Его лицо было похоже на вырезанное из камня, и по глазам нельзя было ничего прочитать. Она вдруг поняла, что он тоже ждет — прислушивается, не раздастся ли шум автомобиля на дорожке, гадает, не послышится ли стук в дверь.
Ждет, но ничего не ожидает. У него это хорошо получается, подумала она. Правда, ему довелось немало в этом практиковаться.
— И о том, какую роль сыграл тогда во всей этой истории Франклин? — негромко спросила Сиренити. — Об этом ты тоже расскажешь Роланду?
Калеб ответил не сразу.
— Наверно, нет. Какой в этом смысл? У Франклина жена и сын. Внуки. Им всем будет плохо, если сейчас швырнуть им это прошлое в лицо. И им ни к чему знать, как он все еще верен своей романтизированной версии этой истории с Патрицией.
— Интересно, почему твой отец так и не открыл Роланду имени мужчины, с которым у Патриции был роман.
Несколько секунд Калеб молчал.
— Вероятно, считал, что и так уже причинил достаточно вреда семье. Ни к чему было все усугублять, заявив, что любовником Патриции был Франклин. Тем более, что от этого ничего бы не изменилось.
— И будучи Вентрессом, он был, видимо, слишком горд, чтобы пытаться оправдать свою связь с Кристал.
— Наверно.
— Поэтому он не выдал Франклина, и это, несомненно, заставило Франклина возненавидеть его еще больше, — заметила Сиренити.
— Почему?
— Потому что от этого Франклин должен был почувствовать себя слабым. Ну и каша заварилась. Он всегда питал к Гордону недобрые чувства, но когда Патриция из-за скандала покинула Вентресс-Вэлли и Франклин увидел, что его счастье навеки разбито — по крайней мере он так думал, — он озлобился еще больше.
— В том, что она уехала, он винил моего отца.
— А в итоге получается, — сказала Сиренити, — что она, вероятно, и не любила его вовсе. Она была несчастлива с твоим отцом, чувствовала себя запертой в западне в трех тысячах километров от той жизни, которую знала, — вот и обратилась к Франклину за утешением. Но по-настоящему она его не любила.
— Наверно, нет.
— И в глубине души Франклин, должно быть, это знал.
— Еще одна причина, почему он так и не простил моего отца.
— И тебя, — добавила Сиренити.
— И меня, — согласился Калеб. — Но это не в счет. Потому что в семье меня и без него все равно никто не простил.
Не поворачивая головы, Сиренити быстро взглянула на него. Его лицо оставалось бесстрастным.
— Наверно, Франклин так остро реагировал на известие о моих фотографиях потому, что ему отчаянно хотелось верить, будто ты — точная копия Гордона. Ему хотелось думать, что ты повторяешь поступок своего отца, связавшись с женщиной, которая опозорит твою семью. Это оправдывало его озлобленность. Подтверждало его убеждение в том, что вы оба — Гордон и ты — недостойны быть наследниками Вентрессов.
— Да, наверно.
Сиренити попыталась сменить тему разговора.
— Нам повезло, что ты в свое время играл за сборную школы по бейсболу и был классным игроком. — Она вспомнила призы и награды, наполнявшие застекленную витрину в доме его деда. — Твой точный бросок спас нам жизнь. Должно быть, у тебя был потрясающий тренер.
— Моим первым тренером был дед, — сказал Калеб лишенным выражения голосом.
Сиренити перестала резать овощи.
— Правда? Это Роланд научил тебя бросать мяч?
Калеб взял свой бокал с вином и посмотрел на нее.
— Вот ты все время повторяешь, что на всех нас налипли кусочки других людей, верно?
Сиренити потрогала грифона, висящего на цепочке у нее на шее.
— Ну и что?
— Похоже, я начинаю понимать, что ты имеешь в виду.
