Лицо Кэролайн казалось опустошенным. Возможно, в этот миг она ничего не чувствовала. Девушка стояла прямо под люстрой. Капля горячего воска упала на ее обнаженное плечо, но она даже не шелохнулась.
Джемми нарушил молчание, быстро лопоча, будто слова могли заставить умолкнуть их чувства, как брехливых собак.
— Дурак! — бормотал он, тыча себе в грудь. — Разве можно было так об этом сообщать? У меня никогда не было мозгов! — Джемми отвернулся, чтобы не видеть лица Кэролайн. Казалось, его осыпают немыми вопросами, и он начал отвечать на них: — С Диком было все в порядке. Он и Уилл вышвырнули чертовых боксеров с третьего яруса. А потом этот проклятый кучер, о котором все говорят...
Дрожь пробежала по телу Элфреда. Его пальцы стиснули рукоятку сабли. Но никто не произнес ни слова.
— Кучер прыгнул в партер через барьер ложи, — продолжал Джемми. — Дик последовал за ним. Дальнейшее я видел из ложи Неда Файрбрейса сбоку второго яруса. Неда там не было, но Харриэтт Уилс... — Деликатность не позволила ему произнести до конца имя проститутки. — Дик снова оказался в своей ложе — понятия не имею, каким образом он туда взобрался! Его шпага осталась на барьере, он подобрал ее и посмотрел в партер. А кучер бесшумно подкрался к нему сзади и ударил ножом в спину не меньше трех раз. Дик попытался опуститься на стул, но промахнулся и свалился на пол. Кучер, должно быть, побежал к северной лестнице.
Молчание слушателей становилось невыносимым.
— Это правда! — почти сердито крикнул Джемми. — Его тело доставили в отель «Стивене».
Тело доставили в отель «Стивенс»...
Стоящую неподвижно Кэролайн лишь эти слова заставили поверить в страшную правду. Они походили на простыню, которую натянули на мертвое лицо любимого, потерянного навсегда.
Кэролайн открыла рот, собираясь задать вопрос, но ее губы внезапно задрожали, и она смогла произнести только что-то нечленораздельное.
Посмотрев на нее, Томас поднял руку, чтобы придвинуть ей стул из сдвинутой к стене мебели. Но более тактичный Элфред остановил его свирепым взглядом.
Повернувшись, Кэролайн двинулась к окну. Ей казалось, будто в ее теле не осталось ни капли крови. Она стремилась найти убежище, прежде чем остальные заметят ее состояние. Отодвинув одну из тяжелых бархатных портьер, она скользнула к окну и задернула ее за собой.
Кэролайн прижалась лбом к холодному стеклу. Она не видела ничего — даже ночную тьму снаружи. Ее мозг онемел, но ей казалось, будто чей-то голос шепчет на ухо:
«Мы считаем очевидным, что все люди созданы равными, что Творец наделил их неотъемлемыми правами, среди которых право на жизнь, свободу и стремление к счастью».
И другие слова, еще более важные для нее:
"Теперь у меня есть поместье в Кенте, где среди зеленых деревьев текут ручьи... Если бы я мог увезти вас туда, спрятав от всего мира... "
«Я могла бы жить там с вами до конца дней», — ответила она тогда.
Кэролайн закусила губу и стиснула кулаки.
Это нужно прекратить!
Ее затуманенный ум диктовал лишь одно решение — она не должна ни от кого принимать сочувствие, даже от близких друзей. Через минуту-две она успокоится, выйдет из-за душных занавесей, поднимется наверх и запрется в своей комнате на несколько дней, недель или месяцев. И пускай черное воронье — злонамеренное, как Таунсенд, или благонамеренное, как Джемми, — каркает, как им вздумается.
Пускай целый мир говорит что угодно. Таковы были взгляды Дика, которые теперь ей предстоит унаследовать.
Но все ее планы едва не расстроила одна мелочь.
