7
Перед рассветом
Обычно Вайда занималась любовью, чтобы защититься от разъедающего душу чувства неуверенности. Она умела пользоваться своим телом, получая наслаждение от близости. В обычных обстоятельствах, с обычными партнерами – с мужчинами, к которым она обращалась за утешением, – занятия сексом превратились в исполненное животной силы упражнение, призванное сгладить острые углы действительности. Но в ту ночь она имела дело с Джеком, с Формой, которая жила в нем и вдохнула истинную страсть в любовный акт. Она по-кошачьи прогибала спину, одержимая желанием отдаться целиком и не столько получить, сколько доставить наслаждение. Она стискивала обеими руками поперечину медной спинки кровати, покуда та не начала жалобно скрипеть. Она ритмично двигала бедрами и чувствовала свое тело будто наполненным горячим маслом, принимающим под прессом разные образы. Ее стоны сливались с протяжными стонами ветра с Залива, выдувающего из хижины, как из деревянной дудки, рыдающие ноты. Потом, лежа в темноте рядом с Джеком, она поняла, что теперь ей ничего не грозит, что любовь достаточно глубоко проникла в сердца обоих, чтобы освободить ее от власти Марша. Все знаки предвещали только хорошее. Ветер сотрясал хижину, и картинка Нерукотворного Спаса, висевшая на стене в спальне, сильно покосилась вправо, но не упала, удержанная на месте таинственной силой изображения. Стоявшая на холодильнике стеклянная посуда нежно вызванивала прерывистую мелодию; пес прогавкал три раза, словно извещая о перемене, которую чувствовал, но не понимал. Окно над кроватью, разделенное крестом рамы, напоминало блок почтовых марок – темно-синие прямоугольники с одинокой белой звездой в верхнем углу – и свидетельствовало о единстве человеческой воли и божественного замысла.
Джек приподнялся на локте, заглянул ей в глаза и спросил:
– Не хочешь сказать, о чем ты думаешь?
– Ни о чем таком особом. Просто мне хорошо… спокойно. – Густая тень лежала на его лице; она подняла руку и взъерошила ему волосы. – А ты о чем думаешь?
– О сотне разных вещей.
– Например?
– Ну… – Он помолчал. – Я пытаюсь понять, что ты за человек.
– Для этого потребуется время… нам обоим. Но мы уже положили начало, а это самое сложное. Что еще?
Он снова помолчал, потом сказал:
– Я влюбляюсь в тебя. И не понимаю этого.
Вайда чувствовала то же самое, но ясно сознавала, что сейчас лучше ничего не говорить: он будет погружаться все глубже и глубже в пучину любви, покуда она не произнесет слов признания, а как только она произнесет их, не в силах больше сдерживаться, он прекратит погружение – и более глубокой любви они уже не познают. С Джеком она намеревалась потянуть время.
– А что тут непонятного? – спросила она. – Такое порой случается.
– С мной не случалось… до сих пор.
– Ну и что с того?
Она обняла его шею, притянула к себе и поцеловала в губы, сначала нежно, а потом страстно, самозабвенно.
– Что такое ты вытворяла? – спросил он, прерывая поцелуй. – Когда была сверху?
– Вытворяла?
– Ну ты понимаешь. Ты так сжимала меня.
– Ах это, – сказала она. – Я научилась всему этому, когда мне было четырнадцать. Моя кузина Амелия купила женский журнал со статьей «Как укрепить мускулы влагалища». Мы упражнялись каждый день. Разница в том, что она берегла себя для будущего мужа. Мне же не терпелось проверить все на практике. Ну и репутацию же я заработала!
– Еще бы.
– Неужели твои женщины никогда не делали с тобой такого?
– Делали, но не так…
– Продолжай.
Он заметно смутился.
– Не так умело. Вайда рассмеялась.
– Я же говорила, что я женщина с опытом. Но ведь тебя это не волнует, правда?
– Нет… черт возьми. Но ты продолжаешь удивлять меня.
– У меня есть еще чем тебя удивить. Подожди до завтра.
– А зачем ждать?
– Мне же выходить на работу через пару часов! Я и так буду ползать как сонная муха. Но ты можешь спать сколько душе угодно. Я доберусь до города на попутной машине, а пикап оставлю тебе. Когда проснешься, приезжай в ресторанчик. Я накормлю тебя завтраком.
Он лег лицом к лицу с ней и положил ладонь ей на щеку. От прикосновения на Вайду накатила волна сонливости – Форма даровала ей покой.
– Вайда, – сказал он.
– М-м-м… Что?
– Ничего.