— Калеб…
— Он не приедет сегодня, Сиренити. Я же говорил тебе, что его здесь не будет. Жаль, что ты так поддалась надежде.
— Ну, если он не сможет сегодня, значит, приедет в субботу или воскресенье. Я знаю, что приедет.
Калеб коротко качнул головой с выражением серьезной уверенности.
— Нет.
— Не могу себе представить, что он окажется таким жестким, негибким и глупо упрямым.
— Он Вентресс, и этим все сказано, — бросил Калеб.
— Ладно, я могу признать, что такого рода таланты — наследственная черта у тебя в семье. И все же считаю, что у него должно хватить здравого смысла хотя бы попытаться изменить прошлое.
— Кое-кто не хочет, чтобы прошлое менялось. Взять, например, Франклина.
Звук автомобильного мотора со стороны подъездной дорожки мгновенно заставил Сиренити замолчать. Они с Калебом встретились взглядами.
— Это кто-то другой, — мягко сказал Калеб. — Монтроуз или Ариадна.
— Нет, это он. — Сиренити отбросила полотенце и кинулась к двери.
Порыв холодного ветра ударил ее, словно тугая волна, как только она выскочила на крыльцо. Яркий свет фар ослепил ее. Она прикрыла глаза рукой, чтобы рассмотреть, кто высаживается из машины.
Из дома вышел Калеб, встал рядом и небрежно опустил руку ей на плечо.
Хлопнула дверца с пассажирской стороны, и в этом звуке послышалась какая-то бесповоротная решимость. Высокая, широкоплечая фигура шагнула вперед и остановилась, вырисовываясь темным силуэтом в свете фар. Свет бил в глаза, и лица не было видно, но Сиренити ничуть не сомневалась, кто ее гость.
— Я так рада, что вы смогли приехать, мистер Вентресс, — заговорила она, спускаясь по ступеням крыльца. — И точно к обеду.
Автомобиль дал задний ход и стал выезжать с дорожки. Роланд круто обернулся.
— Ты куда это, Гарри, черт побери?
— Вернусь чуть позже, босс, — весело откликнулся Гарри, давая газ.
— Как можно позже, — пробормотала Сиренити. — Входите, прошу вас, мистер Вентресс. Нам надо о многом поговорить.
Но большого разговора как-то не получилось. К концу обеда Сиренити начала поддаваться отчаянию. Ее надежды, воспарившие было до заоблачных высот, сейчас едва держались в воздухе. Роланд и его внук действительно обедали за одним столом, но, похоже, им нечего было сказать друг другу.
— Еще овощей, мистер Вентресс? — спросила она.
Роланд посмотрел на нее.
— Нет, благодарю вас. Я уже сыт.
Сиренити бросила на Калеба умоляющий взгляд.
— А тебе, Калеб?
— Нет, спасибо.
— Ну ладно, пойду тогда за десертом. — Она вскочила с места и стала убирать со стола. — Надеюсь, лимонный пирог любят все.
— Отлично, — сказал Роланд.
— Чай кто-нибудь будет пить? — спросила Сиренити.
— Я нет, благодарю, — сказал Роланд.
— Нет, спасибо, — пробормотал Калеб.
— Может, кофе? — предложила Сиренити.
— Нет, благодарю.
— Нет, спасибо.
Сиренити почувствовала приближение паники. Она уже исчерпала все обычные темы застольного разговора. Погода, в том числе и возможность снегопада, пока что была темой, вызвавшей наиболее оживленное обсуждение. Ее хватило почти на целых пять минут. Роланда ненадолго заинтересовали ингредиенты главного блюда, но и этот предмет был очень быстро исчерпан, а вслед за ним иссяк и коротенький разговор о состоянии горных дорог.
Она — женщина отчаянная, подумала Сиренити, разрезая на куски лимонный пирог. Для спасения этого вечера требовались экстренные меры. Что-то надо было делать, чтобы сломать лед. Неся тарелки с кусками пирога к столу, она бросила взгляд за окно. Там из теней проступали темные очертания застекленной кабины хот-таба.
