаю.
От ее взгляда и тона в серых глазах графа сверкнули искры.
— Прошу простить меня, князь. — Поклонившись, он проследовал мимо Софьи Алексеевны в залу.
— Эй, солдат! — окликнул он часового у парадной двери. — Проводи княжну Софью в конюшню. Княжна желает прогуляться верхом. Если Борис Михайлов сможет сопровождать ее, тогда ты останешься там до их возвращения. Если Борис не сможет, немедленно проводи, се сиятельство ко мне
Адам вернулся в столовую.
— При сложившихся обстоятельствах я несколько изменил распоряжения в угоду вам, княжна. — отвесил он преувеличенно любезный поклон.
— Вы слишком добры, граф. Я просто ошеломлена вашей учтивостью. — Софи сделала глубокий реверанс и скривила губки. — Полагаю, я должна чувствовать себя польщенной, что для моей охраны вам требуется целая дюжина солдат. Должна признаться, не подозревала, что выгляжу столь устрашающе. А ведь я всего лишь подстрелила одного бешеного волка. — С этими словами она выскользнула из комнаты.
Скрепя сердце Адам кинулся было за ней, но в следующее мгновение передумал, и вернулся к столу. Старого князя появление и исчезновение его внучки, казалось, оставили безучастным.
— Не могу отделаться от чувства, князь, что вы, к сожалению, пренебрегаете своими обязанностями по отношению к Софье Алексеевне, — сурово проговорил граф.
— Вполне возможно, — безмятежно улыбаясь, откликнулся Голицын, — У нее своя голова на плечах, не так ли? Позвольте предложить вам эту прекрасную ветчину.
Глава 4

