Интуиция меня не подвела.
Ц О маме я и пришел с вами поговорить.
Я замолчал. Не надо помогать человеку у тебя просить. Иначе наполовину ты
сам становишься просителем.
Ц Врач сказал, что… Ц Боже мой, какой белый стал Слава!
Ты можешь не договаривать, мой мальчик. Ведь человеческое не чуждо и мне. Х
отя, конечно, мама Ц это единственное в мире существо, которое поймет и пр
остит. Только мать и могла простить меня. И сейчас тоже на том свете Ц есл
и есть тот иной свет Ц она молит за меня. Ну, так что сказал врач?
Ц Врач сказал, что все з а к о н ч и т с я в течение одной-двух недель. Я бы хот
ел, Юрий Алексеевич, чтобы на работе…
Ц Все ясно, Слава. С сегодняшнего дня ты на работе находишься столько, ск
олько сочтешь нужным. Мы тебе будем отмечать табель. Если тебе нужны день
ги, обращайся ко мне. У меня сейчас есть. Если не будет Ц найду. Не благодар
и. Экономь силы. Помни: я на тебя рассчитываю. Ты же давно хотел посмотреть
Париж? Летом на два-три месяца мы с тобой туда поедем: мне предложили там р
аботу. А кого же брать в помощники, как не собственного ученика? Иди, Слава,
быстро. Каждую минуту ты должен быть с мамой. Закрой рот, не благодари. Быс
тро. Чтобы через минуту тебя в музее не было. Быстро! Быстро!
Здесь я на него почти кричал.
Он никогда не слышал, чтобы я кричал. Я не умею кричать. Это последнее оруж
ие, и я знаю, что на окружающих, привыкших к моему тихому, выработанному мн
оголетней привычкой сдерживаться, интеллигентному, мягкому голосу, это
действует оглушительно. Здесь тоже есть свой механизм. Я начинаю т о к о в
а т ь, внутри оставаясь совершенно холодным, развязываю одну за другой на
крепко завязанные узелки на тайничках души и природной психики: глубоко
дышу, сжимаю кулаки, физически напрягаюсь Ц и вдруг рождается крик. Я пре
дставляю, что у меня краснеет лицо, меняется выражение глаз. Но внутри я сп
окоен и могу остановить себя в любой момент. Где-то я читал, как Сальвини с
семнадцатилетней Яблочкиной играл "Отелло" в Малом театре. В финальной с
цене, когда в ужасе замер зал, этот ужас перед диким Мавром, с пеной на губа
х стискивающим ей горло, передался и актрисе. И уже неподдельный, неактер
ский, а животный, человеческий страх прочел Сальвини в глазах юной партн
ерши. Тогда великий трагик неслышно для зала по-французски шепнул ей: "Не
бойтесь, дитя мое". Кажется, по современной актерской терминологии это на
зывается школой представления. Как называется, бог с ним, важно, чтобы шко
ла действовала.
Я смотрел на солдатски крепкую спину Славки, когда он покидал мой кабине
т, и думал, а шейку-то ты, сынок, держишь уже не так прямо. Благодарность Ц э
то, милый, то, что тебе не дано перешагнуть. Слабачок ты в этом. Не дано. Тепе
рь и будешь долго бежать за мною, вывозя меня к славе, к венцу жизни.
Мои последние слова Ц в приемной тихая паника, секретарша изо всех сил л
упит по машинке, чтобы заглушить несущийся из кабинета крик, Ц мои после
дние слова еще не затихли под фривольной лепниной графской спальни, а гл
аза уже смеялись, я улыбался, я ликовал.
Слава закрыл дверь. И я мысленно увидел его, белого, сломленного, стоящего
прямо под табличкой "Директор музея Ю.А.Семираев".