Джек обнял ее, и она прильнула к нему всем телом, погружаясь в сон, больше не боясь кошмаров. Поначалу она провалилась в черную бездну подсознания, а вынырнув на поверхность, увидела сон, светлый и мирный. Обнаженная, она шла по фруктовому саду, в котором росли деревья с золотыми листьями и стеклянными плодами. Трава была золотой, и тигр со сверкающими глазами, похожими на драгоценные камни, мягко ступал рядом. Листья нижних ветвей скользили по коже, оставляя на ней теплые сияющие следы, медленно остывающие, словно следы поцелуев. Крылатые изумруды, как июньские жуки, чертили стремительные зигзаги в воздухе. Потом на лужайке впереди она увидела стеклянного рыцаря в латах, стоящего над убитым зверем. В брюхе зверя зияла глубокая рана, из которой хлестала кровь; и латные рукавицы рыцаря были все в крови, словно он рылся в ране, пытаясь извлечь оттуда клад. Ужасное зрелище не гармонировало с безмятежной атмосферой сада. Вайда не узнала в рыцаре Марша, но поняла, что это он, а зверь с выпотрошенными внутренностями – она. Она отступила назад, испугавшись, что Марш заметит ее. Но тигр прыгнул вперед и одним ударом лапы разбил стеклянного рыцаря на тысячу мелких осколков, а потом принялся слизывать с них кровь, и вскоре от ее врага не осталось ничего, кроме стекла в траве, которое казалось не страшнее яркой цветочной пыльцы или кристаллического осадка времени.
8
Завтрак
С утра пораньше в ресторанчике «Лунный свет» обычно завтракали пять постоянных клиентов: четыре старика, которые сидели в конце стойки, жуя овсянку и заглядывая Вайде в вырез платья, когда она их обслуживала, и толстый, лысый, краснолицый Джон Гино, главный редактор «Граальского Следопыта», который каждое утро приходил в пятнадцать минут восьмого, садился в ближайшую к двери кабинку – хотя еле туда протискивался, наваливаясь брюхом на покрытый скатертью столик, – и читал свою собственную газету, рискуя получить разрыв сердца от переедания, ибо уминал четыре сосиски с большой порцией картофеля-фри и выпивал три чашки кофе с цикорием. Все они знали Вайду еще с тех пор, как она находилась в материнской утробе, но редко заговаривали с ней. Это Вайду вполне устраивало. Она любила утреннюю тишину. Любила косые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь жалюзи и падающие на пластиковую стойку, запах жарящегося бекона и блеск масла на плите. Раньше она бы никогда не подумала, что ей понравится держать ресторанчик, но в конце концов научилась находить удовольствие в однообразной работе и беспрерывном мелькании лиц, одних и тех же, если не считать случайных туристов и дальнобойщиков. Ресторанчик стал неотъемлемой частью ее жизни, местом, где она чувствовала себя наиболее защищенной от Марша. Но сегодня утром, собираясь отнести Гино завтрак и протянув руку за картофелем-фри, вместо жареной картошки она увидела шевелящуюся кучу крохотных мужчин и женщин, голых, с золотисто-коричневой кожей, которые трахались вповалку на белой тарелке. Она зажала ладонью рот, чтобы заглушить невольный вскрик, но не могла отвести глаз от миниатюрной оргии, что наверняка происходила сейчас в доме Марша; и он приглашал Вайду вновь занять свое законное центральное место в групповухе. Она услышала недовольный голос Гино, изъявлявшего желание получить свой завтрак, осторожно взяла тарелку, стараясь не дотрагиваться до содержимого, и отнесла к кабинке. – Ты сегодня еле шевелишься, девочка. – Гино взял двумя пальцами крохотную пышнотелую женщину с распущенными золотыми волосами, судорожно дрыгающую ногами, и отправил в рот.
Прожевал.
Вайда в ужасе смотрела, как он полил груду шевелящихся тел кетчупом, потом подцепил вилкой сплетенную в объятиях пару и перекусил пополам. Она попятилась, наткнулась на стойку.
– Что с тобой, Вайда? – Гино насадил на вилку двух худощавых смуглых мужчин и стянул их губами с металлических зубьев.
– Просто жара выбила меня из колеи.
– Сегодня нежарко. – Гино макнул молоденькую девушку головой в баночку с кетчупом, повертел там достаточно долго, чтобы она захлебнулась, и откусил половину безжизненно обмякшего тела, с которого стекали красные капли. – Для туристов, может, и жарко, но уж никак не для уроженцев Луизианы. Может, у тебя лихорадка?
Вайда ушла на кухню, прислонилась к холодильнику и стояла неподвижно, пока сердцебиение не прекратилось. Возившийся у плиты повар по имени Ансон широко улыбнулся; его круглое черное лицо лоснилось от пота. Он указал на холодильник.
– Женщина, тебе нужно залезть в этот ящик, чтобы охладиться, – сказал он.
Вайда вяло махнула рукой:
– Просто не могла смотреть, как Джон Гино жрет.
– Понятное дело. В один прекрасный день нам понадобится лебедка, чтобы вытащить его жирную задницу из кабинки.
Вайда овладела собой, глубоко вздохнула и вернулась в зал, стараясь даже краем глаза не смотреть на Гино. Она налила четырем старикам еще кофе; они глядели на нее с благодарностью и бессильной похотью. Самый старый, Тоби Эбиджин, заляпал овсянкой стойку, и Вайда, охваченная жалостью, вытерла грязь тряпкой, наклоняясь пониже, чтобы доставить старичкам удовольствие. Они пялились на нее слезящимися глазами, чавкали и хлюпали, а закончив завтрак, вновь принялись переговариваться, тяжело, с присвистом дыша.