Возможно, лед легче будет растопить, чем сломать.
— У меня потрясающая идея, — объявила Сиренити, ставя тарелки с пирогом перед Калебом и его дедом. — Почему бы вам не посидеть вдвоем в хот-табе после обеда?
Калеб едва не подавился куском пирога.
— В хот-табе?
Роланда это предложение явно заинтересовало.
— А знаете, мне еще не приходилось сидеть в хот-табе.
— Я уверена, что вам понравится. Очень хорошо расслабляет, — с живостью сказала Сиренити. Она сделала вид, будто не замечает странного выражения на лице Калеба. — Только вам придется сидеть там одним, без меня.
— Это уж точно, черт возьми, — с готовностью подтвердил Калеб. — Я тебя и на пушечный выстрел туда не подпущу, разве что ты добудешь себе купальник.
— Купальник у меня где-то тут валяется, — пробормотала Сиренити. — Но искать его я не собираюсь. Думаю какое-то время повоздерживаться от приема горячих ванн.
Калеб нахмурился.
— Это еще почему?
— По той же причине, по которой я не буду пить никаких алкогольных напитков в ближайшие несколько месяцев, — невозмутимым тоном сказала Сиренити. — Я начинаю тренировку.
Роланд шевельнул густыми седыми бровями.
— Какую тренировку?
— Чтобы родить малыша.
Стул Калеба с грохотом опрокинулся, когда он вскочил на ноги.
— Чтобы что?
— Я начинаю тренировку, чтобы родить малыша, — терпеливо повторила Сиренити. — Время пришло.
— Значит, ты собираешься на ней жениться? — Роланд смотрел на Калеба, сидя напротив него в бурлящей воде хот-таба. Свет внутри комнатки со стеклянными стенами не горел, но из окон домика падало достаточно света, чтобы можно было видеть недовольное выражение его лица.
— Да, и как можно скорее. — Калеб вытянул руки, положил их на край хот-таба и расслабленно откинулся назад. На мгновение у него в памяти вспыхнула картинка его первого посещения этой комнаты. Он вспомнил, как впервые прикоснулся к чудным грудям Сиренити, и как у нее перехватило дыхание, и как упоительно она приникла к нему, сотрясаемая нежными судорогами ее первого оргазма. Он улыбнулся про себя.
— Может, это и к лучшему, — ворчливо сказал Роланд. — Особенно если она не шутит в отношении ребенка.
— Я понимаю так, что идея моей женитьбы на Сиренити предпочтительнее перспективы того, что Вентрессы опять окажутся в неловком положении, заимев на своем счету еще одного незаконнорожденного ребенка?
— Я никогда не считал тебя незаконнорожденным, — проворчал Роланд.
— Нет? — Калеб смотрел на него с холодным недоверием. — А кем ты меня считал?
— Своим внуком, — спокойно ответил Роланд. — Причем единственным. Ты — это все, что осталось мне от Гордона.
Калеб медленно выдохнул.
— Кусочки других людей.
— Что?
— Ничего. Это не важно. Просто слова, которые любит повторять Сиренити.
— Она необычная молодая женщина.
Калеб наблюдал за тем, как бурлит горячая вода.
— Да, необычная.
— Ты знал, что она звонила Долорес вчера утром?
— Нет, не знал.
— Просила передать, что Филлис и Франклин предлагали ей деньги. За то, чтобы она исчезла.
Калеб нахмурился.
— Я этого не знал.
— Она сказала Долорес, что с ними дела иметь не будет. Сказала, что если уж речь идет об откупных, то разговаривать с ней должен я сам. Причем для этого мне придется приехать сюда.
Калеб почувствовал прилив раздражения.
— Я первый раз обо всем этом слышу.