Первый ликующий крик хвастливого петуха с приусадебного двора был мгновенно подхвачен его сородичами по всей округе. Куры завели свои кудахтающие пересуды. Начался новый день.
Софи уже была готова час назад. Она сидела у окна своей спальни и наблюдала, как Таня сердито чертыхалась над дорожным сундуком, укладывая одежду и вынимая ее вновь. Служанка давно потеряла всяческую надежду на помощь Софьи Алексеевны; ее несчастные вздохи, казалось, оставляли безучастной ту, которой они предназначались.
В дверь предупредительно постучали. Софи, не желавшая выдавать своих чувств относительно этого подневольного отъезда, решила не спускаться вниз без крайней необходимости. Дверь пришлось открывать Татьяне. На пороге стоял князь Голицын.
— Пора, — коротко произнес он. — Ничего не поделаешь, уже все решено.
Они попрощались вчера вечером. Софи выплакала все свои слезы. Теперь она молча встала и пошла за ним вниз по лестнице через залу, полную домашней прислуги взволнованной и опечаленной одновременно. Ведь Софья Алексеевна уезжала в Санкт-Петербург; ее вызывала к себе сама царица. Ей доведется увидеть мать России, она станет женой знатного князя. Столь блестящее будущее не могло не взволновать всех, кто заботился о девушке с младенчества.
Софи расцеловала всех на прощание. Многие плакали.
Ее собственная тоска сделалась как бы глуше; ей удалось держать себя в руках вплоть до выхода на каменистую площадку перед домом.
Двенадцать солдат Преображенского полка уже были на конях, выстроившись в ряд перед входом. Полковник еще не оседлал коня; поводья его рысака держал один из денщиков. Борис Михайлов тоже взобрался на свою низкорослую горную кобылку, привязав поводья неоседланного Хана к луке своего седла. Закрытая карета, запряженная шестеркой отборных лошадей из голицынских конюшен, ожидала своих ездоков.
Прежде чем направиться к карете, граф Данилевский церемонно поклонился Софье Алексеевне.
— Покорно прошу садиться, княжна. — Голос его был ровен, лицо непроницаемо.
Софи побледнела как мел; на гладком овале лица темные глаза стали еще больше.
— Я не поеду в карете, — напряженно выговорила она. — Я не могу… Вы не должны настаивать…
— Я в полном отчаянии от того, что вынужден причинять вам неудобства, княжна, — тем же ровным тоном возразил граф, — но тем не менее настаиваю… Будьте любезны садиться. Ваша прислуга поедет с вами.
— Но… нет, вы не понимаете! — Глаза ее еще больше потемнели от горя. — Я должна ехать верхом. Мне становится дурно в карете. — Она бросила умоляющий взгляд на деда, но тот, несмотря на все страдание, написанное на его лице, ничем не мог ей помочь. Вчера вечером он уже знал, что таково намерение графа, и, трезво глядя на вещи, не мог не признать, что это небезосновательно.
— Я не могу позволить вам ехать верхом на этом коне, — проговорил Адам. — Вы ясно мне дали понять, что едете со мной исключительно по принуждению. Я не могу дать вам в руки средство для побега. — Он вновь показал рукой на карету. — Я еще раз предлагаю вам сесть. Нам предстоит долгая дорога сегодня.
Но она по-прежнему недвижно стояла на дорожке, снова напомнив ему маленького степного зверька, попавшего в капкан, раскинутый человеческими руками. Образ этот был настолько четким, так явно напоминал о его неприглядной роли в этом похищении, о которой она с завидным упрямством не переставала напоминать, что ему пришлось заставить себя рассердиться.
— Я должен посадить вас лично? — грубоватым голосом проговорил граф, делая решительный шаг к княжне.
В то же мгновение старый князь с воплем отчаяния оказался между ними. Только теперь Софи, кажется, сбросила оцепенение. Слегка прикоснувшись к руке деда, она обошла его и села в карету. Таня, нагруженная корзинами и тюками, вскарабкалась за ней. Дверца захлопнулась.
— Черт вас возьми! — Голицын наконец-то вышел из себя. Иронической маски как не бывало. — Она не выносит замкнутого пространства, ее мутит от поездок в карете.
Адам поклонился и щелкнул каблуками. Шпоры звонко клацнули в свежем утреннем воздухе.
— Это не в моей воле, князь. Прощайте и спасибо за гостеприимство.
Вежливые слова слетали с языка, обнаруживая желание как можно скорее покончить с этой неприятной сценой. Чем дольше они будут здесь стоять, тем хуже будет и для княжны, и для самого Голицына. Он одним махом взлетел в седло, поднял руку, подавая сигнал, и кавалькада пришла в движение.
Софи забилась в угол карсты, не в силах заставить себя даже выглянуть в окно, чтобы бросить прощальный взгляд на любимый дом и на того, кто был для нее всем на свете с того момента, как она помнила себя. Она никогда не узнала, что он стоял на пороге до тех пор, пока карета не скрылась из виду за тополями, высаженными вдоль тракта.
— Ну с Богом! — со своей житейской крестьянской мудростью бодро проговорила Таня, прикоснувшись к колену Софьи. — Не надо думать о том, что позади. Думайте о том, что ждет вас.
— Вот об этом я как раз стараюсь не думать, — откликнулась Софья.
Как она могла объяснить свои чувства Тане, которая от рождения не имела права голоса на то, чтобы высказывать свое отношение к происходящему с ней? Таня была собственностью другого человека, который мог поступать с ней по своему усмотрению. И ей оставалось только ежедневно благодарить Бога за то, что се хозяин оказался добрым и справедливым. Может ли быть большее счастье для слуги? Вот и теперь она едет в Санкт-Петербург со своей хозяйкой, которой предстоит занять свое место при дворе — в роскошном мире. По мнению Тани, впереди их ожидали сплошные радости и великолепие.
Это утро, казалось, никогда не кончится. Карета тряслась и раскачивалась на выбоинах разбитой дороги, которая была главным и единственным путем в Киев. К концу первого часа Софи почувствована, как виски стянуло тугим обручем. Это было явным признаком подступающей тяжкой головной боли и тошноты — её постоянных спутников в путешествиях, когда приходилось ездить таким образом. Она в отчаянии сжалась в углу.
Спустя час Тане пришлось высунуться в окно кареты, чтобы докричаться до кучера. Он остановил лошадей. Таня помогла согнувшейся в три погибели Софье Алексеевне спуститься на землю и зайти в некоторое подобие укрытия, которое давали жиденькие заросли кустарника, Таня придерживала хозяйку за талию, пока та корчилась в мучительных приступах рвоты; пульсирующая боль в голове была почти невыносимой.
— Что за черт! Что тут у вас происходит? — послышался голос графа, который подскакал к экипажу, заметив, что карета остановилась.
— Княжна, ваша честь, нехорошо себя чувствует, — бесстрастно откликнулся кучер Голицыных. — Не выносит кареты… Никогда не выносила.
Данилевский негромко выругался. Просто дьявольщина какая-то: эта крепкая казачка, умелая наездница, отличный стрелок, оказывается, страдает от укачивания в карете! Он ждал, пока женщины вернутся из своего укрытия, При виде смертельно бледной Софи его сердце сжалось.
— Бога ради, неужели ей ничем нельзя помочь? — воскликнул он, обращаясь к служанке. — Ты должна знать, что делать,
— Много тут не сделаешь, барин, — вздохнула Таня, помогая хозяйке взобраться обратно в карету. — Ей будет лучше только на остановке.
Весь остаток дня им пришлось останавливаться бессчетное количество раз. Адам уже отчаялся надеяться, что пятьдесят верст до Киева они покроют и за ближайшие пару дней. Поначалу он думал, что до сумерек удастся проехать хотя бы половину пути, но состояние подопечной приводило его в ужас, а помочь было не в его силах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51


А-П

П-Я