Гино доел свой картофель-фри. Он с трудом выбрался из кабинки, стряхнул салфеткой крошки с брюха и направился к кассе, высыпал на поднос мелочь без сдачи, положил сверху два доллара чаевых и сказал:
– Картофель-фри сегодня удался на славу, Вайда. Ты сделала с ним что-то особенное.
– Нет, – сказала она дрожащим голосом.
– Во всяком случае, он удался. Если ты ничего особенного с ним не делала, не делай этого и в следующий раз.
Гино хихикнул, довольный своей шуткой, и похлопал Вайду по руке. Через несколько секунд колокольчик над дверью звякнул, возвещая о его уходе. Вайда не стала убирать со стола, где он сидел. Она проверила, не нужно ли чего еще старикам, а потом пошла в кладовую и открыла литровую банку с консервированными персиками. Срывая крышку с банки, она обвела взглядом полки – казалось, она вдруг очутилась в игрушечном небоскребе и смотрела на сечение трех этажей пентхауса, где жил Клиффорд Марш со своими прихвостнями. Целый зверинец существ мужского и женского пола, наряженных в маскарадные костюмы. Стоящие небольшими группами. Жестикулирующие. Живые. Сверкающие двуногие сирены с обнаженными грудями; мужчины в военных мундирах персонажей комической оперы; горбун в приапической маске, шныряющий взад-вперед и пихающий людей в зад своим непристойным носом; голая девочка не более двенадцати лет от роду, все тело которой расписано похабными словами. Вайда видела все это раньше: типичная для вечеринок Марша сцена. Она тупо смотрела на отвратительное сборище, понимая, что он проник в ее последнее убежище, что теперь ей нигде от него не скрыться. Потом она заметила самого Марша. Он стоял на третьем этаже – крохотный седеющий дьявол в смокинге, с ухмыляющимся загорелым лицом. И смотрел на нее. Он весело помахал рукой, потом поманил пальцем. Вскипев ненавистью, Вайда протянула к нему руку, но, прежде чем успела сжать кулак, он и все остальные растаяли в воздухе, оставив вместо себя коробки крекеров и банки томатного соуса.
Охваченная отчаянием, Вайда прижалась лбом к полке. Она подумала о Джеке, и мысль о нем придала ей сил. Если только она сумеет выбраться из Грааля. Если только сумеет выбраться. Она тяжело сглотнула, закрыла глаза, выпрямилась. Казалось, что-то бьется у нее в голове, мешая сосредоточиться. «Боже», – выдохнула она. Взяла банку персиков и заглянула внутрь. Персиков в банке не было. Вайда словно смотрела сквозь световое окно в потолке в спальню Марша. На дне банки стояла кровать, застеленная черным атласным покрывалом, на котором полулежала она сама, только моложе; с высоты белое обнаженное тело напоминало старомодную замочную скважину в черной двери, сквозь которую пробивается яркий свет. Вокруг кровати стояла дюжина мужчин, тоже голых. Они энергично мастурбировали, собираясь спустить на нее.
Вайда пронзительно вскрикнула и швырнула банку на пол. Персики повсюду. Лужа липкого сиропа. Она поскользнулась на сиропе и чуть не упала. Она завизжала от ярости, ужаса и в бешенстве принялась сбрасывать с полок коробки и банки. Крекеры, соль, горчица смешались с персиковым сиропом. Вайда бессильно опустилась на корточки в углу, в страхе глядя на учиненный разгром. В дверь кладовой постучали. «Вайда?» – позвал Ансон. И не дождавшись ответа, позвал еще раз.
– Я в порядке, – слабым голосом проговорила она.
– Тут какой-то мужчина тебя спрашивает, – сказал Ансон.
Марш, подумала она. Он прислал своего демона.
– Он говорит, что ты обещала накормить его завтраком.
Джек.
– Скажи ему… – Она с трудом поднялась на ноги. – Скажи, что я выйду через минуту.
Вайда постаралась придать лицу спокойное выражение, используя вместо зеркала консервную банку без этикетки, и по пути через кухню велела Ансону быстренько приготовить омлет и бекон. Джек сидел в последней кабинке, отвернувшись от стариков. Она принесла ему кофе, поцеловала в щеку и села напротив.
– Ты в порядке? – спросил он. – Неважно выглядишь.
– В этом виноват ты, не так ли? – Вайда натянуто улыбнулась. Она хотела рассказать Джеку про Марша, но подумала, что это спугнет его, прежде чем Форма успеет проявиться полностью. – Какие у тебя планы на сегодня?
– Понятия не имею. Может, просижу весь день на лавочке, жуя табак. У меня отлично получится. – Казалось, синие глаза Джека увидели страх, бьющийся в глубине ее существа, и приласкали взглядом. – Я тебе еще нравлюсь сегодня утром?
Вайда хотела сказать, что любит его, но сдержалась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17