ГЛАВА II

Жизнь всегда вяжет крепкие узлы. Полного счастья нет. Пока доберешься до
сладкого ядрышка, обломаешь зубы о каменную скорлупу. И главное: все чере
з полосочку, одно к одному. Да это кто же позволит Сусанне, когда я того гля
ди махну в Париж, лихим виражом выходя на пик своей жизни, кто же позволит
ей выкидывать фокусы, подрывать мой авторитет, наводить сиюминутную тен
ь на личность профессора Семираева? Это что у профессорской жены за подо
зрительные родственники в Канаде? Что за престарелая тетка? Она что, рань
ше не могла возникнуть или Сусанна не может еще годик потерпеть? Нет, и кан
адской дуре приспичило наконец-то объявиться, и московской приспичило в
гости. Подозрительно. Хорошо, живем в либеральное время, и все же…
Какого ей, Сусанне, надо рожна в Канаде? Барахлом и здесь вся осыпана, не зн
ает, что надеть, а что и продавать пора. Почти у каждой армянки какая-нибуд
ь тетка сидит за рубежом уже сто лет и помирает от ностальгии. А если все н
ачнут разъезжать, то в век энергетических трудностей горючего не напасе
шься. Может, ей, Сусанне, тоже мировой славы захотелось? Да там, за рубежом, э
тих телепаток и волховательниц, этих сомнительных лекариц навалом, хоть
бочками грузи.
Реализоваться надо здесь, на родине! Не баклуши бить, не бегать по премьер
ам, приемчикам и примеркам, а из-за письменного стола задницы не поднимат
ь. Счастье и фортуна в науке, да и в жизни тоже, даются лишь тому, у кого пьед
естал чугунный.
Нет, Сусаннушка, хоть и в один день нам с тобой подфартило, хоть чуть ли не в
один и тот же час известия пришли тебе от ветхозаветной тетушки, а мне из и
нстанций от будущей славы, но тебе придется погодить. С зарубежной тетко
й, голубушка, тебе рано, для общего сведения, открываться. Вот вернется дом
ой в блеске и триумфах, в лаврах на челе и с зарубежными чемоданами муж, по
клонившись Елисейским полям, наглядевшись на ненавистные сокровища Лу
вра, вот тогда и твоя очередь вояжировать. Лети в любую точку света. Но тол
ько мы тебя, ласточка наша, слишком хорошо знаем, изучили досконально тво
й неукротимый норов Ц "Я близ Кавказа рождена!", Ц поэтому торопиться не
будем, мнения своего пока не обнародуем, полсловечка упрека не промолвим
, мы изобретем что-нибудь эдакое инфернальное, что тебе самой не захочетс
я из Москвы, из теплой квартиры куда-то за тридевять земель, к черту на кул
ички.
Думай, профессор, думай!
Почему из дорогой столицы не захочется уезжать нашей подруге? Что произо
йдет? Что случится? А может быть, проще? Ничего не случится, а так, общая слаб
ость, женщине под сорок, неможется…
Ах, Сусанна, дни наши с тобой золотые… Что я без тебя, что без меня ты? Но я ве
дь хитроумный и так все совершу, что даже Ивану Матвеевичу, давнему твоем
у дружку, пожаловаться на меня не сможешь. А ведь он все поймет. Наш с тобою
сват, наш Гименей. Соединитель рук и душ. К обоюдной пользе и радости.
Кем я был до этой женитьбы? Всего лишь м о д н ы й художник. Начинающий модны
й художник. Ну, зарабатывал прилично. Но уже тогда хотел большего. Ни музея
, ни звания еще не светило. Квартира, правда, уже имелась.
Я люблю свой дом в центре города, свою квартиру. Я строил ее долго и упорно,
как муравей, потому что понимал: это не только моя крепость, не только спас
ательный плот на случай непредвиденных крушений Ц картины, мебель, икон
ы, Ц но это и моя визитная карточка, броская реклама для иностранцев, для
заказчиков, для сильных мира сего, это как бы овеществленная вывеска мои
х художественных привязанностей, широты культуры, терпимости в искусст
ве. Здесь все имеет свой смысл и свой подтекст, рассчитанный на посторонн
ее восприятие.