В столовой за портьерами молчание становилось невыносимым. Кэролайн услышала тихий звук — это Элфред положил саблю на буфет. Кэролайн словно ощущала, как в голове лакея медленно ворочаются мысли.
— Хозяин был храбрым человеком, — задумчиво промолвил Элфред.
Снова наступила тишина.
— Верно, — тем же тоном согласился Томас. — Никто из врагов не осмелился встретиться с ним лицом к лицу.
Глаза Кэролайн обожгли слезы, и она сердито смахнула их краем портьеры. Резкое движение помогло ей взять себя в руки.
Прежде чем запереться в своей комнате, ей нужно уладить два дела. Она должна найти карету, поехать в отель «Стивенс» и привезти оттуда... Кэролайн отогнала эти мысли. У нее была другая, не менее неотложная обязанность.
Снова раздвинув занавеси, Кэролайн направилась в комнату. Четверо мужчин шагнули назад. Томас нечаянно наступил на упавший футляр с пистолетами, один из которых покатился по полу.
— Идите на улицу, Томас, — заговорила Кэролайн, — и приведите мне...
Она умолкла, и ее взгляд устремился к потолку. В музыкальной комнате вновь зазвучал клавесин. Один палец пытался подобрать мелодию «Лягушонка Роули», а другой наугад шарил по клавиатуре.
— Томас.
— Да, миледи?
— Вы передали мое сообщение наверх?
— Да, миледи. Мистер и миссис Роли уже не спят. Но молодая леди...
— Что с ней такое?
— Миледи, она говорит, что с ней все в порядке и что ей больше не нужен компресс. Она надела очень красивое платье и...
Кэролайн подняла руку:
— Передайте мои комплименты мисс Спенсер и попросите ее спуститься.
Элфред шагнул вперед:
— Миледи, если я могу...
Кэролайн обернулась:
— Разве кто-нибудь спрашивал ваше мнение, Элфред?
— Нет, миледи.
— Тогда будьте любезны держать его при себе. Томас!
Ботинки лакея быстро застучали по полу.
Тело Кэролайн стало твердым, как мрамор. Два пятна пламенели на ее белых щеках, как у человека, изнуренного продолжительной болезнью. Обвинил бы ее читатель, если она, страдая от сердечной раны, нанесла бы удар девушке, которую ненавидела? В конце концов, такова человеческая натура. Но сейчас в голове у нее мелькнула другая мысль.
— Мистер Таунсенд!
— Черт возьми, Кэролайн! — вмешался Джемми Флетчер, сорвав с головы треуголку и швырнув ее в угол. Вся трогательная история, которую он мог бы рассказывать в клубах, затрещит по швам, если Кэролайн не начнет рыдать и не сляжет с приступом мигрени! — Вы ведете себя неестественно!
— Пожалуйста, замолчите, мистер Флетчер.
— С каких это пор вы перестали называть меня Джемми?
Изобразив на лице сочувствие по поводу новостей о смерти Дика, старый раннер с Боу-стрит все время задумчиво смотрел в потолок.
— Несомненно, мистер Таунсенд, — обратилась к нему Кэролайн, — вы размышляете о том, кому лучше всего продать ваши сведения о кучере?
— В такой момент? — Таунсенд выглядел шокированным. — Что вы, миледи!
— Дик... лорд Даруэнт, — продолжала Кэролайн, — имел многие убеждения, которые я не разделяла. Ну, сейчас я разделяю их, хорошо это или плохо. Странно! — задумчиво добавила она, прижав руку к груди. — Еще сегодня утром я возражала против его намерения мстить тем, кто причинил ему зло. Тогда я не понимала. — Ее взгляд скользнул по пистолету на полу и сабле на буфете. — Но сейчас понимаю. Пока что я не могу об этом говорить. Но дайте мне несколько дней, мистер Таунсенд, чтобы прийти в себя, арестуйте этого кучера, позвольте мне увидеть его болтающимся на виселице перед Ныогейтом, и вы найдете во мне самого щедрого клиента, какой у вас когда-либо был. — Она резко повернулась. — Где же эта женщина?
