— Мы сядем на диету. Ну, что скажешь?
— Но на какие шиши?
— Все очень просто. Мы не станем справлять Рождество. Сэкономим деньги, хоть раз в жизни потратим их в свое удовольствие. Ни цента на продукты, которые все равно никто не ест, ни доллара на одежду, которую все равно никто не будет носить. И никаких там подарков — они все равно никому не нужны. Ни единого паршивого цента на подарки! Это бойкот, Нора. Я объявляю полный бойкот Рождеству!
— Просто ужас какой-то...
— Да никакой не ужас, напротив, все замечательно. И потом — только в этот год. Давай устроим себе отпуск. Блэр все равно нет с нами. На будущий год приедет, и мы снова погрузимся в хаос под названием Рождество, если ты, конечно, этого хочешь. Ну давай же, Нора, решайся! Пожалуйста!.. Сбежим от этого Рождества, заодно сэкономим и целых десять дней будем плескаться в Карибском море!
— И во что же обойдется это удовольствие?
— В три тысячи баксов.
— Так, получается, мы еще и сэкономим?
— А я о чем говорю?
— И когда отъезд?
— Ровно в полдень, в Рождество.
Они долго молча смотрели друг на друга.
* * *
Окончательно договорились они уже в постели, чуть приглушив звук телевизора. Журналы, разбросанные по одеялу и простыням, они так и не прочли. Рядом, на тумбочке, лежали брошюры и проспекты. Лютер листал финансовую газету, но, похоже, не слишком вникал в текст. Нора держала в руках романчик в мягкой обложке, но, кажется, так и не перевернула ни одной страницы.
Для нее главной проблемой был отказ от благотворительности. Она просто не могла пренебречь этими своими обязанностями, хоть к этому ее и призывал Лютер. А при мысли о том, что придется отказаться от елки, она даже немного всплакнула. Тогда Лютер принялся доказывать ей, что именно этот атрибут праздника каждый год становился в их доме предметом раздора. Украшая это проклятое дерево они только и знали, что орать друг на друга. И они не станут выставлять на крышу дома снеговика? В то время, как в точности такие же снеговики будут красоваться на каждом доме улицы? Ведь это, несомненно, вызовет насмешки со стороны соседей. Разве не начнут люди презирать их за то, что они пренебрегли Рождеством?
На это Лютер отвечал снова и снова примерно следующее. Да, друзья и соседи могут поначалу не слишком одобрить этот поступок, но втайне все будут просто сгорать от зависти. «Десять дней на Карибах, Нора», — продолжал твердить он. Ведь не смеются же их друзья и соседи, разгребая снег у дома лопатами, верно? И над ними тоже никто не станет смеяться, когда они будут жариться на солнышке, а остальные, если им хочется, пусть обжираются индейкой и салатами. И уж совершенно точно никто не станет смеяться над Лютером и Норой, когда они вернутся стройные, веселые и загорелые и смело подойдут к своему дому.
Редко видела Нора своего мужа столь напористым и воодушевленным. Он отметал все ее аргументы, один за другим, пока не осталось ничего, кроме благотворительности.
— И ты допустишь, чтобы между нами и морским круизом на Карибы встали какие-то жалкие шесть сотен долларов? — с убийственным сарказмом спросил Лютер.
— Не я буду тому виной, а ты, — холодно ответила жена.
И тут они снова отодвинулись друг от друга, отвернулись, и каждый сделал вид, что погружен в чтение.
Но после долгого и напряженного молчания Лютер вдруг сбросил простыни и толстые шерстяные носки и сказал:
— Ладно. Так и быть. Ты заранее разошлешь все эти твои благотворительные подачки, но чтобы сумма не превышала прошлогодней. Ни центом больше. Поняла?
Тогда Нора отложила книжку и потянулась к нему. И они долго обнимались и целовались, а потом снова взялись за рекламные проспекты.
Глава 3
Идея целиком и полностью принадлежала Лютеру, однако первому испытанию подверглась именно Нора. Во вторник утром ей позвонил один чудаковатый человек, до которого ей не было особого дела. Звали его тоже странно — Оби, и он являлся владельцем маленького магазинчика с дурацким названием и далеко не шуточными ценами «Тыквенное семя».
После традиционных приветствий Оби перешел прямо к делу:
— Меня немного беспокоят ваши рождественские открытки, миссис Крэнк, — произнес он притворно озабоченным тоном.
— А в чем, собственно, дело? — спросила Нора. Она была далеко не в восторге, что ее беспокоит владелец какого-то жалкого магазинчика, не видевший ее в упор всю остальную часть года.
— Ну как же. Вы всегда выбираете такие замечательно красивые открытки, миссис Крэнк. И если надо их заказывать, то уже самое время. — Льстец из него был просто никудышный. Каждому покупателю он говорил одно и то же.