Я долго бился за эту квартиру. Пришлось написать не одну начальственную
даму и не одну даму, муж которой имел хоть касательное отношение к живите
льному роднику распределения жилищных площадей. И я таки вырвал верхний
этаж старого московского особняка Ц и уже дело техники, смазанной неким
и суммами, было перестроить чердак под огромную светлую мастерскую.
О молодость, пора дерзаний! Разве смог бы я сейчас с тем же стоизмом выдерж
ать наглых шабашников, казуистику добывания стройматериалов и санобор
удования через чиновников з о д ч е с т в а б л а г о п о л у ч и я всех рангов! Скл
оку с ГлавАПУ Ц Главным архитектурно-планировочным управлением? После
днее пало жертвой шабашников, рожденных предприимчивостью. Целая брига
да мастеров в пятницу вечером сняла с дома все чердачные перекрытия, а в п
онедельник вместо ржавой крыши уже стояли стеклянные, на металлических
рамах, изготовленных заранее, фонари, дающие свет в мастерскую, и новеньк
ая, вздыбленная на полтора метра выше, чем раньше, кровля, отливающая дефи
цитным цинком. Сколько здесь было скандалов, нервов, крика, писем в газеты
. "Вы что, разве не видели: на доме мемориальная доска?" Так хотелось, но тогд
а я не мог сказать крикунам, что рано или поздно на доме будет и вторая мра
морная доска. Подумаешь, третьестепенный поэт XVIII века! Если бережно дышат
ь на старину, то ведь и живым прохода не будет. В конце концов, каждая пядь з
емли выстлана костями. И что же Ц шагу не ступи? Пусть покойники заботятс
я о своих мертвецах. Мы живые, мы хотим крепко стоять на ногах, расширяться
.
И опять знаменитый и модный Семираев написал пару портретов, и все сканд
алы постепенно ушли, потонули, забылись. И вот уже прагматический жэк тре
бует заплатить излишки за мастерскую Ц я безропотно, за год вперед. А пот
ом в свою очередь потребовал у жэка, чтобы мастерскую приняли на баланс, в
несли в инвентарный план, Ц и принимают, и вносят. А еще через год я принес
в контору справку, что как член Союза художников на основании постановле
ния Совета Народных Комиссаров имею право на пользование дополнительн
ой площадью, и за излишки платить перестал.
Все текло к лучшему в этом лучшем из миров. И все плохое забывалось. Сейчас
профессор Семираев просто занимает два верхних, на собственные средств
а переоборудованных этажа в старом, переполненном жильцами особняке. Пр
офессора не волнует неухоженный, с вонючими мусорными баками двор, куда
приходит по утрам его служебная "Волга", грязь на лестницах, пахнущих доре
волюционными старухами и кошками, слесаря, на троих распивающие в подъез
де, в который когда-то, придерживая стальную шпагу, вбегал третьестепенн
ый поэт XVIII века. Профессор так любит эту часть города, нетронутость ее стар
инной культуры, что ни за что не переедет ни в одну современную художеств
енную мастерскую. (Хотел бы он, правда, знать, где это сейчас строят для жив
описцев такие мастерские.) Да Семираев и сам Ц культура, и вряд ли справед
ливо лишать ее столицу.
Пусть в его квартире и беспорядок, даже не совсем живописный. Беспорядок,
но не безответственность! Слишком много слесарей клубится в подъезде? Но
профессор не такой уж неприспособленный к жизни дурачок, поэтому, естес
твенно, его квартира подключена к электронной охране, к пульту. И если кто
-нибудь прислонится только к скромной входной двери в квартиру, обитой с
тареньким ветшающим дерматином, либо тронет стекло в высоких, как башни,
фонарях мастерской, на пульте в ближайшем отделении милиции сразу разда
стся тревожный сигнал, и уже через пять минут желтая милицейская "канаре
ечка" подлетит к дому, и лихой наряд начнет шуровать на лестничной клетке
и крыше. Дороговаты эти услуги, но мы за ценой, как говорится, не постоим!
