Может быть, они посадили ее в карету?
Ответ на этот вопрос ему должен был дать Криспин, тем более что тот быстро приближался, работая хлыстом направо и налево, отбиваясь от толпы.
Наконец он выбрался и вздохнул с облегчением, которое, впрочем, оказалось недолгим. Прямо перед ним, словно из-под земли, появился Хьюго Латтимер.
— Приятная встреча, Криспин. — Сэр Хьюго улыбался ему, но от этой улыбки у Криспина прошел мороз по коже.
На небритых скулах Хьюго вздулись желваки, его зеленые глаза полыхали огнем. И хотя Хьюго улыбался, у Криспина было жуткое ощущение, что его вот-вот проглотят.
Криспин поднял хлыст, чтобы хлестнуть коня. В то же мгновение Хьюго почти лениво наклонился и схватил его за запястье. Криспин охнул от боли, когда рука в перчатке сжалась. Хлыст упал на землю.
— Давай-ка освободим дорогу, Криспин, — сказал Хьюго, по-прежнему улыбаясь. — Сомневаюсь, что нам удастся приятно побеседовать в таком гвалте. — Он отпустил запястье и вместо этого взялся за уздечку коня Криспина. В итоге тому пришлось пассивно восседать на коне, пока Хьюго вел его в сторону дуба.
— Прошу спешиться.
Приглашение было высказано с улыбкой, но тон был убийственный.
— Я протестую…
— Полно, полно, Криспин… Не стоит терять время, — сказал Хьюго, спрыгивая с коня и перебрасывая уздечку Криспина через руку. — Ты хотел бы спешиться с моей помощью? — Он стянул перчатки с угрожающей готовностью и стоял, похлопывая ими по ладони и все еще улыбаясь.
Криспин чувствовал себя беспомощным школьником, столкнувшимся с непреодолимой силой авторитета. Словно завороженный, он послушно соскочил с коня.
— Мудро, — заметил Хьюго, отпустив уздечку и прислонившись к стволу дуба с беспечным видом. Физическая сила, исходившая от его большой фигуры, заставляла Криспина чувствовать себя лилипутом.
— А теперь к делу, Криспин. Где, скажи на милость, моя подопечная?
— Хлоя?
— Она самая.
— Откуда мне знать? — недовольный тон был единственной формой протеста, на которую он осмелился.
— А я полагал, что ты, несомненно, это знаешь, поскольку она была столь любезна… или, скорее, осмотрительна и сообщила мне, что отправляется на прогулку сегодня утром с тобой. — Улыбка Хьюго исчезла, и его зеленые глаза заполыхали холодным огнем.
— Но это же абсурд. — Криспин попробовал прибегнуть к блефу. — Я не знаю, о чем вы говорите, сэр Хьюго. Вы отвечаете за Хлою, а не я. И если вы не можете с ней справиться, это уже не моя вина. — Он охнул, когда две руки Хьюго обхватили его горло.
— Можешь не сомневаться, друг мой. Мои руки достаточно сильны, — вкрадчиво произнес Хьюго.
Криспин почувствовал дыхание Хьюго на своей шее. Он попытался двинуть головой, но длинные белые пальцы сжимались все сильнее.
— Где она?
Криспин закашлялся, помотал головой. Давление на его горло усилилось. Он стал задыхаться, грудь судорожно вздымалась.
— Где она? — вновь раздался неумолимый вопрос.
Черные точки заплясали у него перед глазами, и Криспин почувствовал, что его грудь вот-вот разорвется.
— Где она?
Его плечи поникли, и он попытался заговорить. К счастью, давление ослабло, и тот же вопрос прозвучал еще раз.
— Не знаю, — выдавил Криспин.
Кольцо пальцев вокруг его шеи вновь сжалось, и Криспин подумал, что сейчас вместе с легкими лопнет его голова. Красный туман грозил поглотить его.
— Это правда, — прошептал он. — Пожалуйста…
— Объясни, — руки Хьюго разжались ровно настолько, чтобы позволить ему говорить.
Глотая воздух ртом, он прошептал, что Хлоя по какой-то причине оставила его и поскакала к городу.
Хьюго отпустил шею Криспина и с гримасой брезгливости отряхнул руки.
— Уверен, что тебе известна причина, на с этим можно подождать. Поезжай. И передай Джасперу, что прятаться за спины неумелых приспешников — удел трусов. Если он хочет борьбы, то я готов и жду его… Уже четырнадцать лет, — добавил он. — Скажи ему, Криспин.
Он отступил и наблюдал, как молодой человек вновь сел на лошадь: лицо у него было в красных пятнах, одна рука бессознательно поглаживала горло, на его нежной коже уже проступили багровые синяки. Горло у Криспина слишком болело, чтобы отвечать, даже если бы он и нашел подходящие слова. Еще мгновение назад он смотрел в глаза собственной смерти. Он никогда не мог представить, что пальцы человека обладают такой чудовищной силой. Низко пригнувшись к холке коня, он ускакал.