— Остановитесь, миледи! Если вы хотите... — Таунсенд умолк, так как Кэролайн не слушала его.
Шурша атласом, она устремилась в холл, бросила взгляд на оставленную Джемми приоткрытой парадную дверь, за которой чернела пахнущая дождем ночь, потом повернулась налево и посмотрела вверх, на лестницу, служащую местом живой картины.
Лестницу, настолько высокую, что она казалась узкой, озаряло пламя свечей, которые не стали гасить в ожидании возвращения Кэролайн. Отблески мелькали на деревянной балюстраде, широких перилах, толстом ковре, покрывавшем ступеньки, позолоченных рамах портретов, висящих на стене справа.
Мистер и миссис Роли, стоя наверху в тени, казались всего лишь силуэтами. Тем не менее они словно излучали стыд и чувство вины.
Четырьмя ступеньками ниже, на освещенном участке, положив правую руку на перила, стояла Долли Спенсер.
Она не опускала голову, явно не считая себя виноватой. На ней было желтое, с голубыми вставками бархатное платье, скроенное согласно тогдашней моде — с узкой талией, низким вырезом на груди и плечевыми буфами, на которых покоились ее золотистые локоны.
Хотя карие глаза Долли улыбались, ее лицо казалось лицом человека, старающегося скрыть боль. Внезапно она увидела Кэролайн.
— Я не хотела ничего плохого! — начала оправдываться Долли.
Кэролайн молча смотрела на нее.
— Мистер Реймонд, — продолжала Долли, — говорил, что у меня музыкальный голос. Я никогда не видела настоящего клавесина, кроме как в театре, вот и подумала... — Она умолкла, ее глаза расширились, а рука скользнула к правому боку. — Что-то не так?
Почти ослепнув от слез, Кэролайн снова обернулась к приоткрытой двери на улицу. На фоне ночной тьмы маячили еще более темные очертания чьей-то фигуры, но Кэролайн не обратила на это внимания.
— Мой муж мертв, — отозвалась она так холодно и четко, что каждый слог звучал как падающая ледышка. — Я имею в виду человека, которого вы называли Диком Даруэнтом.
Рука Долли крепче прижалась к правому боку.
— Ни вы, ни я больше не увидим его живым, — продолжал холодный, бесстрастный голос. — Прошу вас покинуть мой дом как можно скорее.
Губы Долли дрогнули, словно в судороге боли. Она попыталась шагнуть вниз, упала и покатилась по лестнице.
Элфред и Томас, стоящие в дверях столовой, бросились к ней, но было слишком поздно.
Долли летела вниз, как неодушевленный предмет, не делая никаких попыток остановить падение, в стремительном вихре желтого бархата платья и желтого шелка нижней юбки, отороченной кружевом. Одна из желто-голубых балетных туфелек слетела с ноги, когда бедняжка со стуком ударилась о нижнюю ступеньку, откатилась в сторону и застыла, лежа на полу лицом вниз.
Старый Таунсенд, очерствевший душой в атмосфере насилия, где пребывал с детства, подошел к Долли, перевернул на спину, словно манекен, и прижал пальцы к ее запястью, пытаясь нащупать пульс. Потом, без лишних церемоний, разрезал ей корсаж карманным ножом и прижал ладонь к сердцу. Веки девушки дрогнули, а с губ сорвался слабый стон.
Поднявшись, толстенький старичок закрыл нож с громким щелчком.
— Она жива, — пыхтя, заявил он, — но, по-моему, проживет недолго.
Внезапно стоящий в дверях столовой Джемми Флетчер испуганно вскрикнул.
Дверь на улицу распахнулась, и Даруэнт собственной персоной — растрепанный, в рваном вечернем костюме, но живой и невредимый — шагнул в холл и захлопнул за собой дверь.