А что квартира без настоящей, разворотливой хозяйки? Улей без пчел. И соты
есть, и цветов вокруг благоухание, а не жужжит ничего окрест, значит, и мед
а нет.
Улей был, злость была, молодые зубы, страсть выгрызть себе место в жизни, т
ерпение были, непогрешимая Ц от природы Ц верная рука была, да дружба мо
лодого тогда Ивана Матвеевича. Тогда иногда я называл его еще Иваном, а ко
гда изредка выпивали в мастерской, обращался и на "ты", но уже тогда Иван Ма
твеевич вращался в высоких сферах. Я рано распознал в нем птицу высокого
полета. Хотя не по центральным вращался он, как сейчас, орбитам, а вроде сп
утника, в сторонке, но дружба его и тогда была почетна и полезна: человек п
ри должности, со связями, услугами богат. А что с меня за ту дружбу было взя
ть? Нечего! Разве только ключ от мастерской, когда с какой-нибудь сотрудни
цей надумает провести время в приватной обстановке. На этот случай в хол
одильнике всегда мерзла бутылка шампанского, лимон хранился, ветчина да
бутылка коньяка для "шлифовки" Ц свободных денег у него никогда не водил
ось ни раньше, ни теперь. И конечно, о всех юношеских шалостях Ивана Матвее
вича я молчал. Мертво. Как граф Монте-Кристо. Иван умел быть благодарным. Д
ружба его была верна и выгодна.
Он-то мне и сказал, вернее, напомнил, о чем и сам я догадывался: "Юрий Алексе
ич, тебе надо жениться. И чтобы старые слухи закрыть, и потому что без жени
тьбы тебе ходу не будет". Иван Матвеевич и познакомил меня с Сусанной. Верн
ее, вслух помечтал.
Нам тогда было лет по тридцать шесть Ц тридцать семь, возраст самый пере
ходный, радикулитный, соли за то время, что мы в юности поели и попили, на су
ставах понаросло Ц поясницу утром не разогнешь, вот Иван Матвеевич и за
частил по медицине. А попал в руки Сусанны: почти кандидат наук, новые мето
ды. Именно с легкой руки Ивана Матвеевича и пошла о Сусанне громкая слава
по начальству.
И про женитьбу он завел разговор уже с прицелом. "Есть, Ц сказал, Ц у меня
на примете для тебя, Юрий Алексеич, одна женщина. Оба вы друг другу подойде
те, будете друг друга подпирать. Натуры артистические. Растете, оба проби
ваетесь к жизни. Я ей тоже о тебе рассказал". Ц "Ну, тогда познакомьте". Ц "Н
ет, Ц ответил Иван Матвеевич, Ц знакомить я вас не буду. Она познакомитс
я с тобой сама. Она женщина неожиданная". Ц "А как хоть, скажите, ее зовут".
Ц "Не скажу, со временем сам узнаешь". Я тогда о Сусанне не знал, ни что она в
моду вошла, ни даже того, что многие лечатся у нее, ни того, что оба мы в прин
ципе и з о б р а ж а е м свою особенность, свою уникальность и свой талант. А м
ожет быть, все изображают, а потом эта масса и переходит в свое качественн
ое изменение, сгущается, как материя, сжимается, как галактика, в то, что че
ловеческая молва называет талантом?
Стоял июль, жаркий, парной. Надо было уезжать из Москвы, но еще загодя, в кон
це июня, меня пригласил на день рождения знаменитый композитор, чей порт
рет я тогда только что закончил. На такие мероприятия ходить мне неинтер
есно, но надо. Должно было быть много народа, а в толчее лучше всего заводи
ть нужные знакомства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18