Хьюго задумчиво сжал пальцы, пальцы музыканта — изящные и чувствительные. Довольная улыбка тронула его губы. Он вскочил на коня и направил его в сторону Манчестера, где, судя по всему, следовало искать Хлою, затерявшуюся в толпе. Но что, черт возьми, задумали все эти люди?
И вдруг он вспомнил. Сегодня, в понедельник 16 августа, оратор Хант должен был выступать на митинге реформистов на поле Святого Петра. Ожидалось столпотворение, и магистрат приготовился к худшему.
Хьюго повернул коня, съехал с дороги и поскакал через поля, огибая толпы людей и торопясь добраться до города.
Хлоя держалась толпы, устремившейся на поле Святого Петра. Возбуждение, царившее вокруг, было заразительным, и на некоторое время она отвлеклась от размышлений о Криспине и карете. Все, что произошло с ней, было очень интересным, и, конечно, она должна будет обсудить это с Хьюго, но сейчас она решительно ничего не могла предпринять, а просто плыла в людском море.
Поле постепенно заполнялось. Людской поток, кричавший и размахивающий знаменами, все прибывал. Хорошее настроение охватило всех: дети играли и путались под ногами, молодые пары, обнявшись, украдкой целовались. Трибуна была украшена яркими флагами, они весело развевались на флагштоках. Толпа бурлила и пела, с нетерпением глядя в сторону платформы, где вскоре должен был появиться оратор Хант и начать выступление.
Хлоя остановила лошадь чуть поодаль от толпы. Она хорошо видела трибуну и заметила, как группа мужчин взобралась на платформу. Толпа взревела в приветствии и стала скандировать:
— Право голоса рабочим! — И эти слова подхватил знойный ветерок, разнося все дальше и дальше.
Мужчина в необычном белом цилиндре подошел к краю платформы, и рев толпы стал еще громче. Хлоя вспомнила, что человек, рассказывавший им о митинге реформаторов в тот день, когда они с Хьюго приехали в Манчестер, тоже был в белом цилиндре. Очевидно, это был отличительный знак членов организации.
Голос оратора Ханта зазвучал над толпой, и люди мгновенно затихли. Но как только для большего эффекта оратор делал паузу, люди вновь начинали кричать и скандировать имя выступавшего.
Все, что происходило на поле, волновало кровь Хлои, и она пыталась расслышать все слова выступавшего, но вдруг различила какой-то иной звук, странный ропот, доносившийся с края. Она повернулась в седле и посмотрела в сторону церкви на дальней стороне поля.
— Должно быть, это ребята из Блэкберна, — проговорил грузный мужчина в фартуке каменщика, стоявший возле нее.
Люди вокруг были того же мнения, они стали привставать и оборачиваться, чтобы увидеть, чем вызвано оживление.
— Это солдаты, — сказала Хлоя.
Одетые в бело-голубую форму кавалеристы появились из-за стены сада. Солнце блестело на расчехленных саблях в их руках. Перестроившись, кавалеристы встали перед группой домов, смотревших на поле, как раз напротив трибуны.
В толпе раздались крики, и они показались Хлое вполне добродушными, скорее это было приветствие, нежели что-то иное. А потом произошло ужасное.
Кавалеристы привстали в стременах и взмахнули саблями над головами. Кто-то выкрикнул приказ, с гиканьем солдаты пришпорили коней и врезались в передние ряды толпы, размахивая своими саблями направо и налево.
Не веря своим глазам Хлоя в ужасе смотрела, как передние ряды заколебались под натиском эскадрона, а воздух потрясли крики людей.
— Стоять на месте, не двигаться.
Толпа не отступала, и на какое-то мгновение солдаты отошли назад, не сумев пробиться через плотную массу человеческих тел, чтобы добраться до оратора Ханта. Потом они вновь пошли вперед, и их сабли рубили людей, преграждавших им путь. Хлоя видела хлеставшую кровь, слышала мучительные крики, перемежавшиеся стонами и возгласами ужаса.
— Разойтись! — прокричал кто-то. Этот возглас был немедленно подхвачен.
— Разойтись… разойтись! — Толпа замерла, как будто набирая сил, а затем с оглушающим гулом двинулась и распалась. Это было похоже на волну прилива, мощную и неодолимую. Подружка Робин Гуда заржала от страха, когда толпа забурлила вокруг нее. Хлоя знала, что лошадь бы понесла, если бы могла пробиться сквозь толпу. Крепко натянув поводья, отчаянно пытаясь не позволить лошади пятиться и ненароком задавить кого-нибудь из несчастных, оказавшихся рядом с ней, Хлоя попыталась выбраться с кобылой из толпы. Повсюду охваченные страхом и паникой люди топтали друг друга. Кавалеристы бросались на них, как только в толпе образовывался просвет, рубя головы, руки, ноги, пробивая себе путь к трибуне и человеку, которого они пришли арестовать.
Чей-то ребенок упал на землю и в ужасе закричал, испугавшись топота бегущих ног. Хлоя соскочила с лошади и подхватила ребенка. Ведя лошадь, она прижала мальчика к себе, спотыкаясь, пока толпа несла ее вперед.