— Что здесь происходит? — резко осведомился он.
Глава 20Последняя горечь
Никто ему не ответил.
Все стояли, прямо или нагнувшись, вокруг подножия лестницы, где неподвижно лежала Долли в своем пышном наряде, с закрытыми глазами и пятном пыли на щеке.
Даруэнт не спрашивал, как она здесь оказалась. Его взгляд стал холодным и суровым, губы плотно сжались.
— Понятно! — заметил он, медленно оглядевшись вокруг. — Значит, слух о моей смерти уже достиг этого дома. — Даруэнт посмотрел на Джемми: — Полагаю, вы сообщили?
— Но ведь это правда, старина! Я имею в виду...
— Не могу вас порицать. Мне уже некоторое время приходится это опровергать.
— Да, но кто... — Джемми запнулся.
— Кто был убит? — закончил за него Даруэнт. — Неужели вы не догадываетесь, кого могли принять за меня в тусклом освещении?
— Луис! — воскликнул Джемми. Эмоциональное напряжение, очевидно, усилило его сообразительность.
— Да, Тиллотсон Луис.
Даруэнт взглянул на пустые золотые ножны из-под своей шпаги, и его щека судорожно дернулась.
— Эй, преподобный мистер Коттон! — окликнул он голосом, от которого Элфред похолодел. Хотя преподобный Хорас Коттон находился далеко отсюда, Даруэнт обращался к нему так, будто видел его в холле. — Почему достойные люди всегда умирают, а мерзавцы набивают брюхо у Ватье? Объясните мне!
Джемми Флетчер стиснул в кулак длинные пальцы, словно стараясь выжать апельсин сплетен до последней капли.
— Так что случилось в действительности, Дик?
— Не имеет значения! — Но произошедшее настолько терзало Даруэнта, что он продолжал, сам того не желая: — Я был в партере и стал карабкаться в ложу 45, принадлежащую моей жене. Это оказалось не так легко, как я думал. Некоторые деревянные выступы подгнили и крошились. Наконец я ухватился рукой за барьер ложи и пытался уцепиться правой ногой за колонну, когда Луис вошел в ложу сзади. «Даруэнт! — окликнул он. — Могу я вам помочь?» Я не мог ответить. Мой рот был прижат к деревянным лавровым листьям, а нога все еще нащупывала колонну. Не думаю, что Луис заметил меня, хотя я его видел. Моя окровавленная шпага все еще лежала на барьере. Он поднял ее и стал оглядываться по сторонам. Глядя на него сзади, вертящего головой туда-сюда, даже человек, знающий нас обоих, мог бы поклясться, что это я. Кучер проскользнул в ложу, трижды ударил Луиса ножом в спину и был таков. — Даруэнт помолчал. — Было жалко смотреть — если кому-то из вас знакома жалость, — как бедняга, зная, что умирает, пытается выглядеть, будто ничего не произошло. Когда я ухватился за барьер другой рукой, он увидел меня. «Боюсь, я не сумею вам помочь, — прошептал Луис, — и мы с вами больше не сможем беседовать о политике». Говоря, он старался ухватиться за спинку стула, чтобы сесть, но потерпел неудачу и рухнул на пол. Так умер хороший человек.
Даруэнт снова бросил взгляд на пустые ножны и стал вглядываться в холл, словно искал там преподобного Хораса Коттона.
Все это время Кэролайн молчала, отступив к правой стене холла и силясь понять, что происходит на самом деле, а что порождено ее воображением. Наконец она протянула руку:
— Дик!
Даруэнт обернулся. К ужасу Кэролайн, его лицо выражало такое же вежливое презрение, что и в ньюгейтской камере, а в голосе звучала та же насмешка.
— Да, мадам?
— В чем дело, Дик? Что с вами?
— Ничего, что мы не могли бы обсудить позже, мадам, если мы вообще должны это обсуждать.
— Нет, Дик!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32