Согласно подсчетам Лютера, «Тыквенное семя» выручило в прошлом году на Рождество от Крэнков за открытки триста восемнадцать долларов. В тот момент это почему-то не казалось чем-то экстравагантным или необычным. Не такие уж большие расходы, но зачем они? Тогда Лютер напрочь отказался помогать Норе в наклеивании марок и написании адресов и всякий раз вскипал, когда она спрашивала, стоит включить или исключить из списка поздравляемых такого-то и такого-то. Он также отказался взглянуть на поздравительные открытки, которые получили они сами. Даже Нора тогда признала, что это удовольствие ниже среднего.
И вот она набралась храбрости и ответила:
— Мы в этом году открыток заказывать не будем. — Ей показалось, что Лютер аплодирует ей, хотя его в эту секунду рядом не было.
— Что?
— Вы меня слышали.
— Могу я спросить, почему нет?
— Не можете.
На это Оби просто не нашел что ответить. Пробормотал нечто невнятное и повесил трубку. Нора преисполнилась гордости. И отмахнулась, словно отбивалась от вопросов, которые могли последовать. Ее сестра, супруга священника, несколько давних друзей, а также тетушка, живущая в отдаленной деревне, — все в какой-то момент начнут удивляться, почему не получили поздравительной открытки.
Может, где-то на почте затерялась и ее принесут позже?
Нет. Она скажет им правду. В этом году никакого Рождества. Блэр уехала на работу за границу, а сами они отправились в круиз. «И если вам так не хватает этой открытки, на следующий год пришлю сразу две».
Заварив свежий кофе, Нора сидела с чашкой и размышляла о том, многие ли знакомые из ее списка вообще заметят отсутствие традиционного поздравления. Сама она получала каждый год целые дюжины открыток. Число весьма неопределенное, это следовало признать, и никакого списка тех, кто по каким-то причинам ее поздравил или не поздравил, она не вела. Да и кто в суматохе и хлопотах Рождества хватится непришедшей открытки?
Это навело на мысль о неприкосновенном запасе, так раздражавшем Лютера. Нора всегда держала про запас некоторое количество поздравительных открыток и конвертов на тот случай, если вдруг придется срочно отвечать на открытку, пришедшую неожиданно. Каждый год они получали две-три открытки от совершенно незнакомых людей, а также от тех знакомых, которые прежде их не поздравляли. И вот в течение двадцати четырех часов ей приходилось писать и отправлять ответные поздравления, всегда от руки и с довольно стандартными пожеланиями доброго здоровья и веселого Рождества.
Глупость, конечно.
Нора решила, что не стоит напрочь отказываться от ритуала рассылки рождественских поздравлений. Нет, она напишет стандартные пожелания, потом — адрес на конвертах, наклеит на эти самые конверты марки и отнесет на почту, беспокоясь, не забыла ли кого. Она непременно просмотрит все пришедшие поздравления, прочтет столь же стандартные пожелания от людей, которые писали их в такой же спешке, что и она сама.
И вот, перестав думать об открытках, Нора решила позвонить мужу в поисках моральной поддержки. Лютер был на работе. Она пересказала ему разговор с Оби.
— Вот червяк, — пробормотал в трубку муж. — Поздравляю, — сказал он же, когда она закончила свое повествование.
— Это было совсем не трудно, — похвасталась Нора.
— Ты только подумай о солнечных сказочных пляжах, что ждут нас.
— Что ел на обед?
— Ничего. Решил обойтись тремястами калориями завтрака.
— Я тоже.
Повесив трубку, Лютер вернулся к своему занятию. На сей раз он вопреки обыкновению не складывал столбики цифр и не сверялся со шкалами подоходного налога. Он сочинял письмо коллегам. Первое свое рождественское письмо. В нем он в самых сдержанных и изысканных выражениях объяснял, почему не может принять участия в праздничных ритуалах на службе. А в заключение просил коллег не беспокоиться и оставить его в покое. В этом году он не будет покупать никаких подарков и принимать — тоже. В любом случае он неимоверно признателен за внимание и все такое прочее. Он не будет присутствовать на торжественном ужине в офисе, не собирается участвовать в бестолковой пьянке, в которую каждый раз выливается данное мероприятие. Ему не нужен ни их коньяк, ни ветчина, которыми раз в году опиваются и обжираются другие сотрудники. Нет, он не станет кричать «Врешь!» каждому, кто будет приставать к нему с пожеланиями «веселого Рождества».
Он просто пропускает это Рождество. Бежит от него. Вместо Рождества его ждет круиз.
Большую часть утра Лютер просидел над этим письмом — сначала написал от руки, потом самолично перепечатал на машинке. Он планировал положить по копии этого письма на каждый стол в конторе «Уайли и Бек».
* * *
Следующее открытие, еще более неприятное, ждало их на следующий день после обеда. Вполне реально наслаждаться Рождеством без поздравительных открыток, без вечеринок, обильных ужинов и обедов. Вполне можно обойтись без никому не нужных подарков и массы других вещей, с которыми почему-то связано теперь в сознании людей рождение Христа. Но как обойтись на Рождество без елки?