Наконец она оказалась в относительно безопасном месте — в саду на краю поля. Подружка Робин Гуда была вся в поту и дрожала, закатывая глаза с огромными белками. Хлоя поставила ребенка на ноги. Какое-то мгновение он непонимающе смотрел на нее, а потом со всех ног бросился бежать. Очевидно, он знал дорогу домой… Такого гнева, как сейчас, Хлоя еще никогда не испытывала. Она просто задыхалась от переполнявших ее чувств. Толпа людей постепенно рассосалась, и вдруг все стихло. Поле, которое всего десять минут назад было полностью заполнено, почти опустело. Трибуна превратилась в груду поломанных досок, остатки флагов свисали с флагштоков, разорванные знамена валялись в грязи. Под безжалостно палящим августовским солнцем повсюду лежали тела, одно на другом, раздавленные, затоптанные или порубленные. Сухая трава была покрыта яркими обрывками одежды, шляпами и шляпками — всем, что люди потеряли во время давки.
Хлоя привязала кобылу к воротам сада и вышла на поле. Кавалеристы спешились: одни вытирали клинки сабель, другие ослабляли подпругу у своих лошадей. Знойный воздух был заполнен стонами раненых и ржанием лошадей, бивших копытами и почуявших кровь.
Скоро на поле появились и другие люди, они медленно пробирались между телами, отыскивая близких. Хлоя присела у молодой женщины с кровоточившей раной на груди… Она была жива, и веки ее вздрагивали. Хлоя подняла подол своей амазонки и оторвала полоску от нижней юбки, чтобы остановить кровь. Мимо прошли двое мужчин, неся тело погибшего. Пожилой человек, шатаясь и опираясь на руку молодого парня, миновал ее. Губы у него посинели, лицо было бледным, и он тяжело хрипел.
— Я возьму ее, мисс, — раздался тихий голос у нее за спиной.
Какой-то мужчина наклонился и поднял на руки молодую женщину.
— Очень вам благодарен. — Глаза его были безжизненными, голос звучал равнодушно.
Хлоя бродила по полю, помогая, где могла, пока люди разбирали груды тел, освобождая уцелевших и раненых от удушающего груза человеческой плоти.
Все они были в шоке, двигались, словно во сне, почти молча. Из шестидесяти тысяч мирных граждан, собравшихся в тот день на поле Святого Петра, четыреста человек были ранены, а девять мужчин и две женщины убиты эскадроном кавалеристов, который по приказу магистрата явился арестовать оратора Ханта.
Глава 11
Хьюго быстро скакал по улице внезапно опустевшего города, когда со стороны поля Святого Петра до негo донесся звук, подобный раскату грома. Его конь вздрогнул, поднял голову и раздул ноздри. Затем послышались крики, и кровь застыла в его жилах. Он повернулся к Кросс-стрит, пришпорив коня. Люди бежали мимо него, крича:
— Кавалерия! — Они как бы предупреждали его и объясняли свое бегство.
Наверное, магистрат запаниковал, как он и предполагал. Но как, черт возьми, он разыщет Хлою в такой толпе? Он ехал против движения толпы, пытаясь найти девушку. Повернув за угол церкви, он добрался наконец до поля, когда последние из бежавших покидали его. Сидя на коне, он увидел следы расправы, и ему стало нехорошо. Может, и Хлоя погребена под одной из груд несчастных? Она ведь такая малышка! А если ей все-таки удалось уцелеть в этой давке?
Хьюго спешился и привязал коня к столбу у церкви, затем вышел на поле. Он увидел ее почти сразу: она стояла на коленях у распростертого тела. Она потеряла шляпу, и волосы рассыпались, отражая яркий солнечный свет и образуя подобие сияющего нимба, резко контрастирующего с мрачным фоном поля, где произошла трагедия.
— Хлоя! — Он прокричал ее имя, и от радости, что он нашел ее, у него внезапно задрожали колени.
Она подняла голову, потом вскочила и бросилась к нему.
— Ох, Хьюго! — Она упала в его объятия, обхватив его за талию с таким неистовством, что это движение тут же всколыхнуло в нем воспоминания, от которых закипела кровь.
Она плакала, и ее огромные глаза напоминали васильки, утопавшие в воде.
— Ты ранена? — резко спросил он. Она покачала головой:
— Нет, нет… Ничего особенного… Только я так зла! Как они могли это сделать! Чем их можно оправдать? Это было ужасно, Хьюго, ужасно. — Голос Хлои прерывался от душивших ее рыданий.
— Тихо, тихо. — Он погладил ее по голове и достал из кармана носовой платок. — Вытри глаза… И из носа у тебя течет. — Он приложил платок к ее глазам, а затем вытер ей нос с нарочитой деловитостью, чтобы скрыть свои истинные чувства и показать, что он воспринимает ее как расстроенного ребенка, нуждающегося в утешении.
— Я потеряла шляпу, — печально сказала она невпопад.
— Не важно, купим еще.
— Но мне нравилась именно та. — Она обвела взглядом поле и вновь негодующе воскликнула: — Ну почему? Зачем им было это делать?
— Страх, — тихо ответил Хьюго. — Франция преподала нам урок. Они до смерти боятся народного восстания и силы толпы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48