— Полагаю, ей было совсем ни к чему, чтобы ты об этом услышал. — Роланд задумчиво помолчал. — Конечно, я сразу догадался, куда она метит. Хотела заставить меня сделать первый шаг.
— Поэтому ты и приехал сюда сегодня? — спросил Калеб. Ему следовало бы знать. Следовало бы догадаться, что Роланд приехал именно за этим — подумал, что ему, возможно, удастся откупиться от Сиренити.
— Нет, — покачал головой Роланд. — На свете не найдется столько денег, чтобы купить такую женщину, как она. Я это понимал с самого начала.
Тепло горячей воды снова стало медленно просачиваться к Калебу внутрь, изгоняя холод.
— Но ты все равно приехал.
— Я подумал, что ничего не теряю, приняв приглашение на обед, — ответил Роланд. — Черт побери, может, она как раз то, чего всем нам недоставало. Может, как раз и нужно время от времени вливать свежую кровь в семью — так, как это принято в коневодстве.
— Может быть. — Калеб сказал это нейтральным тоном, хотя в душе был ошеломлен той огромной оливковой ветвью, которую только что протянул ему Роланд. — Я кое-что должен тебе рассказать.
— О чем?
— О прошлом. Это длинная история.
— Знаешь, мне кажется, что не надо больше ворошить прошлое, — сказал Роланд. — Оставим-ка его в покое.
— До сих пор у нас не очень-то хорошо получалось оставлять его в покое, не так ли?
— Согласен с тобой, не очень.
— Возможно, нам это лучше удастся после того, как я расскажу тебе, что произошло вчера в Сиэтле. — Калеб помолчал, не зная, с чего начать. Потом он вспомнил семейный портрет, где он сфотографирован с родителями. — Во-первых, есть одна фотография, которую ты, по-моему, должен увидеть.
— Что за фотография?
— На ней я снят вместе с родителями.
Роланд, казалось, глубже погрузился в пенящуюся воду.
— Я не знал, что существуют такие снимки.
— Это всего один снимок. Он был спрятан в шкатулке моей матери. Он-то и привел меня к некоторым ответам на многие вопросы, которые следовало бы задать много лет назад.
— Ладно, — сказал Роланд. Это прозвучало так, будто он готовился к сражению. — Рассказывай, что ты узнал.
В этот момент что-то заставило Калеба бросить взгляд в темноту ночи за стеклянными стенками кабины. В этой темноте двигались тени. Вот за стеклом появилась пара массивных собачьих голов. Вслед за ними показалась крупная, знакомая фигура, увешанная большим количеством вооружения смертоносного вида.
— Черт побери, — проворчал Калеб. — Нашел время.
Кулаком в перчатке Блейд тихо постучал по стеклу. «Надо поговорить» — прочитал Калеб у него по губам.
Роланд резко выпрямился и уставился на фигуру за стеклом.
— Кто это, черт возьми?
— Его зовут Блейд. — Калеб выбрался из воды и потянулся за полотенцем. — Не волнуйся. Это друг.
— Он похож на персонаж из какого-то военного фильма.
— Точно. — Калеб открыл дверь. Холодный воздух, собаки и Блейд проникли во влажное тепло кабины.
— У вас гости, — произнес Блейд и уставился на Роланда.
— Да, как видишь, — сказал Калеб. — Это мой дед. Так что если дело не особенно срочное, Блейд, то я бы предложил обсудить его в другое время.
— Дело срочное, и даже очень. — Блейд снова повернулся лицом к нему. — Вторжение началось.
— Опять? — спросил Калеб.
— Какое вторжение? — С этими словами Роланд встал и схватился за полотенце.
— Не спрашивай. — Калеб жестом велел деду молчать. — Ладно, Блейд, давай с самого начала. Почему ты решил, что началось вторжение?
— Кто-то шляется вокруг хижины Эстерли.
— Вот как? Ты уверен?
— Видимо, это головной дозорный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44