Отказаться от елки. Лютер знал: это последний шаг, и если решиться на него, они будут свободны.
Они как раз убирали со стола. Ужин был скромным — жареные цыплята и домашний сыр, а потому и убирать-то особенно было нечего. Испытывая бодрящее чувство легкости, Лютер относил тарелки на кухню, когда внезапно раздался звонок.
— Я открою, — сказал Лютер.
Через окно в гостиной он уже видел перед домом трейлер и тут же понял, что ближайшие пятнадцать минут будут не из приятных. Распахнул дверь — и перед ним предстали три улыбающиеся физиономии. Два юнца в полном обмундировании бойскаутов со всеми регалиями, а позади мистер Скэнлон, командир местного скаутского отряда. На нем тоже была нарядная униформа.
— Добрый вечер, — сказал юнцам Лютер.
— Приветствуем, мистер Крэнк. Я Рэнди Боган, — представился один из пареньков, тот, что повыше. — В этом году мы снова продаем рождественские елки.
— И ваша у нас в трейлере, — сказал паренек помельче.
— В прошлом году у вас была канадская голубая ель, — напомнил мистер Скэнлон.
Лютер взглянул через их головы на длинный трейлер с прицепом, в котором в два слоя лежали елки. Там уже трудилась целая армия скаутов, они разгружали товар и передавали деревья соседям Лютера.
— Сколько? — спросил Лютер.
— Девяносто долларов, — ответил Рэнди. — Пришлось немножко поднять цену, поскольку наш постав-шик тоже поднял.
«В прошлом году было восемьдесят», — хотел сказать Лютер, но сдержался.
Словно из ниоткуда рядом материализовалась Нора, подошла сзади, прикоснулась подбородком к его плечу.
— Красота какая, — прошептала она.
Лютер так и не понял, о чем она. О мальчиках или деревьях? Неужели не могла остаться на кухне, предоставить ему право разобраться самому.
Широко и фальшиво улыбаясь, Лютер сказал:
— Мы в этом году елку покупать не будем.
На лицах стоявших перед ним людей отразилось недоумение. Замешательство. Скорбь. А прямо над ухом Лютера раздался стон Норы. Глядя на юнцов, в то время как жена дышала в буквальном смысле ему в затылок, Крэнк понял: вот и поворотный, критический момент. Стоит поддаться натиску — и шлюзы уже не закрыть. Стоит только купить эту елку — и неизбежно придется ее украшать, а потом под ней появятся подарки, потому что без них и елка не елка.
«Держись, старина!» — приказал себе Лютер, а жена еле слышно прошептала на ухо:
— О Боже!..
— Тихо! — шикнул он на нее, повернувшись.
Мальчики взирали на мистера Крэнка с таким видом, точно он только что выгреб последнюю мелочь у них из карманов.
— Вы уж извините, что пришлось поднять цену, — скорбно произнес Рэнди.
— Мы даже меньше зарабатываем на каждом дереве, чем в прошлом году, — печально добавил мистер Скэнлон.
— Дело не в цене, ребята, — сказал Лютер, изобразив еще одну радостную улыбку. — Мы в этом году Рождество не справляем. Нас просто не будет в городе. А потому и елка нам ни к чему. В любом случае спасибо.
Юнцы потупились и смотрели теперь под ноги, словно обиженные детишки, а мистер Скэнлон стоял с таким видом, точно сердце его окончательно разбито. Нора издала еще один печальный вздох, и Лютер едва не ударился в панику. Но тут пришла спасительная мысль.
— Вы вроде бы, ребята, каждый год отправляетесь на запад, в поход или что-то в этом роде. В Нью-Мексико, каждый август.
Его слова застигли юнцов врасплох, они закивали.
— Тогда давайте договоримся так. Елку я не беру, но вы приходите летом. И я подарю каждому по сотне баксов на путешествие.
Рэнди Богану удалось выдавить «спасибо». И все они собрались уходить.
Лютер медленно притворил дверь и выждал. Троица топталась на крыльце еще минуту-другую, потом дружно направилась к трейлеру.
Вот они дошли до трейлера и, по-видимому, сообщили сногсшибательную новость другим. Суета вокруг трейлера мгновенно прекратилась. Скауты замерли с разинутыми ртами и взирали на дом Крэнков с таким видом, точно увидели у него на крыше пришельцев из космоса.
Лютер пригнулся, осторожно раздвинул шторы в гостиной и выглянул в щелочку.
— Ну, что они там делают? — шепотом спросила Нора, подойдя сзади.
— Вроде бы просто смотрят, и все.
— Может, все же надо было купить елочку?
— Нет.
— И совсем не обязательно ставить ее и украшать.
— Тихо.
— Просто оставили бы в заднем дворе.
— Прекрати, Нора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18